|
|
24 июля в зале
гостиничного комплекса «Экватор» состоялась пресс-конференция с
Олегом Петруком,
руководителем деревни «Семейный Очаг». Будем надеяться, что она хотя бы частично сможет помочь в решении проблем. Но диалог сторон состоялся, что уже радует.
Вступительное слово Олега Петрука
Олег Петрук: Сначала несколько слов о том, почему мы все здесь находимся. Дело в том, что на протяжении последних трёх лет родители и дети, проживающие в деревне «Семейный очаг» находятся под давлением – психологическим, административным и уголовным, и если это не изменится в ближайшее время, то у нас не будет другого выхода, как уехать из Приморского края. Я скажу только о последних событиях, которые мы, кстати, можем подтвердить документами, письмами, видеосюжетами. Здесь будет говориться только правда, поэтому если у кого-то есть сомнения, можете подойти и посмотреть: всё подтверждено документально.
Итак, у нас есть три вектора проблем. Мы обращаемся именно к общественности, потому что думаем, что именно гласность сможет нам помочь и защитить наши семьи. Нашей деревне четыре года. Для справки скажу: на сегодняшний день в «Семейном Очаге» проживает 65 человек, из несовершеннолетних – 45, старше 18 лет – 7 человек, они учатся в училищах, техникумах, мы помогаем им справляться как с материальными проблемами, так и с учёбой. 6 таких ребят уже учатся, семеро поступают, двое – поступили. Также в деревне проживает 13 взрослых.
С первого дня жизни деревни начал развиваться первый вектор проблем – равнодушие со стороны Департамента образования. Это выразилось в том, что за все 4 года мы ни разу не были приглашены ни на одно мероприятие в рамках губернаторских программ, Департамента образования, хотя у нас есть около восьми писем на имя губернатора о включении нас в сиротскую программу, о посещении нашей деревни, о приглашении нас на мероприятия. Все ответы, которые давал Департамент образования, были отрицательными. Около семи писем на имя руководителей Департамента образования (сначала на имя теперь уже бывшего руководителя - Констанина Межёнова, потом на имя нынешнего - Веры Кузнецовой). Но, в принципе, равнодушие как таковое вредило нам не сильно, это не самое страшное. А в последние два года наша жизнь превратилась в такие испытание, которые нормальным людям, пожалуй, выдержать невозможно. Два года назад полностью поменялся состав Администрации Надеждинского района, и начались уголовные дела. В связи с первым из них четыре месяца нас «трясли», а за пять минут до суда заявивший человек ушёл. Также год меня пытались заставить написать заявление на сироту, который украл у нас две овцы, чтобы привлечь его к уголовной ответственности с моей стороны. Я отказывался в течение года. Потом на меня завели уголовное дело за несотрудничество с прокуратурой. Это дело закрылось случайно: приехал депутат Госдумы Татарстана, который в 1986 году служил в деревне «Семейный Очаг», и он помог. Все властные структуры края знали об этой нашей проблеме, но никто так и не взялся нам помогать.
 Когда был принят закон «О приёмной семье», мы уже более трёх лет находились в статусе опекунов. Всего было восемь семей, и четыре из них подали заявление на статус приёмной семьи. В течение семи месяцев мы преодолевали всевозможные барьеры, которые нам создавали, мы написали общее письмо и пришли в Департамент образования. Нам сказали, что дадут ответ в течение трёх дней. Но через две недели нам было объявлено, что мы не можем претендовать на статус законных приёмных семей по двум причинам: первая – у нас временное жильё (здание воинской части отдано нам в аренду на 49 лет, мы там прописаны официально), вторая причина – у нас нет достаточно большого официального дохода. Но я вам заявляю: за четыре года нами внутри создана фермерская инфраструктура, поэтому даже, несмотря на задержки выплат пособий, мы накормлены и напоены. По факту эта причина - тоже нерабочая.
За два года глава новой власти Надеждинского района ни разу не был в нашей деревне. В прошлом году нам дали землю 29 мая, при этом запретив выходить туда, пока не отдадут договор. В этом году землю дали 9 июня. Мы арендуем 50 га в селе Алексеевка. Предыдущая Администрация давала нам землю бесплатно. К тому же представители часто приезжали к нам, участвовали в фестивалях, устраивали салют, дарили арбузы, сладости. Но всё изменилось на 180 градусов. Нас бы и это не сильно волновало, если бы не череда уже упомянутых мной уголовных дел.
События весны нас просто поставили в тупик. 12 марта три наших семьи (включая мою семью) разговаривали с Ириной Смирновой (органы опеки Надеждинского района) и сделали ей замечание о том, что к нам приходят и проводят проверки без каких-либо постановлений. Акты о проверке мы получаем через месяц-два, акт о последней проверке мы получили через три месяца. Всё в них не соответствует действительности. И они нас ставят в неловкое положение, потому что представители могут заявить, что никто никогда у нас не был. Нам сказали чётко, что никто без постановления к вам больше не придёт. На следующий же день, 13 марта, группа из двух прокуроров, СЭС, пожарник, депутат местного созыва и сама Смирнова опять-таки без каких-либо документов сделали попытку к проверке наших квартир. Одну семью (Переваловых) начали проверять, и, несмотря на то, что их отец возражал, проверка была проведена. Был составлен административный протокол: в коридоре стояло несколько бачков с овощами, на полу лежал кусочек хлеба. Когда я и глава семьи Сергеевых их не пустили, на нас также были составлены административные протоколы, на следующий день вызвали в прокуратуру. Нам не предоставили никаких оснований для того, чтобы мы пускали кого-то в своё законное жильё. Всё это длилось с 12.30 до 17.30. И тут я узнаю, что двух моих приёмных дочерей – Олю Мокшину и Сашу Збаразскую – допрашивают в школе. Конечно, мы – Сергеев, Перевалов и я – собрались и поехали в школу №3. Заходим и видим: перед кабинетом стоит очередь из четырёх человек, там и Саша. Говорит: «Нас не опускают домой». Я захожу в кабинет, там сидят два человека в милицейской форме, директор школы, социальный педагог и допрашивают Олесю Мещерякову.
 Половина всех детей в тот день просто убежали из школы. У нас есть заявления детей с просьбой защитить от этого давления, потому что эта проверка – вторая за последние полтора года. Конечно, мы подали заявление в краевую прокуратуру с просьбой разъяснить наши права и возможности. Официального ответа мы не получили. Зато прошло около недели, и в газете «Известия» появилась статья, где Максим Венцель, заместитель прокурора Надеждинского района, который участвовал в проверке 13 мая, заявил: «Прокуратура признаёт: никто из детей не захотел покинуть общину, и всё же в милицию подан материал для дальнейшей проверки. После неё должно быть принято решение – возбуждать уголовное дело или нет. Я на сто процентов уверен, что «Семейный Очаг» - никакое не благое дело. Петрук нервничает, потому что боится потерять деньги. Это просто какой-то рабовладелец». Эта статья вышла в газете за 22 мая. С 25 по 31 мая был организован информационный бум: в течение шести дней и местные, и центральные СМИ транслировали и публиковали материалы о нас с пресс-листа прокуратуры Надеждинского района. На базе этого листа был сформирован пресс-релиз Намоконовой, и он являлся основанием для распространения этой информации по всей России. Там говорилось, что в «Семейном Очаге» не кормят детей, бьют их и заставляют работать с утра до вечера.
Я сегодня оделся именно так, потому что здесь – очень дорогая мне награда. Она номинировалась с 1811 года в России «За заслуги перед Отечеством». Вручали мне её в Совете Федерации по номинации Владыки Вениамина. Я получал её 20 марта, а в это же время наших детей начали приглашать в прокуратуру. Оказывается, всем основание для этого было лишь заявление какой-то учительницы о том, что я вывозил Олесю Мещерякову в лес, пытался её задушить, выдавливал из неё какие-то деньги. Обвинения те же самые, что я слышал и от Смирновой.
Недели четыре назад к нам приезжал Владыка с супругой губернатора, они вручили моей жене патриарший знак первой степени «За материнство» от Алексия Второго. 29 мая эту награду должны были вручить ей в Кремле, но нас никто об этом не предупредил. Поэтому его вручили в деревне. И как-то всё утихло, мы думали, что, может быть, наконец-то настал долгожданный покой. Но не тут-то было.
13 марта я отправил своих четверых детей на школьную практику. Через некоторое время прибегает перепуганная Саша Збаразская и говорит, что там допрашивают наших детей. Мы с отцом Переваловых сразу приехали в школу и видим: стоят два милиционера, не хотели меня пускать в кабинет, но я прошёл. Там сидят следователь и учитель младших классов и допрашивают Олю Мокшину. Тут выбегает из другого кабинета Захар, мой приёмный сын. За ним – следователь. Мы зашли вместе с Переваловым и Захаром в кабинет. Перевалова попросили выйти, меня – остаться. Я не рискнул оставаться один на один с этой командой, и мы вышли втроём. На этом наша история 13 марта закончилась. 16 марта, в 9 утра приезжает участковый и приносит по повестке в каждую из пяти семей. Я сказал, что мы все вместе подадим ходатайство о том, чтобы с детьми разговаривали не в милицейской форме, потому что это уже стресс. Далее мы предоставили два ходатайства: представить нам уголовное дело, по которому допрашивают наших детей и просьба о том, чтобы детей допрашивали в семейной обстановке. На это следователь Лысенко нам ответила: «Зачем вы устраиваете всю эту писанину? Мы вас всё равно посадим».
 Мы окончательно поняли, что находимся в зоне беспредела, когда несколько дней назад поехали отдыхать на речку, а участковый поймал всех там и вручил повестки.
Хочу сказать, что мы всем «Семейным Очагом» готовы приехать в любую аудиторию и поговорить, не верите мне – спросите у детей. И ещё: информация, которую подал Надеждинский район в прокуратуру – лживая на 80 процентов. Никаких семи заявлений об уходе детей из «Очага» не было. Да, семеро покинули нас, но у всех было юридическое и моральное право, у всех были реальные причины для возвращения в Детский дом.
Вчера нас посетила комиссия практически из пятидесяти человек. Там присутствовали представители Администрации и Надеждинского района (кроме главы), и Раздольного. Прозвучала такая фраза: «Мы всегда будем действовать в рамках закона». Ну а если этот закон убивает детей? Это уже не закон, а манипуляция какая-то.
Ещё хотелось бы сказать, что за четыре года существования «Очага» у нас выработались все пункты Президентской программы: «Многодетная семья» - у нас их пять; «Сиротская программа» - в деревне 25 детей-сирот; «Молодая семья» - у нас живут, женятся и рожают детей выходцы из детских домов, у нас уже две настоящие семьи, одна – с маленьким ребёночком; «Сельское хозяйство» - у нас свои поля, едой мы обеспечиваем себя сами; «Демография» - никто из детей не хочет уезжать из Приморского края. Ведь если мы бросим «Семейный Очаг», мы нарушим не Олега Петрука, мы не просто детей отдадим в Детдома, люди потеряют веру в нашу власть.
Рассказы детей из деревни «Семейный Очаг»
Александра Збаразская, жительница «Семейного Очага», о событиях 13 марта 2007 года:
«Я сидела возле клумб, мы были на практике. Тут моя приёмная сестра мне говорит: «Саш, иди, тебя зовут». Я сразу подумала, что, возможно, допрашивать будут, но сомневалась, потому что милиционер была одна. Я не шла до последнего, потом сама милиционер подошла и спросила, почему я не иду. Я ответила, что мне там нечего делать без моих родителей. Она сказала, что хочет задать несколько вопросов, но на мою просьбу поехать домой и там разговаривать отказала и сказала, что разговаривать будем в школе. И повела меня. Я чувствовала себя арестованной. Когда мыла руки от земли, она ни на шаг не отходила. Я решила, что если мне зададут какой-нибудь вопрос, на который я не захочу отвечать, я встану и уйду. Когда стояла и ждала, пока допросят мою сестру, мне удалось выйти на улицу. Я увидела, что к школе подъехала ещё одна милицейская машина и побежала домой через лес, чтоб меня не поймали. Потом мне сестра сказала, что меня хотели догонять».
Оля Мокшина, жительница «Семейного Очага», о событиях 13 марта 2007 года:
«Я уже заканчивала практику, когда увидела, что приехала милиционер. Она помахала рукой, мол, подойдите сюда. Я подумала, что нужно чем-то помочь и пошла к ней. Потом приехали ещё две женщины. Нас с братом Захаром повели в школу, меня посадили в один кабинет, его – в другой. Со мной села незнакомая женщина. Сказала мне, что, так как мне нет 16 лет, я должна говорить ей только правду. Долго давила на то, чтобы я не врала. Потом начала спрашивать, бьют ли меня в деревне, почему мы молимся, на какие деньги я одеваюсь, на те, что идут на нас как на неродных детей или на деньги Олега Викторовича. Я сказала, что если она хочет это знать, придётся спросить у самого моего приёмного отца. Потом, когда Саша убежала, зашла вторая женщина-мелиционер и сказала, что за нами нужно следить. А я спросила, неужели у нас нет права уйти в свой собственный дом и почему нас допрашивают без родителей. Я хотела уйти, но меня не выпустили. А потом я услышала голос Олега Викторовича.
Олег Петрук: Есть письмо, которое дети написали Президенту. Самое обидное, что куда бы мы не писали, всегда отвечают те, кто нас преследует. Письмо это очень простое, я уже даже выучил оттуда некоторые тезисы: «Уважаемый Владимир Владимирович! Если бы нас не кормили, могли бы мы занимать призовые места по теннису, бегу и т.д.?» Только в нашей семье около 70 грамот за разные виды спорта. У нас в семье есть мальчик Миша – олигофрен со степенью дибильности (диагноз поставлен не мной), который третий в крае по шахматам. «А если бы нас били, остались бы мы в этой семье жить? Если бы мы работали с утра до вечера, как бы мы могли играть на музыкальных инструментах?»
Вчера, когда к нам приезжала комиссия, Смирнова сказала, что ещё одна наша жительница – Олеся Мещерякова, написала на нас заявление. Не было никакого заявления.
Олеся Мещерякова, жительница «Семейного Очага»:
«К нам приехали из социальной опеки и хотели нас забрать. Я попросила Олега Викторовича сделать что-нибудь, чтобы нас оставили. Я очень хотела остаться. Олег Викторович пишет заявление в Администрацию Надеждинского района, ответа на которое мы не получили. За всё время, пока я жила в деревне, меня не учили плохому, наоборот – я изменилась в лучшую сторону. А совсем недавно, весной, в школе, меня вызывают в кабинет к директору. Она меня спросила о желании уехать в детский дом. Я ответила отрицательно. Она настаивала на том, чтобы я подумала хорошо, мол, звонили с Администрации, тебя все ждут в Детском доме. Предлагала мне денег на такси, чтобы доехать туда, а там, мол, меня ждёт Ирина Владимировна Смирнова. Конечно, и на это я ответила отказом. И прозвучала такая фраза: «Ты сейчас собираешь вещи и, не заходя в деревню, уезжаешь в Детдом». Я развернулась и ушла.
Спустя некоторое время мне приходит повестка, чтобы я пришла на допрос в качестве свидетеля. Меня вырывают с урока, где нужно было писать изложение, сообщив, что возле дома меня будет ждать милиция. Я пришла, и мой приёмный родитель везёт меня в Раздольное, где меня допрашивает участковый. Потом сказали, что нужно ехать на допрос в Надеждинск. Я знала, что у меня есть право на то, чтобы на допросе присутствовал опекун. Когда я сказала, что не хочу отвечать без родителя, меня спросили, неужели меня так запугали в деревне, что я всего боюсь. Потом речь пошла о заявлении учительницы, меня спрашивали, правда ли, что нас морят голодом и избивают. В заявлении также было указано, что Петрук Олег Викторович вывозил меня в какую-то деревню, там душил и бил. Это – полная ложь! Я вообще не знаю, кому в стране можно верить, если нас так подставляют!».
Олег Петрук: Здесь сегодня также присутствует Галя Кавун, которая покинула деревню по личным обстоятельствам. За последние два месяца её дважды вызывали на допрос.
Галя Кавун:
Я ушла из «Семейного Очага» по причине того, что нужно было решить вопрос с квартирой. Ко мне в деревню приезжали мама и сестра. Сестра попросила, чтобы я покинула «Очаг». Я подошла к Ирине Владимировне Смирновой и попросила о помощи с квартирой. Она сказала, что мне нужно лишь выписаться из «Очага» и вписаться в квартиру, в остальном она мне поможет. Я это сделала, пришла к ней, а она сказала, что ничем помогать не собирается.
В июне ко мне в первый раз пришёл милиционер. Я как раз выходила в магазин. Потом приходили оперуполномоченный и участковый и сказали мне собираться и идти с ними. На вопрос о том, что случилось, ответили: «По уголовному делу». Я – в панику. Они говорят: «Нам сказали, чтобы мы вас привели». Привели к следователю, и он начал расспрашивать: били ли меня, обижали ли. Я отвечала правду: «Никто меня не бил и не обижал». Также допрашивали и мою сестру.
В следующий раз пришёл ко мне уполномоченный по делам несовершеннолетних и опять отправил к следователю. Я зашла в кабинет и увидела там бывшую жительницу «Очага» - Татьяну Норкину. И она начала на меня давить, мол, говори правду. В общем, вместе со следователем они начали настраивать меня против деревни. Я им ясно сказала, что врать и клеветать не собираюсь. Мне там всегда нравилось и я жалею, что ушла оттуда и хочу обратно. Ирина Владимировна хочет, чтобы все дети оказались в Детдоме».
Отзывы о деревне «Семейный Очаг»
Олег Петрук: Дети в «Семейном Очаге» - открыты. Вы можете приехать и пообщаться без каких-либо проблем. Но есть ещё такой момент: может, вы помните, что в 2005 году Светлана Шпилько сняла о нас фильм «Чужих детей не бывает». И тогда Мархаба Гариевна Гарафутдинова и её сын, дядя детей Насти и Жени, нашли таким образом своих родственников. И Мархаба Гариевна оформила опеку. Они уехали в Уфу прошлым летом. Спустя полгода я получил от неё первый звонок и сообщение о том, что дети не адаптировались. И пришли официальные письма Олегу Пинскому (глава Надеждинского района), Смирновой, мне, как руководителю, деревне и семье Гончаренко с просьбой помочь детям вернуться сюда и учиться здесь в учебных заведениях. А у них ещё и мама здесь, хоть и асоциальная, но она есть.
Мархаба Гарафутдинова, бабушка Насти и Жени, жителей «Семейного Очага»
«По стечению обстоятельств связь с этими детьми была прервана. Но мой сын искал в Интернете Женю и Настю. И нашёл фильм «Чужих детей не бывает», как будто специально сделанный для нас, где увидел их обоих. Мы связались с Олегом Викторовичем и решили, что всё-таки дети должны жить с родственниками. Они дали согласие, я оформила все документы и приехала за ними. Пока оформляли опеку, я жила в деревне три недели. Я видела, откуда я их забираю. Я видела и фестиваль, и свадьбу с венчанием, я видела радостных детей, которые здесь живут. Я была с ними на поле, где они поработают играючи полтора час и идут отдыхать. Когда внуки жили у меня, у Насти всегда был открыт блокнот, где лежала фотография детей из «Семейного Очага», у Жени – то же самое. При разговоре «у нас» - значило, что в деревне, а «здесь» - у бабушки. Хотя мы, конечно, когда привезли их, сказали: «Это – ваш дом, мы вместе здесь будем жить». Но они очень скучали.
Прошло полгода, Настя оканчивала 11 класс, Женя – 9, и мы начали говорить о том, куда бы они хотели поступить. Настя сказала, что здесь поступать не будет, а будет поступать в «Уссурийскую сельскохозяйственную Академию». Хотя в Уфе много институтов. Но она была настроена категорически. Она видела, что мы её за это не наказываем, а просто беседуем, и начала настаивать на том, чтобы вернуться. Я даже боялась звонить по телефону в деревню, потому что она как услышит голос Олега Викторовича или Виктории Витальевны, сразу чуть не в слёзы. Я разговаривала с психологом, и он мне сказал: «В этом возрасте приучить к себе детей очень сложно. Лучше будет, если вы её увезёте, иначе ни родственных связей сохранить не получится, ни внуков не удержите». Мы через Интернет послали заявление для опеки. И тут звонит мне Смирнова, мол, что у вас случилось. Я всё объясняю. Она сказала, чтобы написали заявление в свою опеку, чтобы они им запрос официальный прислали. На этот запрос Смирнова в ответ позвонила в Администрацию и сказала, что детей туда отправлять нельзя, там заведено уголовное дело. Приходили из нашей опеки к нам домой, беседовали с детьми, уговаривали их поступать учиться в Уфе. Но нашу-то опеку можно понять, у них есть официальный документ. Но Настя решения своего не поменяла и сказала, как только ей будет 18 лет, всё равно туда уедет. У неё была мечта: взять маму в «Семейный Очаг» и исправить её.
После того, как у нас побывали представители опеки, мне дали копию письма от 6 июня, которое прислала Ирина Смирнова, в котором сказано, что на родителей деревни заведено уголовное дело, и детей туда ни в коем случае не отдавать. Собрали Попечительский Совет в Администрации, где уже просто строго-настрого запретили отправлять туда детей.
То, что Настя на грани срыва я поняла, когда увидела на её столе тетрадный листок, где было написано «Семейный Очаг - мой дом», там же она написала: «Семья Гончаренко», всех-всех перечислила, нарисовала маму, папу и себя посередине, и они держатся за руки. А на другой стороне написала: «Мои любимые родители» и в столбик – мама Вита, папа Толя, и так на всю страницу. Вот как она сюда рвалась. И я поняла, что у меня нет права детей тут удерживать. Ещё Настя написала обращение к Президенту. И мы пошли в нашу опеку и отдали это письмо, так как нам предложили передать его в Администрацию. Администрация его получила. В письме Насти есть слова о том, где она хочет жить и учиться, о том, что по телевидению была дана ложная информация о «Семейном Очаге» и в конце она написала: «Пожалуйста, помогите нам вернуться в деревню до начала вступительных экзаменов в учебных заведениях». Это не мои слова, это слова моей внучки.
И вот мы приехали. Настя сдала уже два экзамена, осталось сдать третий. Женю мы определили в училище.
Олег Петрук: Ещё хочется сказать об одном моменте. Сегодня с нами здесь Анатолий Иванович Шалаев, это тоже наш папа, который в одиночку воспитывает троих мальчиков, и в прошлом году он взял на воспитание Сергея Виноградова, чей дедушка – Леонид Викторович - тоже сегодня здесь присутствует.
Леонид Викторович: Мой внук остался сиротой. Остался в доме один, где не было отопления, и заболел воспалением лёгких. Тогда его приютил «Парус Надежды», за что им огромное спасибо. Я его там проведывал, Сергей был очень доволен, поправился. Потом его направили в санаторий по заключению врачей. После санатория он захотел жить в «Семейном Очаге». После переезда я тоже к нему приходил, и он сказал, что здесь ещё лучше: и в футбол играют, и на лошадях катаются. Я спрашиваю о работе, а он отвечает, мол, ерунда – два часа поработать – морковь посеять, огурцы, а потом отдыхать и купаться идём. Я зашёл в столовую, там мне тоже понравилось очень. Тут начали говорить, что «Семейный Очаг» распадается, что здание вообще непригодно для жилья. А я посмотрел и ничего непригодного там не увидел: стены там метровые, холод не пропускают, освещение, отопление. И тут мне звонят и говорят, что Сергея будут переселять в Славянку. А я говорю: «Как же это так? Ведь если и переселять, то об этом должен знать и прокурор, и родитель, и вообще, в первую очередь должны спросить у ребёнка, хочет он того или нет, а с ним не посоветовались». Ребёнок остался сиротой – это какой стресс он перенёс. А сейчас хотят ему ещё удар по психике нанести.
Ведь когда эту казарму старую рушили – все молчали! Наверное, думали, что всем кирпичи достанутся, вот и молчали.
Я прошу, чтобы нас с внуком не разлучали. Ведь здоровье уже неважное, в Славянку я ездить не смогу. Нужно дать дорогу молодым, ведь на них всё наше будущее и держится!
Василий Безрученко, главный тренер по греко-римской борьбе общества «Трудовые резервы»: Четыре раза мы приезжали в «Семейный Очаг» с Президентом Федерации греко-римской борьбы Владивостока. Так получалось, что мы спонтанно собирались и приезжали. И ни разу не было такого, чтобы нас куда-то не пустили. Впервые я там был, когда совсем не было ремонта: окна выбиты, пол взлохмачен. Когда мы приехали во второй раз, изменения были очевидны: мальчишки своими руками настелили пол, сделали хороший борцовский зал. Мы провели там три совместные тренировки. Ребята из «Очага» уже четыре раза принимали активное участие в соревнованиях на призы экс-мэра Владивостока – Виктора Нечаюка. В общем, когда я узнал из СМИ о том, что осуществляется какое-то давление, у меня появился вопрос и к комиссия по делам несовершеннолетних, и к прокуратуре: как можно, не разобравшись, создавать какой-то прецедент? Я только за «Семейный Очаг»!
Пётр Довганюк, представитель Общественной Палаты г. Владивостока: Вчера я в третий раз посетил деревню. Там ходят светлые дети, от них сияние исходит. Они вежливые и воспитанные. Там не матерятся, там не курят. В чём лично я вижу преступление Петрука (их два): первое заключается в том, что он абсолютно «нахально» осмелился исправлять ошибки нынешней власти! В богатейшей стране не уменьшается количество бездомных детей. Вот Петрук виноват именно в том, что он исправляет эту ошибку, причём успешно. Второе преступление в том, что в кабинеты чиновником он не входит «на полусогнутых». Он ходит с поднятой головой и так воспитывает детей. Но Администрация Надеждинского района тоже кое в чём формально права. Юрий Крысанов (заместитель главы Надеждинского муниципального района) на вчерашней комиссии сказал: «Мы будем действовать в рамках закона». Конечно, он не мог сказать, что будут совершаться действия вопреки закону. Но делайте всё так, чтобы, не нарушая закона, дать вовремя землю, посодействовать развитию деревни. Ведь то, что сейчас делает Петрук – это восстановление разрушенного Раздольного. Ведь не судят тех, кто разрушил эти казармы, их даже не ищут, а тот, кто восстановил эти казармы – виноват.
А та комиссия, которая работала вчера, состояла из СМИ: «Народное вече», «Арсеньевские вести», «Далёкая окраина». Отказалась принять участие Администрация Приморского края в лице Кузнецовой Веры Ивановны. К сожалению, не смогли прийти «Панорама» ОТВ и Дмитрий Новиков («Сталкер»). Также присутствовали фонд «Мама», депутаты трёх уровней, представители партий «Яблоко», «Справедливая Россия», «КПРФ», «Единая Россия». То есть, комиссия не состояла специально из тех людей, которые бы защищали Петрука. Но, тем не менее, мы все пришли к выводу: «Семейному Очагу» нужно не только помогать выстоять, но и развивать его. Я убедительно прошу Прокуратуру не принять моё выступление как давление и учесть работу нашей комиссии.
Выступление прокуратуры (Владмимр Мазур, начальник отдела по исполнению законов о несовершеннолетних и молодёжи)
В. И. Мазур: По поводу деревни возбуждено единственное уголовное дело по статье 156 УК РФ «Неисполнение обязанностей по воспитанию несовершеннолетних». Сегодня, как вы заметили, мы услышали одну точку зрения – «всё хорошо, всё замечательно». Но есть другая точка зрения, например, некоторых бывших воспитанников. Они говорят о том, что их не всё там устраивало. Для того чтобы выработать какую-то одну точку зрения и проводится расследование по уголовному делу. Я, честно говоря, не понимаю, почему Олег Викторович и, следственно, дети так негативно относятся ко всему тому, что делается в рамках этого расследования. Мне на самом деле кажется, что нужно действовать максимально открыто, и также всё пояснить, как вы это сделали сегодня. Тогда все проблемы решатся. Другой вопрос вот в чём: вы настаиваете на том, что вы являетесь законными представителями детей, и по закону это действительно так. Но УПК РФ говорит о том, что в тех случаях, когда интересы законного представителя вступают в противоречия с интересами детей, следователь или прокурор принимает решение о допуске других представителей, а такими представителями могут быть органы опеки и попечительства.
Я соглашусь с вами с тем, что вас не устраивает Смирнова. Этот вопрос решаем, причём без всяких проблем – это может быть любой другой представитель органов опеки и попечительства. Поэтому давайте сотрудничать! Ведь чем скорое мы выясним истину, тем лучше будет. И мы сможем сказать уверенно: «Да, «Семейный Очаг» - это хорошо, там нет никаких нюансов с воспитанием детей, там нет принудительного труда, нет насилия и туда нужно отдавать детей на воспитание».
О рамках. В связи с тем, что вы – приёмный родитель, органы опеки и попечительства, во-первых, должны вам помогать, а во-вторых – контролировать. Причём во всём: в воспитании, в обращении и так далее. Может, я ошибаюсь, но мне кажется, что вы этот контроль понимаете так: «Я позволю – вы придёте». А на самом деле, простите, если будет прямо сказано, органы опеки и попечительства должны жить у вас в деревне! И для них не должно быть закрытых уголков, они должны знать всё, что происходит с детьми. Вот это – открытость. Это выполнение органами опеки и попечительства своих обязанностей.
-
Тут говорилось о том, что несовершеннолетних допрашивали в отсутствии взрослых. Хотелось бы уточнить, насколько это законно?
В. И.: Мазур: Несовершеннолетний свидетель или потерпевший вызывается на допрос не только повесткой, а также может быть вызван администрацией учебного заведения или администрацией по месту его работы. Мы слышали, что детей допрашивали в стенах школы в присутствии педагогов. А УПК РФ не требует того, чтобы был именно тот педагог, который обучает.
Вопросы журналистов
- Кто, на ваш взгляд, стоит у истоков вашей проблемы?
Олег Петрук: Во-первых, Департамент образования. Четыре года назад понятие «приёмная семья» не вызывало особенно положительных эмоций. Их было всего шесть, включая меня. Поэтому мы стали таким вот примером «не для подражания». То есть, проще говоря, чтобы отдать землю китайцам, нужно доказать, что все крестьяне – тунеядцы и алкоголики. Доказали – отдали. Колхозы и совхозы разорены. Чтобы отдавать детей за рубеж, нужно доказать, что российского прецедента благополучного устройства семьи нет, ибо все заняты политикой, бизнесом, алкоголем – чем угодно. Этот конфликт – конфликт интересов доказывается очень просто – фактурой.
Во-вторых, это новая Администрация Надеждинского района. Начались ревизии, тут не понять какие многодетные семьи живут, без «крыши». Плюс 50 га земли – есть над чем задуматься. Вы и без меня знаете, в какой цене нынче земля.
И, в-третьих, я понял, что есть-таки в России есть что-то типа борьбы со всем славянским, православным. Мы действительно учимся и стараемся жить при православной культуре. Я сделал такие выводы потому, что мы – не единственная община, живущая по православным канонам, и все такие общины подвергаются прессингу.
Вот эти три причины, которые вижу я. Ну а о тех, кто придумывает нам всё новые и новые испытания могу сказать одно – они равнодушны к детям. У них фраза одна: «Мы в рамках закона». Владыка Вениамин написал сопроводительное письмо Жекову, Журавский его принял и ответил Владыке, что будет-таки создана комиссия, но мы так и не дождались. Вот мы показываемся вам официально открыто – никто не хочет смотреть!
- Мне звонили из артёмовской школы для слепых и слабовидящих и хотели наладить с вами контакты, чтобы прислать вам нескольких детей. Они вас нашли?
Олег Петрук: Да, они мне звонили, но пока идёт уголовное преследование «Семейного Очага», мы, к сожалению, никого не можем принять.
Для справки: первые два года исключительно на свои средства мы проводили летний лагерь, где отдыхали не только наши дети, но ещё 70 человек из Детских домов Владивостока и Приморья. После каждого лета хотели остаться у нас 40 человек, но мы могли оставить только 10. |
Пресс-конференция с Олегом Петруком
- 27.07.2007
Поделиться с друзьями