Первое утро в Чаньчуне. В этот день мы собирались в императорский Дворец Пу И — одно из самых известных туристических мест Чаньчуня. Из отеля вышли, оленей не встретили. Но воспоминания о вчерашнем красавце еще не стерлись из памяти (Да они не стерлись и сегодня, спустя три месяца после нашего путешествия, когда нашлось время для этих заметок).

Широкие дороги — не всегда плюс

Пока добирались до места, успели ощутить на себе главную проблему столицы провинции Дзилинь — дорожно-транспортную. И самому городу, и его многочисленным гостям, и миллионам жителей очень не хватает метро. Дорожная инфраструктура развита хорошо, но отличительная особенность Чаньчуня — наличие широченных магистралей и огромного количества перекрестков, регулируемых светофорами.

Так что ехать к месту назначения можно очень долго. Я даже не назову этот процесс пробками… Это какое-то часто повторяющееся состояние ожидания зеленого сигнала светофора на твоем пути. Долго и скучно! Однажды засекла время пересечения перекрестка автобусом, в котором мы ехали. Отстояв свою очередь на светофоре, тронувшись с места на зеленый сигнал, ни разу не затормозив и набрав скорость километров 40, автобус пересек перекресток только через 30 секунд. Полминуты на проезд одного перекрестка? Да, дороги в Чаньчуне очень широкие. Переходить их пешком — тот еще вид спорта. Кстати, не каждый перекресток оснащен светофорами. Пешеходам предлагается переходить его по зебре. Тот, кто бывает в Китае, знает, что для автовладельцев и таксистов пропускать людей даже на пешеходном переходе — не принято. Так что, бег на короткие дистанции с максимальным ускорением — самый распространенный вид спорта для бесколесных граждан Чаньчуня.

Но власти Чаньчуня обещают открыть, наконец, первую ветку метро уже в 2017 году. По словам переводчика, встречавшего нас в первый день на вокзале, 4 станции первой ветки метро уже достроили и готовят к запуску. Постараемся проверить!

Вот с такими, исключительно транспортными, испытаниями мы добирались до Иператорского дворца Пу И. Он расположен достаточно далеко от центра города.

Мы ехали к месту, которое априори не могло быть радостным, веселым и жизнеутверждающим. Расскажу чуть более подробно, почему.

Последний император — судьба как колодец личных трагедий

О личности последнего императора Китая из династии Цинь написано много. Есть даже известный фильм Бернардо Бертолуччи «Последний император». Он — о Пу И.

Люди по-разному относятся к этому человеку. Лично для меня это имя — символ величайшей трагической судьбы.

Едва ли не каждый народ на земле может рассказать миру о роли личности в истории. И рассказы эти, как правило, написаны кровью. У Пу И — своя страница в подобной жестокой исторической энциклопедии. Частично он рассказал ее сам, в автобиографической книге «От императора к гражданину». Ход событий по этой книге можно восстановить, но вот то, что творилось в душе этого человека при проживании этих самых событий — вряд ли. Он их не особо описывал. Да это и понятно. Мало кому под силу передать и выплеснуть на всеобщее обозрение гамму чувств, пережитых при принятии неоднозначных, спорных решений. Или передать ужас, боль и стыд за их последствия.

Так уж случилось, что судьба этого человека оставляла его не раз и не два на пороге невыносимого выбора — когда от твоего «да» или «нет» зависит жизнь тысяч людей. И какой бы отрезок его жизни не был взят для изучения, в нем всегда — личная трагедия. Так было с ним в ту пору, о которой принято говорить «под стол пешком ходил», когда в 2 года его объявили императором Поднебесной, практически лишив детства, и перевезли в Пекин, в Запретный город.

Так было и в его подростковом этапе — когда от императорского престола пришлось отречься. Запретный город превратился для него в Запертый. В стране началась новая политическая эра, народная. И бывшего Императора предпочитали держать за закрытыми дверями. Так было и после Второй мировой войны и отсидки в лагере для военных преступников. Пережив и лагерь, и раскаяние, и стыд, и попытки самоубийства, он все же вышел на свободу. Выходить пришлось под прицелы фотокамер и под пристальный взгляд лидеров коммунистической партии.

В итоге этот человек, сидевший когда-то в прямом смысле этого слова, на самой вершине власти в Великой Поднебесной империи, в зрелые годы работал уже простым садовником, подстригал кусты в Пекине, получал зарплату в размере 100 юаней в месяц и был почти счастлив этой своей новой жизни в статусе обычного гражданина. Конечно, из него сделали своеобразный живой экспонат, на который при любом удобном случае показывал рукой Великий Кормчий Мао Цзедун со словами: «Вот пример правильного пути — под руководством партии даже император предпочитает жизнь обычного гражданина».

Но была в жизни этого человека и еще одна, самая страшная и стыдная пора, за которую его ненавидят. И происходило все именно в Чаньчуне.

От слабости характера — к предательству и убийству

Между периодом Запретного запертого города в Пекине в 20-х годах и периодом стрижки кустов роз в Пекине в конце 50 — и начале 60-х годов, был черный период Императорства в игрушечном государстве Манчжоуго. Манчуко, как это государство называли те, кто его нарисовал и создал. Японцы. Военная интервенция и оккупация северо-восточных провинций Китая со стороны Японского государства продолжалась 16 лет.

И в этот период Пу И согласился стать императором придуманной японцами страны. Стать марионеткой. И под его «императорством» здесь творились страшные, нечеловеческие преступления против его же народа. Фашизм всегда жесток, уродлив и бесчеловечен. Но японский фашизм времен второй мировой войны превзошел все остальные формы по степени безжалостности.

Этот период стал жуткой трагедией. И память о ней хранят музеи Харбина, Даляня и Чаньчуня. Но именно здесь, в Чаньчуне, находилась столица режима и резиденция Императора Манчжоуго — того, кого в Китае, да и во всем мире знают под именем Айсен Джиоро Пу И. Японский период присутствия в Китае закончился в 1945 году. А резиденция стала Музеем в 1996. Сохранили. Отреставрировали. Берегут. И настойчиво показывают всем поколениям. Чтобы помнили.

Зеркало истории. Сгорает от стыда

Резиденция Императора представляет собой мини-мини-копию Запретного города Пекина. Но с заметным влиянием западного стиля. Как и там, здесь основную часть территории, зданий и помещений занимали мужчины. В специальных залах и кабинетах вели дела, проводили переговоры, принимали послов и делегации, устраивали чайные церемонии, выслушивали доклады, проверяли отчеты с мест, давали указания, как вести дела в занятых провинциях. Здесь «государевы люди» работали, здесь же и отдыхали. В оформлении и стилистике помещений очень заметны японские традиции.

Женская половина, как и в Запретном городе, по математическим меркам половиной не была.

Четверть от того пространства, что освоили для своих целей мужчины, в отдельном здании занимали женщины. Другой дизайн, более легкий, воздушный, светлый и солнечный. Пу И, кстати, предпочитал жить именно в женской части резиденции. Не столько потому, что его тянуло к женам, сколько потому, что боялся слежки и прослушки от своих японских «кураторов».

Запомнилось мне его зеркало.

Облупившаяся амальгама, видевшая и запомнившая образ и черты Императора, словно передавала его же раскаяние и стыд. Как бумага, сгорая, сворачивается и превращается в пепел, так и здесь — тончайший металлический слой ртути умирает, сворачивается, «сгорает» по сей день. От стыда за то, чему стал свидетелем.

О музее могу рассказывать долго, в нем очень много самых разных и интересных объектов, местечек, зон и локаций. Бомбоубежище, бассейн, остатки храма в честь японского бога Аматерасу, привезенного специально для Пу И из Японии и сожженного самими же японцами при бегстве из дворца в 1945 и многое другое, интересное для тех, кто любит и ценит историю.

Из Музея Императора — в Музей… смерти

В этом, достаточно большом комплексе зданий, служебных помещений и специальных мест, есть два, которые врезались мне в память навечно. Одно из них переполнило ужасом и ощущением присутствия смерти, а второе — наоборот, наполнило радостью жизни и любовью к ней.

При выходе из комплекса зданий Императорского дворца, билет в который обошелся в 80 юаней, вы попадаете к стенам и входу в другое здание, вход в который бесплатен. Музей истории японской оккупации. Три этажа жути. Здесь собраны документальные свидетельства всех зверств и безжалостности действий японских военных, совершенных в северо-восточных провинциях Китая.

Первый этаж — хронология событий. С дубляжом на английском языке. Второй этаж — примеры испытаний над жителями провинции Дзилинь: газовых камер, химического оружия, пыток. Тоже с текстами на английском. И третий этаж, который меня добил. Такого я не ожидала, ибо, даже несмотря на то, что я знала о тех фактах, которые были представлены на первом и втором этаже, об этих я не слышала и подумать не могла. На третьем этаже Музея японской оккупации нет ни одной буквы латинского алфавита. Все написано только на китайском языке. Здесь собраны факты извлечения снарядов с химическим оружием, специально оставленных, спрятанных, закопанных японцами в земле оккупированных когда-то провинций.

Снаряды эти извлекаются и по сей день. Тысячами. Ибо строится Китай очень интенсивно. И был период, когда строители не были готовы к тому, что в чистом поле, на котором бульдозеры начинают разравнивать землю для строительства жилых микрорайонов, могут вдруг разорваться задетые гильзы с ядовитыми газами.

Фотодокументы этих страшных для человеческой кожи, глаз, рук и ног последствий врезались в память, как запомнилось и невероятное количество уже извлеченных снарядов. Китайцы научились их вовремя обнаруживать, извлекать и утилизировать. Эту задачу теперь вынужденно решает целая индустрия. По сути, японцы из сороковых обеспечили страшной и опасной работой китайцев почти на целый век вперед.

Как это вообще возможно?

С этим незаданным вслух вопросом и ужасом в душе мы и вышли за пределы этих двух музеев: Дворца императора Пу И и Музея японской оккупации.

И ноги принесли нас в неожиданное место. Чаньчунь!

Чаньчунь улыбнулся

Показав кусок своей грустной истории, словно убедившись в том, что она затронула нас до глубины души, он вдруг решил напомнить о себе другими красками и впечатлениями. Он опять играл с нами, внезапно открывая какую-то новую дверь, похожую на дверь за камином Папы Карло, ведущую к детскому удивлению и радости.

На территории резиденции Пу И есть императорский ипподром. Я видела его на схеме около билетных касс, но совершенно не ожидала увидеть здесь лошадей! «Боже, какие красивые! Ой, а почему грязные-то такие?» — две противоречивые мысли в одну секунду. Вот он, женский ум! Два красавца, гордо потряхивающие головой, сразу же отвернулись от нас. «Почему на них столько песка? За ними не ухаживают, что ли?» Словно услышав мои мысли, один из двух представителей лошадиного мира специально для меня устроил демонстрацию.

Того, как надо радоваться жизни! Оказывается, для этого достаточно просто и с удовольствием…поваляться в песке! Подрыгать стройными, длинными лошадиными ногами, устремленными к небу, и покататься на спине, тихонько покряхтывая от восторга!

А потом, вскочить и помчаться прочь, демонстрируя восхищенным двуногим зрителям все грацию и мощь самого красивого на свете животного.

Хотя иногда называть лошадей животными язык не поворачивается. В лошадиных глазах плещется столько ума и достоинства, что не каждому человеку дадено.

Спустя несколько секунд мои глаза увидели ЕГО. Это был конь-император! Высоченный, настороженный и свободолюбивый. Мои 174 сантиметра находились где-то в районе его плеча. Я никогда не видела столь величавого и красивого животного. Жаль, поговорить не дали…

Но глядя на него здесь, в резиденции марионеточного императора Пу И, я поняла, почему он так любил бывать здесь, на своем ипподроме. Эти лошади олицетворяли для него то, чего у него никогда не было — свободы. Свободы даже там, где пространство ограничено забором ипподрома. Лошади даже здесь умудряются сохранять достоинство и оставаться свободными. А люди — нет.

И еще одна мысль застряла в голове именно здесь, рядом с императорским дворцом и Музеем оккупации: когда люди теряют человеческое лицо в борьбе друг с другом, вершиной эволюции становятся животные. Прекрасные, умные, свободные и очень гордые. Как этот, ставший для меня моим личным символом Чаньчуня, Конь-Император.