1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31

«Был один че­ло­век из Ра­ма­фа­им-Цо­фи­ма, с го­ры Еф­ре­мо­вой, имя ему Ел­ка­на, — по­вест­ву­ет Биб­лия. — У не­го бы­ли две же­ны: имя од­ной Ан­на, а имя дру­гой Фен­на­на; у Фен­на­ны бы­ли де­ти, у Ан­ны же не бы­ло де­тей». Вот од­на­жды, при­дя в Си­лом для по­кло­не­ния свя­той ски­нии, Ан­на про се­бя по­мо­ли­лась ко Гос­по­ду, дав обет, что ес­ли Бог по­шлет ей сы­на, она от­даст его в храм. Быв­ше же на сту­пе­нях хра­ма и свя­щен­ник Илий. Ви­дя, как жен­щи­на сто­ит у две­рей и ше­ве­лит гу­ба­ми, не про­из­но­ся ни сло­ва, он сна­ча­ла по­ду­мал, что она пья­на. «Нет, я не пья­на, — ска­за­ла Ан­на, — но из­ли­ваю ду­шу свою Гос­по­ду». «Иди, даст те­бе Гос­подь по сло­ву тво­е­му», — ска­зал Илий.

И вско­ре Ан­на за­ча­ла сы­на. И на­зва­ли его Са­му­ил, что озна­ча­ет «ис­про­шен­ный у Бо­га». Вы­кор­мив его, она при­шла вновь в Си­лом­ский храм и, об­ра­ща­ясь к свя­щен­ни­ку Илию, ска­за­ла: «О сем ди­тя­те мо­ли­лась я, и ис­пол­нил мне Гос­подь про­ше­ние мое. И я от­даю его Гос­по­ду на все дни жиз­ни его». Са­му­ил стал по­след­ним су­ди­ей из­ра­иль­ским и про­ро­ком. Ан­на же ро­ди­ла му­жу еще трех сы­но­вей и двух до­че­рей.

Свя­тая про­ро­чи­ца Ан­на со­сто­я­ла в су­пру­же­стве с Ел­ка­ной и бы­ла бес­плод­ной. Ел­ка­на взял се­бе еще дру­гую же­ну, Фен­на­ну, от ко­то­рой рож­да­лись де­ти. Ан­на силь­но скор­бе­ла о сво­ем не­сча­стии, и, каж­дый день мо­лясь о раз­ре­ше­нии бес­пло­дия, да­ла обет по­свя­тить ди­тя Бо­гу. Од­на­жды, ко­гда она пла­мен­но мо­ли­лась в хра­ме, свя­щен­ник Илий ре­шил, что она пья­на, и стал ее упре­кать. Но свя­тая крот­ко из­ли­ла свою скорбь и, по­лу­чив бла­го­сло­ве­ние, вер­ну­лась до­мой. По­сле это­го Ан­на за­ча­ла и ро­ди­ла сы­на, ко­то­ро­го на­зва­ла Са­му­и­лом (что зна­чит «Ис­про­шен­ный у Бо­га»). Ко­гда ре­бе­нок до­стиг от­ро­че­ско­го воз­рас­та, мать са­ма при­ве­ла его к свя­щен­ни­ку Илию, и тот оста­вил Са­му­и­ла слу­жить при ски­нии (1Цар.1, 2:1-21).

Свя­ти­тель Иоасаф ро­дил­ся в При­лу­ках, быв­шей Пол­тав­ской гу­бер­нии, 8 сен­тяб­ря 1705 го­да, на празд­ник Рож­де­ства Пре­свя­той Бо­го­ро­ди­цы. При кре­ще­нии на­зван Иоаки­мом. Он про­ис­хо­дил из древ­не­го бла­го­че­сти­во­го ма­ло­ро­сий­ско­го ро­да Гор­лен­ко­вых. В 1712 го­ду 7-лет­не­го Иоки­ма отец от­дал в Ки­ев­скую ду­хов­ную ака­де­мию. В сте­тьфу! ака­де­мии он ощу­тил вле­че­ние к мо­на­ше­ской жиз­ни. 7 лет ис­пы­ты­вал се­бя бу­ду­щий свя­ти­тель и, на­ко­нец, от­крыл­ся ро­ди­те­лям. Дол­го мать с от­цом упра­ши­ва­ли сы­на-пер­вен­ца не при­ни­мать мо­на­ше­ский по­стриг. Но в 1725 оду он тай­но от них при­нял ря­со­фор с име­нем Ила­ри­он в Ки­ев­ском Ме­жи­гор­ском мо­на­сты­ре, а 21 но­яб­ря 1727 го­да был по­стри­жен в ман­тию с име­нем Иоасаф в Ки­е­во-Брат­ском мо­на­сты­ре. Это со­бы­тие сов­па­ло с за­вер­ше­ни­ем обу­че­ния в ду­хов­ной ака­де­мии. Через год инок Иоасаф был хи­ро­то­ни­сан ар­хи­епи­ско­пом Вар­ла­а­мом Во­на­то­ви­чем в сан иеро­ди­а­ко­на. Его оста­ви­ли пре­по­да­ва­те­лем в Ки­ев­ской ду­хов­ной ака­де­мии. По­сле смер­ти прео­свя­щен­но­го Вар­ла­а­ма Ки­ев­ской ка­фед­рой стал управ­лять ар­хи­епи­скоп Ра­фа­ил За­бо­рос­кий. Ар­хи­епи­скоп Ра­фа­ил об­ра­тил вни­ма­ние на вы­да­ю­щи­е­ся спо­соб­но­сти мо­ло­до­го по­движ­ни­ка и при­влек его для бо­лее ши­ро­ко­го слу­же­ния Церк­ви. Ему бы­ло по­ру­че­но от­вет­ствен­ное по­слу­ша­ние в долж­но­сти эк­за­ме­на­то­ра при Ки­ев­ской ар­хи­епи­ско­пии. В но­яб­ре 1734 го­да ар­хи­епи­скоп Ра­фа­ил по­свя­тил иеро­ди­а­ко­на Иоса­фа в сан иеро­мо­на­ха и пе­ре­вел из учи­лищ­но­го Брат­ско­го мо­на­сты­ря в Ки­е­во-Со­фий­ский ар­хи­ерей­ский дом. Од­новре­мен­но он был на­зна­чен чле­ном Ки­ев­ской ду­хов­ной кон­си­сто­рии. Ис­пол­няя долж­ность эк­за­ме­на­то­ра, он при­ло­жил мно­го уси­лий к ис­прав­ле­нию нрав­ствен­ных недо­стат­ков при­ход­ско­го ду­хо­вен­ства. Кон­сис­тор­ская долж­ность свя­ти­те­ля бы­ла пре­крас­ной шко­лой для его ор­га­ни­за­тор­ских спо­соб­но­стей. В это вре­мя он хо­ро­шо изу­чил нуж­ды свя­щен­но­слу­жи­те­лей, до­сто­ин­ства и недо­стат­ки. епар­хии. Здесь яс­но опре­де­ли­лась все­сто­рон­ность де­ло­вых ка­честв Иоаса­фа, со­че­та­ю­ща­я­ся с боль­ши­ми внут­рен­ни­ми по­дви­га­ми. Он быст­ро вос­хо­дил по ле­стви­це ду­хов­но­го со­вер­шен­ства, о чем сви­де­тель­ству­ет со­хра­нив­ше­е­ся его про­из­ве­де­ние «Брань сед­ми чест­ных доб­ро­де­те­лей с сед­ми гре­ха­ми смерт­ны­ми».

24 июня 1737 го­да иеро­мо­тьфу! Иоасаф был на­зна­чен на­сто­я­те­лем Свя­то-Пре­об­ра­жен­ско­го Мгар­ско­го мо­на­сты­ря с воз­ве­де­ни­ем в сан игу­ме­на. В сво­ем мо­на­сты­ре все си­лы игу­мен по­ла­гал на бла­го­устрой­ство оби­те­ли, в про­шлом быв­шей опло­том пра­во­сла­вия в борь­бе с уни­ей. В мо­на­сты­ре на­хо­ди­лись мо­щи свя­ти­те­ля Афа­на­сия, пат­ри­ар­ха Кон­стан­ти­но­поль­ско­го, Лу­бин­ско­го чу­до­твор­ца (па­мять 2 мая). Несколь­ко раз пат­ри­арх Афа­на­сий яв­лял­ся игу­ме­ну Иоаса­фу, сви­де­тель­ствуя о сво­ем по­кро­ви­тель­стве.

В 1744 го­ду мит­ро­по­лит Ра­фа­ил воз­вел игу­ме­на Иоаса­фа в сан ар­хи­манд­ри­та. В кон­це то­го же го­да он был вы­зван в Моск­ву и вско­ре рас­по­ря­же­ни­ем Свя­тей­ше­го си­но­да на­зна­чен на­мест­ни­ком Свя­то-Тро­иц­кой Лав­ры. В оби­те­ли Пре­по­доб­но­го Сер­гия он так же са­мо­от­вер­жен­но ис­пол­нял по­слу­ша­ния Церк­ви (в те го­ды тре­бо­ва­лось мно­го сил для вос­ста­нов­ле­ния мо­на­сты­ря по­сле по­жа­ра).

2 июня 1748 го­да в Пет­ро­пав­лов­ском со­бо­ре Пе­тер­бур­га ар­хи­манд­рит Иоасаф был хи­ро­то­ни­сан во епи­ско­па Бел­го­род­ско­го. Всту­пив на ар­хи­ерей­скую ка­фед­ру, свя­ти­тель Иоасаф стро­го сле­дил за бла­го­че­сти­ем и со­сто­я­ни­ем хра­мов, за пра­виль­но­стью со­вер­ше­ния бо­го­слу­же­ния И осо­бен­но за нрав­ствен­но­стью паст­вы. Осо­бен­но боль­шое вни­ма­ние свя­ти­тель уде­лял об­ра­зо­ва­нию ду­хо­вен­ства, пра­виль­но­му со­блю­де­нию ими уста­ва и цер­ков­ных тра­ди­ций. Как и преж­де, свя­ти­тель Иоасаф все си­лы от­да­вал ар­хи­пас­тыр­ско­му слу­же­нию, не ща­дя сво­е­го здо­ро­вья. Сво­е­му ке­лей­ни­ку Сте­фа­ну, на­ка­нуне пре­став­ле­ния, свя­ти­тель за­пре­тил до­мо­гать­ся свя­щен­но­го са­на и пре­ду­пре­дил, что в слу­чае непо­слу­ша­ния его по­стигнет безвре­мен­ная кон­чи­на. Дру­го­му ке­лей­ни­ку, Ва­си­лию, свя­ти­тель ука­зал, что он бу­дет дья­ко­ном, са­на свя­щен­ни­ка ни­ко­гда не до­стигнет. И это пред­ска­за­ние впо­след­ствии ис­пол­ни­лось.

10 де­каб­ря 1754 го­да свя­ти­тель пре­ста­вил­ся. Про­слав­ле­ние свя­ти­те­ля Иоаса­фа в ли­ке свя­тых со­сто­я­лось 4 сен­тяб­ря 1911 го­да.

Пре­по­доб­ный Да­ни­ил Столп­ник ро­дил­ся в се­ле Вифа­ра, близ го­ро­да Са­мо­са­ты в Ме­со­по­та­мии. Мать его Mapфа дол­го бы­ла бес­плод­ной и в мо­лит­вах да­ла обет, ес­ли ро­дит­ся ре­бе­нок, по­свя­тить его Гос­по­ду. Мо­лит­ва бы­ла услы­ша­на, и Мар­фа вско­ре ро­ди­ла сы­на, ко­то­рый до 5 лет рос без име­ни. Ро­ди­те­ли маль­чи­ка хо­те­ли, чтобы рож­ден­ный по бла­го­во­ле­нию Бо­жи­е­му так­же от Бо­га по­лу­чил бы и имя. Они при­ве­ли сы­на в на­хо­див­ший­ся по­бли­зо­сти мо­на­стырь и об­ра­ти­лись к игу­ме­ну. Игу­мен ве­лел по­дать од­ну из Бо­го­слу­жеб­ных книг и, на­угад раз­вер­нув ее, на­шел в ней сло­ва про­ро­ка Да­ни­и­ла (па­мять 17 де­каб­ря). Так от­рок по­лу­чил имя. Ро­ди­те­ли про­си­ли, чтобы маль­чик остал­ся в мо­на­сты­ре, но игу­мен не при­нял его, так как тот был еще очень мал. В 12 лет, ни­ко­му не го­во­ря, от­рок ушел из до­ма в мо­на­стырь.

Ро­ди­те­ли об­ра­до­ва­лись, ко­гда узна­ли, где на­хо­дит­ся сын, и при­шли в мо­на­стырь. Уви­дев, что он еще хо­дит в мир­ской одеж­де, они умо­ли­ли игу­ме­на по­стричь его в Ан­гель­ский чин. В вос­крес­ный день игу­мен ис­пол­нил их прось­бу, но за­пре­тил им ча­сто по­се­щать сы­на. Бра­тия оби­те­ли удив­ля­лась по­дви­гам ино­ка.

Од­на­жды вме­сте с игу­ме­ном мо­на­сты­ря Да­ни­ил по­се­тил свя­то­го Си­мео­на Столп­ни­ка (па­мять 1 сен­тяб­ря), ко­то­рый пред­рек юно­му мо­на­ху, что и он по­не­сет по­двиг столп­ни­че­ства. Пре­по­доб­ный Да­ни­ил про­дол­жил по­движ­ни­че­скую жизнь в за­тво­ре. Ко­гда в ви­де­нии ему бы­ло ука­за­но ме­сто но­во­го по­дви­га, он уда­лил­ся во Фра­кий­скую пу­сты­ню вме­сте с дву­мя уче­ни­ка­ми, где они до­стро­и­ли столп, на ко­то­ром пре­по­доб­ный Да­ни­ил про­вел 33 го­да. К стол­пу сте­ка­лись лю­ди, несчаст­ные и воль­ные, и все по­лу­ча­ли от пре­по­доб­но­го Да­ни­и­ла по­мощь и ис­це­ле­ние. Мо­литв свя­то­го по­движ­ни­ка ис­пра­ши­ва­ли ви­зан­тий­ские им­пе­ра­то­ры. Из мно­го­чис­лен­ных пред­ска­за­ний пре­по­доб­но­го наи­бо­лее зна­чи­тель­ным бы­ло про­ро­че­ство о силь­ном по­жа­ре в Кон­стан­ти­но­по­ле. Пре­по­доб­ный Да­ни­ил об­ла­дал еще и да­ром бла­го­дат­но­го сло­ва. Он на­став­лял мно­гих на путь ис­прав­ле­ния жиз­ни.

Пре­по­доб­ный пре­ста­вил­ся 80-ти лет (ок. 489-490 гг.).

Святитель Спиридон Тримифунтский родился в конце III века на острове Кипр. О его жизни сведений сохранилось мало. Известно, что он был пастухом, имел жену и детей. Все свои средства он отдавал на нужды ближних и странников, за это Господь вознаградил его даром чудотворения: он исцелял неизлечимо больных и изгонял бесов. После смерти жены, в царствование императора Константина Великого (306—337), он был избран епископом города Тримифунта. В сане епископа святитель не изменил своего образа жизни, соединив пастырское служение с делами милосердия. По свидетельству церковных историков, святитель Спиридон в 325 году принимал участие в деяниях I Вселенского Собора. На Соборе святитель вступил в состязание с греческим философом, защищавшим ариеву ересь. Простая речь святителя Спиридона показала всем немощь человеческой мудрости перед Премудростью Божией: «Слушай, философ, что я буду говорить тебе: мы веруем, что Всемогущий Бог из ничего создал Своим Словом и Духом небо, землю, человека и весь видимый и невидимый мир. Слово это есть Сын Божий, Который сошел ради наших грехов на землю, родился от Девы, жил с людьми, пострадал, умер для нашего спасения и затем воскрес, искупив Своими страданиями первородный грех, и совоскресил с Собою человеческий род. Мы веруем, что Он Единосущен и Равночестен со Отцем, и веруем этому без всяких лукавых измышлений, ибо тайну эту постигнуть человеческим разумом невозможно».

В результате беседы противник христианства сделался его ревностным защитником и принял святое Крещение. После разговора со святым Спиридоном, обратившись к своим друзьям, философ сказал: «Слушайте! Пока состязание со мною велось посредством доказательств, я выставлял против одних доказательств другие и своим искусством спорить отражал все, что мне представляли. Но когда, вместо доказательства от разума, из уст этого старца начала исходить какая-то особая сила, доказательства стали бессильны против нее, так как человек не может противиться Богу. Если кто-нибудь из вас может мыслить так же, как я, то да уверует во Христа и вместе со мною да последует за этим старцем, устами которого говорил Сам Бог».

На том же Соборе святитель Спиридон явил против ариан наглядное доказательство Единства во Святой Троице. Он взял в руки кирпич и стиснул его: мгновенно вышел из него вверх огонь, вода потекла вниз, а глина осталась в руках чудотворца. «Се три стихии, а плинфа (кирпич) одна,— сказал тогда святитель Спиридон,—так и в Пресвятой Троице — Три Лица, а Божество Едино».

Святитель с большой любовью заботился о своей пастве. По его молитве засуха сменялась обильным животворящим дождем, а непрерывные дожди — вёдром (тёплой, сухой погодой). исцелялись больные, изгонялись демоны.

Однажды к нему пришла женщина с мертвым ребенком на руках, прося заступничества святого. Помолившись, он вернул младенца к жизни. Мать, потрясенная радостью, упала бездыханной. Но молитва угодника Божия вернула жизнь и матери.

Как-то, спеша спасти своего друга, оклеветанного и приговоренного к смерти, святитель был остановлен в пути неожиданно разлившимся от наводнения ручьем. Святой приказал потоку: «Стань! Так повелевает тебе Владыка всего мира, дабы я мог перейти и спасен был муж, ради которого спешу». Воля святителя была исполнена. и он благополучно перешел на другой берег. Судья, предупрежденный о происшедшем чуде, с почетом встретил святого Спиридона и отпустил его друга.

Известен из жизни святителя и такой случай. Как-то он зашел в пустую церковь, повелел возжечь лампады и свечи и начал Богослужение. Провозгласив «Мир всем», он и диакон услышали в ответ сверху раздавшееся великое множество голосов, возглашающих: «И духови твоему». Хор этот был велик и сладкогласнее всякого пения человеческого. На каждой ектении невидимый хор пел «Господи, помилуй». Привлеченные доносившимся из церкви пением, к ней поспешили находившиеся поблизости люди. По мере того, как они приближались к церкви, чудесное пение все более и более наполняло их слух и услаждало сердца. Но, когда они вошли в церковь, то не увидели никого, кроме епископа с немногими церковными служителями, и не слыхали уже более небесного пения, от чего пришли в великое изумление.

Святой Симеон Метафраст, описатель его жития, уподоблял святого Спиридона патриарху Аврааму в добродетели гостеприимства. «Надобно знать и то, как он принимал странников», — писал близкий к монашеским кругам Созомен, приводя в своей «Церковной истории» удивительный пример из жизни святителя. Однажды по наступлении Четыредесятницы в его дом постучался странник. Видя, что путник очень утомлен, святой Спиридон сказал дочери: «Обмой-ка ноги этому человеку, да предложи ему поесть». Но ввиду поста не было сделано нужных запасов, ибо святитель «вкушал пищу только в определенный день, а в прочие оставался без пищи». Поэтому дочь ответила, что в доме нет ни хлеба, ни муки. Тогда святой Спиридон, извинившись перед гостем, приказал дочери поджарить бывшее в запасе соленое свиное мясо и. усадив за стол странника, принялся за трапезу, «убеждая того человека подражать себе. Когда же последний, называя себя христианином, отказался, — тот прибавил: «Тем менее надобно отказываться, ибо Слово Божие изрекло: Вся чиста чистым (Тит. 1:15)».

Другая история, сообщенная Созоменом, также весьма характерна для святителя: у святого был обычай из собранного урожая одну часть раздавать бедным, а другую отдавать нуждающимся в долг. Сам он лично ничего не давал, а просто показывал вход в кладовую, где каждый мог взять, сколько нужно, и потом возвратить таким же образом, без проверки и отчета.

Известен также рассказ Сократа Схоластика о том, как воры решили похитить овец святого Спиридона: глубокой ночью забрались они в овчарню, но тут же невидимой силой оказались связанными. Когда настало утро, святой пришел к стаду и, увидев связанных разбойников, помолившись, развязал их и долго уговаривал оставить беззаконный путь и добывать пропитание честным трудом. Потом, подарив им по овце и отпуская их, ласково сказал: «Пусть же не напрасно вы бодрствовали».

Часто уподобляют святого Спиридона пророку Илии, ибо так же по молитве его во время засух, часто угрожавших острову Кипр, шел дождь: «Равноангельна Спиридона зрим, великаго чудотворца. Некогда страна от бездождия и засухи вельми пострада: бысть глад и язва, и многое множество людей умроша, молитвами же святителя сниде с небесе на землю дождь: людие же, избавльшеся от бедствия, благодарственно взываху: Радуйся, великому пророку уподобивыйся и дождь, отъемлющий глад и недуги, благовременный низвел еси».

Все житие святителя поражает удивительной простотой и силой чудотворения. дарованной ему от Господа. По слову святителя пробуждались мертвые, укрощались стихии, сокрушались идолы. Когда в Александрии патриархом был созван Собор ради сокрушения идолов и капищ, по молитвам отцов Собора пали все идолы, кроме одного, самого почитаемого. Патриарху в видении было открыто, что идол этот остался для того, чтобы быть сокрушенным святителем Спиридоном Тримифунтским. Вызванный Собором святитель сел на корабль, и в тот момент, когда корабль пристал к берегу и святитель ступил на землю, идол в Александрии со всеми жертвенниками повергся в прах, чем возвестил патриарху и всем епископам приближение святителя Спиридона.

В праведности и святости прожил святой Спиридон земную жизнь и в молитве предал душу свою Господу (ок. 348 года). В истории Церкви святитель Спиридон почитается вместе со святителем Николаем, архиепископом Мирликийским.

Мощи его покоятся на острове Корфу в церкви его имени (кроме десной руки, которая в Риме).

Ко­гда сла­ва свя­той му­че­ни­цы Ага­фии[1] рас­про­стра­ни­лась по всей Си­ци­лии[2] и жи­те­ли Си­ра­куз[3] сте­ка­лись в Ка­та­ну[4] на по­кло­не­ние свя­то­му гро­бу му­че­ни­цы, слу­чи­лось од­ной де­ви­це, по име­ни Лу­кии, бла­го­род­но­го про­ис­хож­де­ния и поль­зо­вав­шей­ся ува­же­ни­ем у всех си­ра­ку­зян, пой­ти на празд­ник вме­сте с дру­ги­ми и с ма­те­рью сво­ею Ев­ти­хи­ею, ко­то­рая стра­да­ла кро­во­те­че­ни­ем уже че­ты­ре го­да и не мог­ла ис­це­лить­ся ни­ка­ким вра­чеб­ным сред­ством. Во вре­мя со­вер­ше­ния цер­ков­ной служ­бы при гро­бе му­че­ни­цы чи­та­лось то Еван­ге­лие, в ко­то­ром вос­по­ми­на­ет­ся кро­во­то­чи­вая жен­щи­на, ис­це­лив­ша­я­ся от при­кос­но­ве­ния к краю одеж­ды Хри­сто­вой (Мф.9:20, Мк.5:27). Во вре­мя чте­ния Еван­ге­лия, Лу­кия ска­за­ла сво­ей ма­те­ри:

— Ес­ли ты ве­ришь, ма­туш­ка, то­му, что чи­та­ет­ся: то верь и то­му, что свя­тая Ага­фия, по­стра­дав­шая за имя Хри­сто­во, удо­сто­и­лась пред­сто­ять То­му, за Чье Имя она по­стра­да­ла. Итак, при­кос­нись ко гро­бу ее с ве­рою, и ты ис­це­лишь­ся.

Ко­гда, по окон­ча­нии цер­ков­ной служ­бы, на­род разо­шел­ся, мать с до­че­рью па­ли пред гро­бом свя­той му­че­ни­цы и со сле­за­ми на­ча­ли умо­лять ее о по­мо­щи. Дол­го мо­ли­лись они, и, на­ко­нец, Лу­кия усну­ла и во сне уви­де­ла свя­тую му­че­ни­цу Ага­фию по­сре­ди Ан­ге­лов, укра­шен­ную дра­го­цен­ны­ми кам­ня­ми. Она ска­за­ла Лу­кии:

— Сест­ра моя Лу­кия, де­ва Гос­под­ня! За­чем про­сишь ты от ме­ня то­го, что са­ма мо­жешь по­дать сей­час же? Твоя ве­ра при­но­сит по­мощь тво­ей ма­те­ри и она уже здо­ро­ва. И как мною сла­вит­ся го­род Ка­та­на, так то­бою бу­дут кра­со­вать­ся Си­ра­ку­зы, ибо ты в сво­ем дев­стве уго­то­ва­ла Хри­сту бла­го­угод­ное жи­ли­ще.

Лу­кия тот­час про­бу­ди­лась, в тре­пе­те вста­ла и ска­за­ла ма­те­ри:

— Ма­туш­ка, ма­туш­ка! Ты ис­це­ли­лась! Умо­ляю же те­бя име­нем той свя­той, ко­то­рая ис­це­ли­ла те­бя сво­и­ми мо­лит­ва­ми: не на­по­ми­най мне боль­ше ни­ко­гда о же­ни­хе (она уже бы­ла об­ру­че­на) и не же­лай ви­деть смерт­но­го пло­да от мо­е­го греш­но­го те­ла; но всё, что ты на­зна­чи­ла дать мне, для вы­хо­да за­муж за смерт­но­го че­ло­ве­ка, от­дай мне, чтобы ид­ти к Бес­смерт­но­му Же­ни­ху Хри­сту Гос­по­ду, Хра­ни­те­лю мо­е­го дев­ства.

Мать от­ве­ча­ла ей:

— За­бот­ли­во охра­няя всё, что оста­лось от тво­е­го от­ца в те­че­ние де­вя­ти лет, я ско­рее уве­ли­чи­ла, чем умень­ши­ла твое на­след­ство; а что при­об­ре­ла са­ма и еще мо­гу при­об­ре­сти, всё это так же в тво­ем рас­по­ря­же­нии. Но по­хо­ро­ни сна­ча­ла ме­ня, и то­гда уже по­сту­пай со всем име­ни­ем, как те­бе угод­но.

— По­слу­шай, ма­туш­ка, мо­е­го со­ве­та, ска­за­ла ей Лу­кия: не осо­бен­но уго­ден Бо­гу — от­да­ю­щий Ему то, че­го не мо­жет уне­сти с со­бою или упо­тре­бить в свою поль­зу. Но ес­ли ты хо­чешь со­вер­шить де­ло дей­стви­тель­но угод­ное Бо­гу, то от­дай Ему то, что мо­жешь упо­тре­бить для се­бя. Ко­гда ты бу­дешь уми­рать, те­бе уже не бу­дет нуж­но ни­че­го из зем­но­го, и то, что ты име­ешь дать то­гда, уже не в си­лах бу­дешь уне­сти то­го с со­бою: по­се­му по­ка ты жи­ва и здо­ро­ва, от­дай Хри­сту свое име­ния и все, что хо­те­ла дать мне, нач­ни те­перь же от­да­вать Ему.

Так Лу­кия по­вто­ря­ла ма­те­ри каж­дый день, по­ка не на­ча­лось, на­ко­нец, раз­да­я­ние иму­ще­ства и еже­днев­ное упо­треб­ле­ния его на нуж­ды убо­гих лю­дей. О про­да­же име­ний, дра­го­цен­ной утва­ри и кам­ней узнал же­них Лу­кии и, опе­ча­лен­ный этим, стал до­пы­ты­вать­ся у кор­ми­ли­цы сво­ей неве­сты:

— Что это зна­чит, спра­ши­вал он, что я слы­шу о вне­зап­ной про­да­же по­ме­стий и дра­го­цен­но­стей?

Кор­ми­ли­ца, жен­щи­на ра­зум­ная, от­ве­ча­ла:

— Твоя неве­ста узна­ла, что про­да­ет­ся од­но на­след­ствен­ное име­ние, це­ною до 1000 злат­ниц и бо­лее, ко­то­рое она же­ла­ет ку­пить для те­бя, и по­то­му про­да­ет неко­то­рые ве­щи, чтобы со­брать столь­ко де­нег.

Же­них по­ве­рил ее сло­вам и, ду­мая, что де­ло идет о ве­ще­ствен­ной по­куп­ке, ни­че­го не воз­ра­жал и да­же сам рас­по­ла­гал неве­сту и ее мать к про­да­же иму­ще­ства. Но как толь­ко он узнал, что всё роз­да­но ни­щим и убо­гим, вдо­вам и си­ро­там и ис­тра­че­но на стран­ни­ков и слу­жи­те­лей Бо­жи­их, тот­час же по­шел и до­нес гра­до­на­чаль­ни­ку Пас­ха­зию про свою неве­сту, что она — хри­сти­ан­ка и, сле­до­ва­тель­но, — про­тив­ни­ца по­ве­ле­ний цар­ских[5].

Пас­ха­зий вы­звал к се­бе Лу­кию и сна­ча­ла сло­вес­но убеж­дал ее при­не­сти жерт­ву идо­лам.

Бла­жен­ная Лу­кия от­ве­ча­ла ему:

— Жи­вая жерт­ва и чи­стое и непо­роч­ное бла­го­че­стие пред Бо­гом и От­цом есть то, чтобы при­зи­рать си­рот и вдов в их скор­бях. За по­след­ние три го­да я ни­че­го и не де­ла­ла, как толь­ко при­но­си­ла жерт­ву Жи­во­му Бо­гу. Те­перь мне уже нече­го при­но­сить Ему и я при­но­шу Ему са­мое се­бя, и пусть тво­рит Он с Сво­ею жерт­вою, что угод­но Ему.

— Эти сло­ва, — за­ме­тил Пас­ха­зий, — мо­жешь рас­ска­зы­вать по­доб­ным те­бе хри­сти­а­нам, а мне, на­блю­да­ю­ще­му за ис­пол­не­ни­ем цар­ских за­ко­нов, на­прас­но об этом го­во­ришь.

— Ты цар­ским за­ко­нам сле­ду­ешь, — от­ве­ча­ла Лу­кия, — а я по­ви­ну­юсь за­ко­нам Бо­жи­им; ты ца­рей бо­ишь­ся, а я Бо­га бо­юсь; ты ца­рей не хо­чешь про­гне­вать, а я тща­тель­но обе­ре­га­юсь про­гне­вать Бо­га; ты ца­рям ста­ра­ешь­ся уго­дить, а я же­лаю бла­го­уго­дить Еди­но­му Хри­сту. Итак де­лай, что те­бе ка­жет­ся по­лез­ней­шим, я же бу­ду де­лать то, о чем знаю, что это по­слу­жит мне на поль­зу.

— Ты про­жи­ла свое на­сле­дие и рас­тра­ти­ла вме­сте с тво­и­ми со­жи­те­ля­ми, — ска­зал Пас­ха­зий, — а по­то­му и са­ма го­во­ришь, как блуд­ни­ца.

— На­след­ство свое я по­ме­сти­ла в хо­ро­шем ме­сте, — от­ве­ти­ла ему Лу­кия, — и ни­ко­гда не поз­во­ля­ла се­бе при­ни­мать рас­тли­те­лей ду­ши и те­ла.

Пас­ха­зий спро­сил:

— А ко­го ты на­зы­ва­ешь рас­тли­те­ля­ми ду­ши и те­ла?

Лу­кия от­ве­ча­ла:

— Вы — рас­тли­те­ли ду­ши, о ко­то­рых Апо­стол го­во­рит: «ху­дые со­об­ще­ства раз­вра­ща­ют доб­рые нра­вы» (1Кор.15:33): вы вну­ша­е­те ду­шам лю­дей пре­лю­бо­де­я­ние[6], — дабы они, оста­вив Небес­но­го Же­ни­ха, т. е. Со­зда­те­ля сво­е­го, по­сле­до­ва­ли диа­во­лу чрез слу­же­ние бес­силь­ным и без­душ­ным идо­лам. А рас­тли­те­ли те­ла суть те, ко­то­рые вре­мен­ные удо­воль­ствия пред­по­чли веч­но­му бла­жен­ству и пре­хо­дя­щие на­сла­жде­ния ста­вят вы­ше ра­до­стей бес­ко­неч­ных.

Пас­ха­зий ска­зал:

— Твои раз­гла­голь­ство­ва­ния пре­кра­тят­ся и за­молк­нут, ко­гда де­ло дой­дет до ис­тя­за­ний и ран.

Лу­кия от­ве­ча­ла:

— Сло­ва Бо­жии не умолк­нут ни­ко­гда.

— Да раз­ве ты — Бог? — воз­ра­зил Пас­ха­зий.

— Я — ра­ба Бо­жия, ска­за­ла Лу­кия, и по­то­му го­во­ри­ла Бо­жии сло­ва, как и Сам Он ска­зал: «ибо не вы бу­де­те го­во­рить, но Дух От­ца ва­ше­го бу­дет го­во­рить в вас» (Мф.10:20).

Пас­ха­зий ска­зал:

— Так неуже­ли и в те­бе Дух Свя­той и не Он ли го­во­рит чрез те­бя?

Лу­кия от­ве­ча­ла:

— Апо­стол го­во­рит, что ве­ду­щие чи­стую жизнь суть хра­мы Бо­жии и Дух Бо­жий жи­вет в них (1Кор.3:16).

Пас­ха­зий ска­зал:

— Так вот я при­ка­жу от­ве­сти те­бя в непо­треб­ный дом, чтобы Дух Бо­жий от­сту­пил от те­бя, ко­гда ты бу­дешь осквер­не­на.

— Без про­из­во­ле­ния Ду­ха ни­ко­гда не мо­жет быть осквер­не­но те­ло,- от­ве­ча­ла Лу­кия: ес­ли да­же ты по­ло­жишь мне на ру­ку фими­ам и на­силь­но бро­сишь его сею ру­кою на идоль­ский жерт­вен­ник, то Бог толь­ко по­сме­ет­ся те­бе при ви­де се­го, ибо Он осуж­да­ет нас за по­мыс­лы и про­из­воль­ные де­я­ния, а не за дей­ствия, ко­то­рые нас дру­гие при­нуж­да­ют де­лать на­силь­но; и на­силь­ствен­ное ли­ше­ние дев­ства Он толь­ко по­пус­ка­ет, как по­пус­ка­ет ис­ку­ше­ния, раз­бой, язы­че­ство. По­се­му, ес­ли ты и при­ка­жешь над­ру­гать­ся на­до мною, то этим толь­ко уве­ли­чишь на­гра­ду за мою чи­сто­ту.

— Я ве­лю до смер­ти бес­че­стить те­бя, — ска­зал Пас­ха­зий, — ес­ли ты не по­слу­ша­ешь­ся цар­ско­го по­ве­ле­ния.

Лу­кия от­ве­ча­ла:

— Я уже ска­за­ла те­бе, что мою во­лю ты ни­ко­гда не скло­нишь к со­гла­сию на грех; всё , что ты мо­жешь сде­лать с мо­им те­лом, — всё это пре­зи­ра­ет ра­ба Хри­сто­ва.

То­гда Пас­ха­зий, этот раз­врат­ный и непра­вед­ный су­дия, при­звал к се­бе со­дер­жа­те­лей непо­треб­ных до­мов и от­дал им свя­тую, го­во­ря:

— Со­зо­ви­те на­род и пусть над ней ру­га­ют­ся до тех пор, по­ка не умрёт.

Ко­гда свя­тую по­влек­ли на по­ру­га­ние, Бог при­дал ей та­кую тя­жесть, что ее невоз­мож­но бы­ло сдви­нуть с ме­ста. Мно­же­ство лю­дей, по рас­по­ря­же­нию му­чи­те­ля, влек­ли ее и ста­ра­лись стро­нуть ее с ме­ста; но все ста­рав­ши­е­ся из­не­мог­ли и по­кры­лись по­том, а де­ва Гос­под­ня сто­я­ла непо­ко­ле­би­мо. При­нес­ли ве­рёв­ки и, опу­тав ее ими по ру­кам и по но­гам, опять ста­ра­лись изо всех сил влечь ее, но она оста­ва­лась непо­движ­ною, как бы го­ра. Пас­ха­зий сму­тил­ся и не знал, что де­лать. Он со­звал га­да­те­лей, ча­ро­де­ев и всех идоль­ских жре­цов и ве­лел им со­вер­шать волх­во­ва­ния кру­гом Лу­кии, чтобы по­дви­нуть ее, но они ни­че­го не до­стиг­ли: она сто­я­ла, как бы при­гвож­ден­ная к зем­ле, и нель­зя бы­ло сдви­нуть ее ни на один шаг. При­ве­де­но бы­ло мно­же­ство пар во­лов, ко­то­рые долж­ны бы­ли сдви­нуть ее и влечь, и она всё-та­ки оста­ва­лась непо­движ­ною.

На­ко­нец, Пас­ха­зий спро­сил ее:

— Что за вол­шеб­ство ты со­вер­ша­ешь?

— Это не вол­шеб­ство мое, — ска­за­ла она, — а си­ла бла­го­да­ти Бо­жи­ей.

— Ка­кая же при­чи­на то­го, что те­бя, сла­бую де­вуш­ку, не мо­жет сдви­нуть ты­ся­ча че­ло­век?

— Ес­ли ты при­ве­дешь хо­тя бы де­сять ты­сяч че­ло­век, то и они по­чув­ству­ют, что Дух Свя­той го­во­рит мне: «Па­дут под­ле те­бя ты­ся­ча и де­сять ты­сяч одес­ную те­бя; но к те­бе не при­бли­зит­ся» (Пс.90:6).

Силь­но му­чил­ся в сво­ей нече­сти­вой ду­ше жал­кий су­дия. На него на­па­ло смя­те­ние.

— Что ты му­ча­ешь­ся, — спро­си­ла его свя­тая де­ва, — и чем сму­ща­ешь­ся? Ведь ты ис­пы­тал уже, что я дей­стви­тель­но — храм Бо­га Жи­ва­го, и так ве­руй в это. Ес­ли же еще не убе­дил­ся, то про­дол­жай свое.

Пас­ха­зий при­шел в еще боль­шее него­до­ва­ние и сму­ще­ние, ви­дя, как по­сме­и­ва­ет­ся над его ухищ­ре­ни­я­ми свя­тая. Он ве­лел раз­ве­сти кру­гом нее гро­мад­ный ко­стер и по­ли­вать на нее смо­лу, се­ру и ки­пя­щее мас­ло. Но она, ограж­да­ясь име­нем Гос­по­да на­ше­го Иису­са Хри­ста, оста­лась непо­движ­на и невре­ди­ма и го­во­ри­ла му­чи­те­лю:

— Я мо­ли­ла Гос­по­да на­ше­го Иису­са Хри­ста, чтобы этот огонь не имел вла­сти на­до мною и, дабы по­сме­я­лись над то­бою на­де­ю­щи­е­ся на Хри­ста, — про­си­ла про­дол­же­ния мо­их му­че­ний, чтобы ве­ру­ю­щих из­ба­вить от стра­ха мук, а неве­ру­ю­щих ли­шить воз­мож­но­сти ру­гать­ся над хри­сти­ан­ством.

То­гда неко­то­рые из при­бли­жен­ных Пас­ха­зия, же­лая вы­ве­сти его из тя­же­ло­го и недо­умен­но­го по­ло­же­ния, ве­ле­ли уда­рить свя­тую ме­чем в гор­тань и за­тем вме­сте с Пас­ха­зи­ем уда­ли­лись до­мой. Од­на­ко свя­тая, как ни бы­ла силь­но ра­не­на, не по­те­ря­ла сил и бе­се­до­ва­ла с на­ро­дом, го­во­ря:

— Бла­го­вест­вую вам, что Церк­ви Бо­жи­ей да­ру­ет­ся мир, ибо Дио­кле­ти­ан от­ка­зал­ся от цар­ства, а Мак­си­ми­ан ныне умер. И по­доб­но то­му как го­род Ка­та­на име­ет сво­ею за­ступ­ни­цею пред Бо­гом сест­ру мою о Бо­ге, свя­тую Ага­фию, — так знай­те и о сем го­ро­де, что ему да­на в за­щи­ту Бо­гом я, ес­ли толь­ко вы, ис­пол­няя во­лю Его, бу­де­те се­му ве­ро­вать.

Ко­гда Лу­кия с прон­зен­ною ме­чем гор­та­нью го­во­ри­ла эти сло­ва, неожи­дан­но пред ее гла­за­ми про­ве­ли Пас­ха­зия, за­ко­ван­но­го в же­лез­ные узы. Де­ло в том, что Си­ци­лий­цы тай­но от сво­е­го пра­ви­те­ля по­сла­ли в Рим до­нос о том, как неми­ло­серд­но разо­рял Пас­ха­зий стра­ну, от­ни­мая у жи­те­лей их до­сто­я­ние при по­мо­щи вся­ких на­си­лий. И вот в на­сто­я­щее-то вре­мя из Ри­ма при­шел при­каз, чтобы Пас­ха­зий в око­вах был при­ве­ден ту­да для су­да над ним: там он, по­сле до­про­са, был осуж­ден на смерть и каз­нён чрез усе­че­ние ме­чем. Ко­гда его в око­вах ве­ли ми­мо свя­той, она еще бы­ла жи­ва и, ра­не­ная смер­тель­но, сто­я­ла, од­на­ко, не тро­га­ясь, и жизнь не остав­ля­ла ее до тех пор, по­ка не при­шли свя­щен­ни­ки, и она не при­ча­сти­лась Пре­чи­стых и Жи­во­тво­ря­щих Та­ин Хри­сто­вых, — и толь­ко то­гда, ко­гда все, по окон­ча­нии при­ча­ще­ния, про­из­нес­ли: «Аминь», свя­тая му­че­ни­ца пре­да­ла свою чи­стую ду­шу в ру­ки Гос­по­да[7]. Ее с че­стью по­греб­ли на ме­сте му­че­ния и над ее мо­ща­ми воз­двиг­ну­та бы­ла цер­ковь во имя ее и во сла­ву Бо­га, Еди­но­го в Тро­и­це, От­ца, и Сы­на, и Свя­то­го Ду­ха, Ему же сла­ва во ве­ки. Аминь.

Свя­тые му­че­ни­ки Фирс, Лев­кий и Кал­ли­ник ро­ди­лись в Вифин­ской об­ла­сти[1], а вос­пи­та­лись в го­ро­де Ке­са­рии[2]. По­стра­да­ли они за Хри­ста в цар­ство­ва­ние им­пе­ра­то­ра Де­кия[3] сле­ду­ю­щим об­ра­зом.

Один из об­ласт­ных пра­ви­те­лей, по име­ни Кум­ври­кий, при­был в Ке­са­рию из Ни­ко­ми­дии[4] и рев­ност­но утвер­ждал здесь идо­ло­по­клон­ство, усерд­но за­бо­тясь об идоль­ских ка­пи­щах и жерт­вах и о всем, что бы­ло при­ят­но вра­гу че­ло­ве­че­ско­го ро­да — диа­во­лу. К то­му же он при­нуж­дал и всех мест­ных жи­те­лей, од­них при­вле­кая лас­кою, дру­гих устра­шая угро­за­ми. Меж­ду тем в чис­ле ке­са­рий­ских граж­дан был некто Лев­кий, че­ло­век чест­ный, ра­зум­ный, учё­ный и бла­го­род­ный. При ви­де со­вер­ша­ю­щих­ся без­за­ко­ний, он силь­но бо­лел ду­шою и раз­го­рал­ся всё бо­лее рев­но­стью по Бо­ге. На­ко­нец, он не в си­лах был та­ить до­лее го­рев­ший в ду­ше его пла­мень рев­но­сти и не за­хо­тел бо­лее скры­вать ис­по­ве­ду­е­мую им ис­тин­ную ве­ру. Неожи­дан­но явил­ся он к пра­ви­те­лю и ска­зал:

— За­чем, Кум­ври­кий, во­ору­жа­ешь­ся ты, несчаст­ный, на свою соб­ствен­ную ду­шу, по­чи­тая бес­чув­ствен­ных и глу­хих идо­лов, и увле­ка­ешь за со­бою к то­му же пе­чаль­но­му за­блуж­де­нию мно­же­ство дру­гих лю­дей? Та­кие лю­ди пред­став­ля­ют­ся бо­лее бес­чув­ствен­ны­ми, чем кам­ни и де­ре­вья, ибо не хо­тят по­знать сво­е­го ис­тин­но­го Бо­га и Спа­си­те­ля и не же­ла­ют хо­дить во све­те, по­ки­нув тьму за­блуж­де­ний.

Безум­ный пра­ви­тель, не вы­но­ся вы­ска­зы­ва­е­мой ему ис­ти­ны, при­шел в ярость от этих слов, и тот­час же, без вся­ко­го до­про­са ве­лел под­верг­нуть Лев­кия би­е­нию. Но Лев­кий, доб­ро­воль­но при­ни­мая му­че­ния, бла­го­да­рил Бо­га и тем при­вел му­чи­те­ля в еще боль­шую ярость, за что и был под­верг­нут ис­тя­за­ни­ям до тех пор, по­ка не обес­си­ле­ли бив­шие. Те­ло его, со­кру­шен­ное по­бо­я­ми, из­не­мог­ло, и он мо­лил­ся о пол­ном осво­бож­де­нии сво­ем от те­ла, же­лая пре­ста­вить­ся ко Гос­по­ду. Ис­пол­не­нию се­го же­ла­ния спо­соб­ство­вал сам пра­ви­тель, ко­то­рый ве­лел вы­ве­сти му­че­ни­ка за го­род и от­сечь ему го­ло­ву. Ко­гда му­чи­те­ли ве­ли свя­то­го на казнь, он шел без вся­ко­го стра­ха и сму­ще­ния, ни­чем не об­на­ру­жи­вая в ли­це сво­ем бо­ли и му­ки, но весь си­ял ра­до­стью и бла­жен­ством, как буд­то его ве­ли не на казнь, а на вен­ча­ние. Да­ле­ко за го­ро­дом ему от­сек­ли го­ло­ву, и он ото­шел на небе­са при­нять за по­двиг свой ве­нец нетлен­ный.

Слух о же­сто­ко­сти Кум­ври­кия ско­ро рас­про­стра­нил­ся по всем окрест­ным стра­нам, и хри­сти­ане ста­ли скры­вать­ся из стра­ха пред его сви­ре­по­стью. Но бла­жен­ный Фирс (хо­тя он и не был еще кре­щен, а толь­ко со­сто­ял в чис­ле огла­шен­ных), во­ору­жив­шись рев­но­стью по Бо­ге, явил­ся к му­чи­те­лю и ска­зал:

— При­вет те­бе, свет­лей­ший пра­ви­тель!

И ко­гда тот от­ве­чал ему вза­им­ным при­вет­стви­ем, Фирс про­дол­жал:

— Мож­но ли каж­до­му пред ва­ми, су­дья­ми, го­во­рить — что он хо­чет, или же долж­но до­жи­дать­ся ва­ше­го при­ка­за­ния и без то­го не про­из­но­сить ни од­но­го зву­ка?

Пра­ви­тель, как бы за­быв, что он сде­лал с Лев­ки­ем, от­ве­чал:

— Мож­но, и до се­го дня эта сво­бо­да го­во­рить не от­ни­ма­лась ни у ко­го, осо­бен­но ес­ли пред­сто­ит ска­зать что-ли­бо, кло­ня­ще­е­ся к об­щей поль­зе.

То­гда Фирс ска­зал:

— Что же мож­но ска­зать по­лез­нее то­го, что по­лез­но для ду­ши? И вот, я ви­жу, что ты мно­гих утес­ня­ешь и ли­ша­ешь спа­се­ния, от­вле­кая их от ис­тин­ной ве­ры и по зло­бе сво­ей при­вле­кая к слу­же­нию идо­лам. Чрез сие ты на свою ду­шу раз­жи­га­ешь всю ге­ен­ну ог­нен­ную. По­се­му я ре­шил­ся сме­ло и сво­бод­но го­во­рить с то­бою и узнать от те­бя, ра­ди че­го ты по­ста­вил за­ко­ном — оста­вив Со­зда­те­ля неба и зем­ли и всех лю­дей, — по­кла­нять­ся де­лу рук че­ло­ве­че­ских, как бы го­во­ря де­ре­ву: «ты мой отец» (как об­ли­ча­ет идо­ло­по­клон­ни­ков и свя­той про­рок Иере­мия (Иер.2:27) и кам­ню: «ты ме­ня ро­дил?» И ра­ди че­го вся за­бо­та твоя о том, чтобы убе­дить всех лю­дей (ес­ли бы это бы­ло воз­мож­но) раз­де­лить с то­бою твой па­губ­ный об­раз мыс­лей.

На это пра­ви­тель ска­зал:

— Твоя несвоевре­мен­ная и неумест­ная речь по­ка­зы­ва­ет, что ты за­ра­жен хри­сти­ан­ством. Впро­чем, предо­ставь эти су­ет­ные во­про­сы и их лож­ные ре­ше­ния тем лю­дям, ко­то­рые за­ни­ма­ют­ся в шко­лах и не пре­да­ны по­пе­че­ни­ям о де­лах на­род­ных, а те­перь по­ви­нуй­ся им­пе­ра­тор­ско­му при­ка­за­нию и при­не­си жерт­ву бо­гам. Ес­ли же не ис­пол­нишь се­го, то по­лу­чишь от нас воз­мез­дие за свои сло­ва — в при­го­тов­лен­ных для те­бя му­че­ни­ях.

— Так как вы — ра­зум­ные со­зда­ния Бо­жии, — от­ве­чал свя­той, — то вам не долж­но со­вер­шать что-ли­бо нера­зум­но и без тща­тель­но­го рас­сле­до­ва­ния. Но ес­ли ты хо­чешь по­ви­но­вать­ся безум­но­му по­ве­ле­нию тво­е­го ца­ря, то де­лай, что те­бе по­ве­ле­но.

Кум­ври­кий ска­зал:

— Я ду­маю, что те­бя де­ла­ет та­ким за­нос­чи­вым на­ша снис­хо­ди­тель­ность. Но, ви­дя, что ты че­ло­век рас­су­ди­тель­ный и ум­ный, я со­ве­тую те­бе ока­зать по­слу­ша­ние и тем из­бе­жать му­че­ний. Итак, сту­пай к жерт­вен­ни­ку и воз­дай долж­ное бо­гам, ибо та­ким об­ра­зом ты по­лу­чишь про­ще­ние преж­ней сво­ей ви­ны, сде­ла­ешь­ся дру­гом ве­ли­ко­го ца­ря и всю осталь­ную жизнь свою про­ве­дешь с на­ми в ве­ли­кой че­сти.

— Мно­го раз­мыш­лял я о на­сто­я­щем де­ле, — от­ве­чал бла­жен­ный, — и не ду­май, что ты за­стал ме­ня непод­го­тов­лен­ным и не об­ду­мав­шим все­го за­ра­нее. Ведь я сна­ча­ла дол­гое вре­мя об­суж­дал всё сам с со­бою и по­сле тща­тель­но­го ис­сле­до­ва­ния убе­дил­ся, что ва­ши бо­ги суть без­душ­ные идо­лы и хра­мы их — нечи­сты; и я по­сме­ял­ся над ни­ми и из­брал чи­стую и ис­тин­ную хри­сти­ан­скую ве­ру. Итак не мед­ли ис­пол­нить то, что те­бе при­ка­за­но ца­рем от­но­си­тель­но нас, хри­сти­ан.

Эти сло­ва свя­то­го при­ве­ли му­чи­те­ля в ярость, и он тот­час же ве­лел неко­то­рым из сво­их слуг, от­ли­чав­шим­ся си­лою, креп­ко бить свя­то­го ку­ла­ка­ми, а за­тем — при­вя­зать к его ру­кам и но­гам рем­ни и тя­нуть его изо всех сил в раз­ные сто­ро­ны. Ко­гда это бы­ло сде­ла­но, чле­ны те­ла его вы­хо­ди­ли и вы­ры­ва­лись из су­ста­вов, но му­че­ник тер­пе­ли­во и с свет­лым взо­ром пе­ре­но­сил это. Му­чи­тель при­ка­зал вы­ко­лоть ему гвоз­дя­ми гла­за, пе­ре­бить че­лю­сти и вы­бить зу­бы мед­ны­ми мо­лот­ка­ми. Свя­той же и сре­ди му­че­ний сме­ял­ся над му­чи­те­лем и тем еще бо­лее раз­дра­жал его. Кум­ври­кий при­ка­зал рас­то­пить оло­во, при­го­то­вить же­лез­ный одр и по­ло­жить на нем му­че­ни­ка ли­цом вниз, а сам при­звал сво­их волх­вов и уве­ща­те­лей, дабы они обо­льсти­ли му­че­ни­ка сло­ва­ми. Они ста­ли уго­ва­ри­вать свя­то­го, чтобы он, хо­тя бы толь­ко на вре­мя и на­руж­но, ока­зал по­ви­но­ве­ния пра­ви­те­лю.

— Чрез это, — го­во­ри­ли они, — ты из­ба­вишь­ся от лю­тых му­че­ний и по­лу­чишь мно­гие бла­га, а твой Бог про­стит те­бя, зная немощь че­ло­ве­че­ской при­ро­ды, и не про­гне­ва­ет­ся, бу­дучи, как мы слы­ша­ли, благ и мно­го­мило­стив.

Му­че­ник от­ве­чал:

— По­то­му-то я и терп­лю му­ки за Бо­га мо­е­го, что Он благ и мно­го­мило­стив: ибо, ес­ли вы, хо­тя и слы­ши­те о бес­ко­неч­ных му­че­ни­ях, вас ожи­да­ю­щих, од­на­ко не об­ра­ща­е­тесь от за­блуж­де­ний на путь ис­тин­ный, то по­че­му же мне не пре­тер­петь му­же­ствен­но вре­мен­ных стра­да­ний, воз­да­я­ни­ем за ко­то­рые бу­дет Цар­ство небес­ное.

По­сле та­ких слов му­че­ни­ка, его ста­ли по­ли­вать ки­пя­щим оло­вом. Но при­не­сен­ное в кот­ле оло­во мгно­вен­но раз­ли­лось по­то­ком, обо­жгло и по­гу­би­ло мно­гих из языч­ни­ков, сто­яв­ших око­ло. Свя­той же встал с ло­жа невре­ди­мым и со­вер­шен­но здра­вым, и гла­за его сно­ва ста­ли ви­деть по-преж­не­му. При ви­де се­го чу­да, все при­шли в ужас, и сам пра­ви­тель был крайне изум­лен. Од­на­ко, хо­тя ему и долж­но бы­ло бы по­знать То­го, Кто со­тво­рил всё быв­шее, он по сво­ей вине пре­бы­вал в ослеп­ле­нии ума; так сбы­лись над ним сло­ва Пи­са­ния: «Ты ви­дел мно­гое, но не за­ме­чал; уши бы­ли от­кры­ты, но не слы­шал» (Ис.42:20). — И еще бо­лее раз­гне­вал­ся он на му­че­ни­ка и, на­звав­ши его волх­вом и ча­ро­де­ем, под­верг его еще боль­шим му­че­ни­ям. Но свя­той всё пе­ре­но­сил му­же­ствен­но; и слы­шан был свы­ше некий укреп­ля­ю­щий по­движ­ни­ка глас, ко­то­рым языч­ни­ки бы­ли при­ве­де­ны в ве­ли­кий страх, а ве­ру­ю­щие утвер­жде­ны в ве­ре.

Убо­яв­шись про­дол­жать му­че­ния во стыд се­бе, му­чи­тель ве­лел свя­зать му­че­ни­ка и бро­сить в тем­ни­цу, а сам от­пра­вил­ся до­мой, раз­ду­мы­вая, ка­ки­ми бы еще бо­лее же­сто­ки­ми му­че­ни­я­ми ис­тя­зать Фир­са. Меж­ду тем свя­той в тем­ни­це усерд­но мо­лил­ся, чтобы Бог спо­до­бил его свя­то­го кре­ще­ния. И вот вне­зап­но, по бла­го­да­ти Бо­жи­ей, но­чью узы его раз­вя­за­лись и тем­нич­ные две­ри от­кры­лись са­ми со­бою. Вый­дя из тем­ни­цы, свя­той от­пра­вил­ся к епи­ско­пу ке­са­рий­ско­му, скры­вав­ше­му­ся то­гда от го­не­ния. Епи­скоп, уви­дев му­че­ни­ка, тот­час же пал к его но­гам, ибо слы­шал уже о его му­же­стве и тер­пе­нии и чрез­вы­чай­но по­чи­тал его. Но му­че­ник, под­няв епи­ско­па и сам при­па­дая к его но­гам, го­во­рил:

— Не де­лай се­го, чест­ней­ший от­че! Не пред­вос­хи­щай по­кло­не­ния, ко­то­рое дол­жен воз­дать те­бе я, ибо не бла­го­сло­вить при­шел я, а при­нять бла­го­сло­ве­ние.

Епи­скоп ска­зал ему:

— Те­бе долж­но бла­го­сло­вить нас, как яв­но по­ка­зав­ше­му ве­ли­кую си­лу доб­ро­де­те­ли и об­лек­ше­му­ся в свет­лей­шую ри­зу Ду­ха чрез то, что ты пре­тер­пел столь лю­тые му­ки.

— За­тем я и при­шел сю­да, — от­ве­чал му­че­ник, — чтобы об­лечь­ся в ри­зу нетле­ния, воз­ро­див­шись во­дою и Ду­хом, ибо я еще не спо­до­бил­ся свя­то­го кре­ще­ния. И так ис­пол­ни немед­ля же­ла­ние мое и со­вер­ши на­до мною кре­ще­ние.

Епи­скоп тот­час же кре­стил Фир­са, ко­то­рый, вы­шед­ши из ку­пе­ли, вос­клик­нул:

— Гос­по­ди Иису­се Хри­сте, Бо­же мой, спо­до­бив­ший ме­ня воз­ро­дить­ся во­дою и Ду­хом! Дай и мне чрез стра­да­ния спо­до­бить­ся кре­ще­ния, ко­то­рым кре­стил­ся Ты, и, ис­пив Твою ча­шу стра­да­ний, быть при­част­ни­ком Тво­ей смер­ти.

За­тем, по­бе­се­до­вав с епи­ско­пом и про­стив­шись с ним, Хри­стов стра­да­лец воз­вра­тил­ся в тем­ни­цу, при чем ему пред­ше­ство­вал чу­дес­ный свет, а вслед за ним шли свя­тые Ан­ге­лы, как яс­но ви­де­ли неко­то­рые из до­стой­ных. В тем­ни­це он про­во­дил вре­мя в обыч­ных мо­лит­вах.

В это вре­мя один са­нов­ник, по име­ни Силь­ван, ро­дом перс, че­ло­век же­сто­кий и неми­ло­серд­ный, же­лая по­ка­зать се­бя бла­го­же­ла­те­лем и еди­но­мыш­лен­ни­ком им­пе­ра­то­ра, про­сил по­след­не­го да­ро­вать ему, Силь­ва­ну, власть ис­сле­до­вать, дей­стви­тель­но ли ис­пол­ня­ют цар­ские по­ве­ле­ния му­чи­те­ли, по­став­лен­ные для по­ги­бе­ли хри­сти­ан. По­лу­чив эту власть, он при­был в Ни­кею[5] и Ке­са­рию, всю­ду при­но­ся жерт­вы идо­лам и за­пе­чатле­вая идоль­ские празд­ни­ки хри­сти­ан­скою кро­вью. Ему, меж­ду про­чим, до­ло­же­но бы­ло и от­но­си­тель­но ве­ли­ко­го Фир­са, что он не мо­жет быть по­беж­ден[6] ни­ка­ки­ми му­че­ни­я­ми и в то­же вре­мя изум­ля­ет лю­дей зна­ме­ни­я­ми и чу­де­са­ми. Тот­час же Силь­ван при­ка­зал при­ве­сти его к се­бе, а сам стал со­вер­шать жерт­во­при­но­ше­ния глав­но­му язы­че­ско­му бо­гу Зев­су. На сле­ду­ю­щий день он вме­сте с Кум­ври­ки­ем сел на су­дей­ском ме­сте и, при­звав­ши Фир­са, сна­ча­ла ве­лел про­чи­тать во все­услы­ша­ние преж­ний его до­прос, а за­тем ска­зал му­че­ни­ку:

— Не ду­май, Фирс, что ты бу­дешь стра­дать по преж­не­му: ты при­мешь еще бо­лее же­сто­кие му­че­ния, ес­ли оста­нешь­ся при сво­ем упор­стве.

Му­че­ник от­ве­чал:

— Тот, Кто дал мне си­лы пе­ре­не­сти все преж­ние му­ки, Гос­подь мой Иисус Хри­стос, и ныне пред­сто­ит пре­до мною, из­бав­ляя ме­ня из ва­ших рук, ибо Ему Еди­но­му я слу­жу и Его Од­но­го при­знаю за Бо­га, а ва­ших язы­че­ских идо­лов и бо­гов счи­таю пол­ным за­блуж­де­ни­ем. Впро­чем, ес­ли ты же­ла­ешь скло­нить ме­ня к при­не­се­нию жерт­вы не при­нуж­де­ни­ем и на­си­ли­ем, а бла­го­ра­зум­ным со­ве­том, доб­ро­воль­но, то ска­жи: ко­му и как дол­жен я при­не­сти жерт­ву? А я, уви­дев спра­вед­ли­вость тво­их слов, охот­но по­ко­рюсь и не бу­ду на­прас­но про­ти­вить­ся ис­тине.

То­гда Силь­ван взял свя­то­го за ру­ку и ска­зал:

— Пой­дем в храм, и там те­бе бу­дет по­ка­за­но, ко­му ты дол­жен бу­дешь при­не­сти жерт­ву.

Ко­гда они при­шли в храм Апол­ло­на, на­хо­див­ший­ся вбли­зи, Силь­ван, ука­зы­вая ру­кою на идо­ла, ска­зал:

— Вот — бог, ко­то­ро­го мы по­чи­та­ем, и ес­ли ты, Фирс, по­мо­лишь­ся ему, при­не­ся жерт­ву, то при­об­ре­тешь се­бе ве­ли­ко­го хра­ни­те­ля и по­лу­чишь бла­го­дать у про­чих бо­гов.

Му­че­ник ска­зал:

— Смот­ри же, ка­кую я ему при­не­су жерт­ву и как бу­ду умо­лять его.

И ко­гда все со вни­ма­ни­ем об­ра­ти­ли на него взо­ры, он, воз­дев­ши ру­ки и воз­вед­ши очи к небу, при­звал неис­по­ве­ди­мую си­лу Бо­жию; вне­зап­но за­гре­мел гром и идол Апол­ло­на упал на зем­лю и рас­сы­пал­ся в прах. Свя­той же му­че­ник, об­ра­тив­шись к сто­я­щим око­ло, ска­зал:

— Смот­ри­те: ва­ши бо­ги суть толь­ко со­зда­ние че­ло­ве­че­ское и не мо­гут вы­не­сти да­же име­ни ис­тин­но­го Бо­га.

Силь­ван, при­шед­ший в ярость, ска­зал на это:

— Я твое вол­шеб­ство в ко­нец уни­что­жу и ис­треб­лю.

И тот­час он ве­лел ост­ры­ми же­лез­ны­ми греб­ня­ми тер­зать те­ло му­че­ни­ка до ко­стей, так что плоть свя­то­го кус­ка­ми от­па­да­ла на зем­лю, а му­чи­тель го­во­рил:

— Где же Бог — по­мощ­ник твой, Ко­то­ро­го ты чтишь и на Ко­то­ро­го на­де­ешь­ся?

Му­че­ник от­ве­чал:

— Неуже­ли ты не ви­дишь дей­ству­ю­щую во мне си­лу Хри­сто­ву, яв­но укреп­ля­ю­щую ме­ня про­тив ва­ших на­па­де­ний? Ка­ким об­ра­зом зем­ное и немощ­ное те­ло мог­ло бы пе­ре­не­сти та­кие му­ки, ес­ли бы не бы­ла по­да­ва­е­ма ему Бо­же­ствен­ная по­мощь свы­ше?

То­гда Силь­ван при­ка­зал при­не­сти огром­ный ко­тёл, на­пол­нить его во­дою и раз­ве­сти под ним огонь. Ко­гда ко­тёл силь­но за­ки­пел, му­че­ни­ка свя­за­ли по но­гам ве­рев­кою и опу­сти­ли вниз го­ло­вою в ки­пя­щую во­ду. Но свя­той при­звал имя Хри­сто­во, и ко­тёл рас­пал­ся, во­да раз­ли­лась, а сам он остал­ся невре­дим. Му­чи­тель был по­срам­лен и при­шел в ярость; но так как у него бы­ли еще и дру­гие об­ще­ствен­ные де­ла, то он ве­лел от­ве­сти му­че­ни­ка в тем­ни­цу.

Вско­ре Силь­ван вме­сте с Кум­ври­ки­ем от­пра­вил­ся в при­мор­ский го­род Апа­мею[7], при­ка­зав ве­сти за со­бою и свя­то­го — свя­зан­но­го. При­бли­зив­шись к го­ро­ду, он оста­но­вил­ся и, при­звав к се­бе му­че­ни­ка, ска­зал:

— Здесь, Фирс, или дай обе­ща­ние при­не­сти жерт­ву бо­гам и ты оста­нешь­ся жив, или же ты лю­тым об­ра­зом бу­дешь ли­шен жиз­ни.

Свя­той в от­вет ска­зал ему то­же са­мое, что го­во­рил и рань­ше, и при этом при­ба­вил в за­клю­че­ние:

— Ско­рее ду­ши ва­ши ис­торг­нут­ся у вас.

Му­чи­те­ли еще бо­лее раз­гне­ва­лись на Фир­са, ве­ле­ли влечь его с по­бо­я­ми в го­род и там бро­сить за его, как они го­во­ри­ли, вол­шеб­ства в мо­ре, дабы он при­нял му­чи­тель­ную по­ги­бель и да­же не удо­сто­ил­ся по смер­ти обыч­но­го по­гре­бе­ния. Но не успе­ли они еще вой­ти в го­род, как на­ча­ло ис­пол­нять­ся про­ро­че­ство му­че­ни­ка: Силь­ван вне­зап­но обес­си­лел, а Кум­ври­кий за­бо­лел ли­хо­рад­кою, и на чет­вер­той день оба они жал­ким об­ра­зом окон­чи­ли жизнь. Го­во­рят, что да­же зем­ля не при­ни­ма­ла их нечи­стых тел до тех пор, по­ка не по­мо­лил­ся о том свя­той му­че­ник. И оста­вал­ся свя­той в Апа­мее два­дцать три дня, на­хо­дясь в узах, до при­бы­тия но­во­го пра­ви­те­ля.

При­был но­вый пра­ви­тель, по име­ни Вав­да, ха­рак­те­ром и зло­бою к хри­сти­а­нам по­доб­ный сво­им пред­ше­ствен­ни­кам.

Рас­смот­рев де­ла преж­них пра­ви­те­лей и узнав о му­че­ни­ке Фир­се, он при­звал его на до­прос. Свя­той ока­зал­ся по-преж­не­му непо­ко­ле­бим в ве­ре хри­сти­ан­ской и по преж­не­му от­ка­зал­ся по­ви­но­вать­ся нече­сти­вым тре­бо­ва­ни­ям язы­че­ским. Вав­да при­ка­зал за­шить его свя­зан­ным в мех и бро­сить в мо­ре за трид­цать ста­дий[8] от бе­ре­га. Но мех вне­зап­но разо­рвал­ся, узы раз­вя­за­лись, и вид­но бы­ло мно­же­ство све­то­нос­ных му­жей, хо­див­ших по мо­рю, ко­то­рые, взяв му­че­ни­ка, вы­ве­ли его на су­шу. При ви­де се­го, слу­ги пра­ви­те­ля в стра­хе по­бе­жа­ли к нему и рас­ска­за­ли о слу­чив­шем­ся. То­гда он сам по­шел на бе­рег и, на­шед­ши там му­че­ни­ка, ко­то­рый сто­ял один, ска­зал ему:

— Прав­да, уди­ви­тель­ны ва­ши хри­сти­ан­ские вол­шеб­ства и ча­ры, ес­ли и са­мо мо­ре по­ви­ну­ет­ся вам, как я ви­жу, и ес­ли вы у са­мих за­ко­нов при­ро­ды от­ни­ма­е­те си­лу. Но, не смот­ря на то, ни­ка­кие вол­шеб­ства не по­мо­гут вам и бу­дут для вас толь­ко при­чи­ною еще бо­лее же­сто­ких му­че­ний и лю­той смер­ти.

Му­че­ник от­ве­чал:

— Дол­го ли ты оста­нешь­ся ослеп­лён­ным и, по­доб­но сво­им бо­гам, не бу­дешь ви­деть, имея очи? Как мо­жет кто-ли­бо волх­во­ва­ни­ем по­ра­бо­тить се­бе за­ко­ны при­ро­ды? Кто из ва­ших волх­вов или из по­чи­та­е­мых ва­ми бо­гов, в ко­то­рых всё суть обо­льще­ние вол­шеб­ное и об­ман, — кто из них сде­лал так, чтобы че­ло­век, бро­шен­ный в мо­ре, был под­нят ру­ка­ми Ан­ге­лов и, невре­ди­мый и здо­ро­вый, хо­дя по мо­рю, как по­су­ху, вы­шел на зем­лю?

Пра­ви­тель ве­лел схва­тить му­че­ни­ка, свя­зан­но­го ве­сти за со­бою и при этом креп­ко бить пал­ка­ми, а сам от­пра­вил­ся в Ке­са­рию. Жи­те­ли Ке­са­рии, узнав, что к ним идет но­вый пра­ви­тель и ве­дет с со­бою свя­то­го му­че­ни­ка Фир­са, все вы­шли из го­ро­да, как буд­то для встре­чи пра­ви­те­ля, на са­мом же де­ле — чтобы по­смот­реть на стра­даль­ца Хри­сто­ва, ко­то­ро­го все хо­те­ли ви­деть. Как толь­ко все всту­пи­ли в го­род, му­че­ник тот­час же был бро­шен в тем­ни­цу. Пра­ви­тель дол­го раз­ду­мы­вал, ка­ко­му бы ро­ду каз­ни под­верг­нуть му­че­ни­ка и, на­ко­нец, ре­шил от­дать его на съе­де­ния зве­рям, на­хо­дя эту смерть наи­бо­лее му­чи­тель­ною. Он ве­лел со­брать са­мых сви­ре­пых зве­рей вся­ко­го ро­да и мо­рить их го­ло­дом, чтобы они стре­ми­тель­нее бро­си­лись рас­тер­зать осуж­ден­но­го.

Ко­гда в те­че­ния 30 дней зве­ри бы­ли под­го­тов­ле­ны, му­чи­тель со­брал весь на­род ко хра­му Зев­са и при­нес ему тор­же­ствен­ное жерт­во­при­но­ше­ние. За­тем ве­лел вы­ве­сти из тем­ни­цы Фир­са, осуж­ден­но­го на съе­де­ние зве­рям.

Меж­ду тем свя­то­го, по тай­но­му при­ка­за­нию пра­ви­те­ля, по­се­ща­ли в за­клю­че­нии мно­гие дру­зья и зна­ко­мые и умо­ля­ли его сми­ло­вать­ся над са­мим со­бою и из­бе­жать страш­ной смер­ти, ис­пол­нив то, че­го от него тре­бо­ва­ли.

— Та­ким об­ра­зом, — го­во­ри­ли они, — ты из­ба­вишь­ся от по­ги­бе­ли, удо­сто­ишь­ся по­че­стей и сде­ла­ешь­ся уго­ден ца­рю.

Но свя­той был, по сло­ву Да­ви­да, «яко глух не слы­шах, и яко нем не от­вер­за­яй уст сво­их» (Пс.37:14). Ко­гда же его при­ве­ли к пра­ви­те­лю, ко­то­рый в то вре­мя при­но­сил жерт­вы, тот ска­зал ему:

— Мы бы­ли слиш­ком ми­ло­сти­вы, дав те­бе столь­ко вре­ме­ни на раз­мыш­ле­ние. Итак, ес­ли же­ла­ешь се­бе поль­зы, то те­перь, ко­гда ви­дишь всё свое оте­че­ство при­но­ся­щим жерт­вы ве­ли­ко­му бо­гу Зев­су, — при­сту­пи и ты и при­не­си жерт­ву, чтобы те­бе из­ба­вить­ся от по­ги­бе­ли. Ес­ли же нет, то ког­ти и зу­бы зве­рей рас­тер­за­ют те­бя, и ни­кто не по­мо­жет те­бе и не из­ба­вит те­бя от бе­ды.

Му­че­ник сде­лал вид, что он со­гла­сен, и ска­зал:

— Я дав­но уже ре­шил при­не­сти жерт­ву вме­сте с сво­и­ми со­граж­да­на­ми. Но как бы не про­гне­вал­ся Апол­лон, ес­ли я, ми­но­вав его, при­не­су жерт­ву од­но­му толь­ко Зев­су.

Услы­шав это, пра­ви­тель об­ра­до­вал­ся и ска­зал:

— При­не­си жерт­ву од­но­му толь­ко Зев­су, а я те­бе по­ру­кою в том, что ни один из осталь­ных бо­гов не раз­гне­ва­ет­ся на те­бя.

Му­че­ник на гла­зах у всех при­бли­зил­ся к идо­лу Зев­са и, ко­гда со­тво­рил про се­бя мо­лит­ву ис­тин­но­му Бо­гу, сде­ла­лось страш­ное зем­ле­тря­се­ние, и идол Зев­са упал на зем­лю. Языч­ни­ки в стра­хе раз­бе­жа­лись, и один толь­ко му­че­ник остал­ся в хра­ме. Ис­пол­нен­ный яро­сти, му­чи­тель ве­лел ве­сти свя­то­го на съе­де­ния зве­рям.

На зре­ли­ще это со­шлось мно­же­ство на­ро­да, и ко­гда вы­пу­сти­ли на свя­то­го зве­рей, ка­за­лось, что он сто­ит сре­ди зве­рей не один, а с ка­ки­ми-то дру­ги­ми тре­мя ли­ца­ми; и зве­ри хо­ди­ли кру­гом него и крот­ко лас­ка­лись к нему, как буд­то дав­но зна­ли его. Он же, воз­дев ру­ки квер­ху, ска­зал:

— Бла­го­да­рю Те­бя, Гос­по­ди Иису­се Хри­сте, за то, что про­сла­вил Ты во мне Имя Твое Свя­тое и явил на мне ми­лость Твою, за­гра­див пре­до мною уста зве­рям, как неко­гда пред Да­ни­и­лом, ра­бом Тво­им. Ты, Вла­ды­ка, как то­гда, так и ныне тво­ря­щий чу­де­са, со­тво­ри так, чтобы ди­кие зве­ри эти ушли каж­дый в свое жи­ли­ще, не при­чи­нив вре­да ни­ко­му из на­хо­дя­щих­ся здесь!

За­тем, по­мо­лив­шись, он ска­зал зве­рям:

— Во имя ис­тин­но­го Бо­га, воз­вра­ти­тесь в пу­сты­ню, каж­дый в свое ло­го­ви­ще, от­ку­да вы вы­ве­де­ны, и не при­чи­няй­те ни­ко­му вре­да.

И тот­час зве­ри убе­жа­ли, при чем две­ри рас­кры­лись пред ни­ми са­ми со­бою. Все при­сут­ство­вав­шие в стра­хе раз­бе­жа­лись, кто ку­да мог, бо­ясь вы­рвав­ших­ся зве­рей, ко­то­рые од­на­ко са­ми стре­ми­тель­но бро­си­лись бе­жать в пу­сты­ню. При ви­де это­го чу­да, мно­гие из языч­ни­ков об­ра­ти­лись ко Хри­сту.

Вав­да, не зная, что де­лать, по­ве­лел опять свя­зать свя­то­го и бро­сить его в тем­ни­цу. Но чрез несколь­ко дней, от­прав­ля­ясь в го­род Апол­ло­нию, от­сто­яв­ший неда­ле­ко от Ке­са­рии, ве­лел и Фир­са ве­сти ту­да вслед за со­бою. При­быв в Апол­ло­нию, Вав­да устро­ил там в хра­ме Апол­ло­на все­на­род­ный празд­ник. Храм же этот был на­пол­нен идо­ла­ми. При­ве­дя ту­да Фир­са, Вав­да ве­лел боль­но бить его пред идо­ла­ми пал­ка­ми. Но свя­той, тер­пе­ли­во пе­ре­но­ся уда­ры, как буд­то они на­но­си­лись ему не в дей­стви­тель­но­сти, а во сне, мо­лил­ся Бо­гу, ис­су­ша­ю­ще­му без­дны и нис­про­вер­га­ю­ще­му го­ры еди­ным ма­но­ве­ни­ем.

— Да бу­дет на мне, — го­во­рил он, — ру­ка Твоя, Гос­по­ди, не уда­ли по­мо­щи Тво­ей от ме­ня, но при­з­ри на ме­ня и за­щи­ти ме­ня, дабы не по­сты­дить­ся мне, ибо я Те­бя при­звал.

Ко­гда он по­мо­лил­ся та­ким об­ра­зом, вне­зап­но про­изо­шло зем­ле­тря­се­ния в го­ро­де, пра­ви­те­ля по­стиг­ла бо­лезнь, ру­ки бив­ших свя­то­го осла­бе­ли, и мно­гие идо­лы по­па­да­ли на зем­лю и ва­ля­лись, раз­би­тые в кус­ки. А Фирс, пол­ный ра­до­сти по Бо­ге, сме­ял­ся над идо­ла­ми и над му­чи­те­лем, и го­во­рил:

— Что же ты не по­мо­жешь сво­им бо­гам, ва­ля­ю­щим­ся в та­ком бес­че­стии на зем­ле и про­ся­щим у те­бя по­мо­щи, но остав­ля­ешь их, бро­шен­ных, на гла­зах у всех — на по­сме­ши­ще тем, кто не ослеп­лён?

Хо­тя пра­ви­тель и стра­дал от тяж­кой бо­лез­ни, но зло­ба его со­хра­ни­лась во всей си­ле, и по­то­му он ска­зал:

— Волх­во­ва­ния мерз­ко­го Фир­са де­ла­ют для ме­ня жизнь тя­же­лее смер­ти!

В это вре­мя в Апол­ло­нии на­хо­дил­ся язы­че­ский жрец Кал­ли­ник. Ви­дя с са­мо­го на­ча­ла чу­де­са, со­вер­ша­е­мые свя­тым му­че­ни­ком Фир­сом, он стал со­зна­вать бес­си­лие сво­их бо­гов. При­ем­ля в свое серд­це се­мя ис­тин­ной ве­ры, он го­во­рил в се­бе:

— Бо­же, Фир­сом про­по­ве­ду­е­мый, тво­ря­щий див­ные и слав­ные чу­де­са! Ты и ме­ня, как но­во­из­бран­но­го во­и­на, при­и­ми и укре­пи и утвер­ди про­тив вос­ста­ю­щих на ис­ти­ну Твою!

Так бе­се­дуя тай­но с Бо­гом, он явил­ся к пра­ви­те­лю и хит­ро­ум­но по­сме­ял­ся над ним.

— Свет­лей­ший пра­ви­тель, — ска­зал он — че­ло­век тот, пре­тер­пе­вая же­сто­кие му­че­ния, низ­верг на зем­лю и уни­что­жил ве­ли­чай­ше­го бо­га Зев­са, солн­це­нос­но­го Апол­ло­на со­кру­шил уже в тре­тий раз и са­мо­го Гер­ку­ле­са[9], непо­бе­ди­мо­го в бра­ни, низ­ло­жил — не ру­ка­ми, не ору­жи­ем, не ме­чем, а од­ним толь­ко сло­вом и при­зы­ва­ни­ем Хри­ста, пре­тер­пев­ше­го крест и смерть. Итак, ес­ли угод­но тво­е­му мо­гу­ще­ству, вос­ста­но­вим бо­га Гер­ку­ле­са, по­мо­га­ю­ще­го неко­то­рым в бе­дах, и бу­дем умо­лять его, чтобы, при­пом­нив свое преж­нее му­же­ство, он при­шел и по­мог так силь­но оби­жен­ным Зев­су — от­цу и бо­же­ствен­но­му Апол­ло­ну: ибо са­ми они, мне ка­жет­ся, спят креп­ким сном.

Пра­ви­тель, не по­няв на­смеш­ки, ска­зал:

— Так как я бо­лен, то сту­пай один, умо­ляй за нас бо­гов и воз­бу­ди их ско­рее про­тив это­го ча­ро­дея Фир­са.

Кал­ли­ник же про­дол­жал:

— Но я ду­маю, что ве­ли­ка си­ла Бо­га, низ­верг­ше­го их, и бо­юсь, что на­ши бо­ги не в си­лах бу­дут по­мочь да­же и се­бе са­мим.

То­гда пра­ви­тель, по­няв на­ко­нец ис­тин­ный смысл слов Кал­ли­ни­ка, ска­зал:

— Уже­ли и ты, Кал­ли­ник, обо­льщен вол­шеб­ством это­го ча­ро­дея?

Кал­ли­ник, не же­лая — ни про­дол­жать на­ча­тый раз­го­вор, ни скры­вать до­лее свою ве­ру, тот­час же от­пра­вил­ся до­мой, остриг во­ло­сы на го­ло­ве и бо­ро­ду, снял одеж­ды сво­е­го са­на и, при­нес­ши всё это к пра­ви­те­лю, бро­сил к его но­гам.

— Возь­ми, пра­ви­тель, — ска­зал он, — мои во­ло­сы и одеж­ды, осквер­нен­ные смра­дом и ды­мом жертв, про­ли­ти­ем кро­ви и диа­воль­ски­ми та­ин­ства­ми: вме­сте с ни­ми я от­вер­гаю свое преж­нее за­блуж­де­ния и на­чи­наю но­вую жизнь, ибо я — уже хри­сти­а­нин.

Пра­ви­тель был чрез­вы­чай­но удив­лен этой неожи­дан­ною пе­ре­ме­ною в Кал­ли­ни­ке.

— Что с то­бою, Кал­ли­ник, — го­во­рил он, — раз­ве чу­де­са это­го ча­ро­дея возы­ме­ли над то­бою та­кую си­лу, что да­же твою бла­го­род­ную ду­шу, — ду­шу слу­жи­те­ля бо­гов, по­лу­чив­ше­го от них мно­гие ми­ло­сти, от­вра­ти­ли от ве­ры от­цов и во­влек­ли в окон­ча­тель­ную по­ги­бель?

Кал­ли­ник ска­зал:

— В пе­ре­мене мо­ей бо­лее все­го ви­но­вен сам Гер­ку­лес, ко­то­рый со­вер­шив, как рас­ска­зы­ва­ет­ся о нем, столь­ко по­бед, те­перь не мог про­ти­во­сто­ять од­но­му сло­ву се­го му­жа и пал столь жал­ким об­ра­зом, по­ка­зы­вая, что сме­ха до­стой­ны те бас­ни, ко­то­рые из­вест­ны у лю­дей о нем и о про­чих бо­гах.

— Во­все нет, — воз­ра­зил пра­ви­тель: — но ты пре­льстил­ся вол­шеб­ством Фир­са и на­де­ешь­ся, что и сам ты по­сред­ством чар бу­дешь тво­рить та­кие же чу­де­са. Од­на­ко ни то­му волх­ву, ни те­бе хри­сти­ан­ские вол­шеб­ства не при­не­сут поль­зы, ес­ли ты не рас­ка­ешь­ся и не воз­дашь по преж­не­му че­сти бо­гам.

Кал­ли­ник, же­лая яв­ным об­ра­зом по­сра­мить нера­зу­мие пра­ви­те­ля и твёр­до на­де­ясь, что и с ним, Кал­ли­ни­ком, бу­дет Бог, как и с Фир­сом, ска­зал:

— Так как ты, пра­ви­тель, в на­сто­я­щее вре­мя бо­лен, а ме­ня счи­та­ешь обо­льщен­ным ча­ра­ми, то об­ра­тим­ся, ес­ли те­бе угод­но, к ве­ли­ко­му Ас­кли­пию[10] и вме­сте по­мо­лим­ся ему о тво­ем вы­здо­ров­ле­нии: то­гда ты узна­ешь, что я не обо­льщен ни­ка­ким вол­шеб­ством.

Пра­ви­тель, не ура­зу­мев, как сле­ду­ет, слов Кал­ли­ни­ка и ду­мая, что жрец сно­ва воз­вра­ща­ет­ся к сво­им бо­гам, тот­час по­шел с ним в храм. Ко­гда они во­шли ту­да, Кал­ли­ник на­чал мо­лить­ся в ду­ше, го­во­ря:

— Гос­по­ди Иису­се Хри­сте, по­знан­ный мною, как Бог Ис­тин­ный чрез ра­ба Тво­е­го Фир­са и без чис­ла мною про­гне­ван­ный и, несмот­ря на то, не от­верг­ший ме­ня! Вос­стань ныне в по­мощь мне и яви во мне си­лу Твою!

Ко­гда он так го­во­рил про се­бя, по­слы­шал­ся некий глас свы­ше, укреп­ля­ю­щий его и при­зы­ва­ю­щий к по­дви­гу. И он, ис­пол­нив­шись дерз­но­ве­ния и при­звав имя Хри­сто­во, стал по­но­сить идо­ла Ас­кли­пия, и тот­час идол, как бы свер­жен­ный силь­ною ру­кою, упал к его но­гам. То­гда Кал­ли­ник, взгля­нув на пра­ви­те­ля, ска­зал ему с на­смеш­кою:

— Ви­дишь сам, что бог твой не мо­жет встать, ес­ли ты сам не под­ни­мешь его. Убе­дись же, что это — не вол­шеб­ство, а дей­ствие чрез ме­ня си­лы Бо­же­ствен­ной.

Но пра­ви­тель, хо­тя в ду­ше скор­бел о том и со­жа­лел Кал­ли­ни­ка, од­на­ко ве­лел за­клю­чить его в тем­ни­цу, а на утро из­дал смерт­ный при­го­вор ему и Фир­су в та­ких сло­вах:

— Кал­ли­ни­ка, от­пав­ше­го от слу­же­ния бо­гам и от их по­чи­та­ния и при­став­ше­го к хри­сти­ан­ской лжи, по­веле­ваю умерт­вить ме­чем; Фир­са же, гор­дя­ще­го­ся сво­и­ми чу­де­са­ми, и пре­льстив­ше­го ими ока­ян­но­го Кал­ли­ни­ка, по­веле­ваю по­ло­жить в де­ре­вян­ный ящик и пе­ре­пи­лить пи­лою.

Кал­ли­ник немед­лен­но был вы­ве­ден во­и­на­ми на казнь. Он ис­про­сил се­бе вре­ме­ни на мо­лит­ву и, по­сле про­дол­жи­тель­ной мо­лит­вы, был усе­чен ме­чем. За­тем, ко­гда му­чи­те­ли по­ло­жи­ли свя­то­го Фир­са в ящик и взя­ли пи­лу, чтобы пе­ре­пи­лить его, то пи­ла сде­ла­лась в ру­ках их необы­чай­но тя­же­лою, так что они ед­ва мог­ли под­нять и во­дить ею, а меж­ду тем на де­ре­ве ящи­ка она бы­ла так лег­ка, что не оста­ва­лось да­же сле­да от ее зу­бьев. Дол­го, до по­та тру­ди­лись му­чи­те­ли, но ни­че­го не до­би­лись; на­ко­нец, ящик вне­зап­но от­крыл­ся, и свя­той вы­шед из него с свет­лым ли­цом и серд­це его бы­ло пол­но незем­ной ра­до­сти. Сто­яв­шие во­круг при­шли в ужас, и ни­кто не смел кос­нуть­ся свя­то­го, ра­ди со­вер­шив­ше­го­ся чу­да. И был слы­шан глас свы­ше, при­зы­вав­ший му­че­ни­ка к небес­ной на­гра­де. Ура­зу­мев, что на­сту­пил ко­нец по­дви­га, свя­той воз­двиг ру­ки, а вме­сте и ум свой к небу и вос­клик­нул:

— Бла­го­да­рю Те­бя, Гос­по­ди Иису­се Хри­сте, за то, что Ты ме­ня недо­стой­но­го при­ни­ма­ешь, как на­след­ни­ка благ Тво­их, и по­став­ля­ешь ме­ня в чис­ле бла­го­уго­див­ших Те­бе. При­и­ми же ныне в ми­ре ду­шу мою и вве­ди ее во свя­тые оби­те­ли Твои к неиз­ре­чен­но­му бла­жен­ству, То­бою да­ру­е­мо­му!

За­тем, осе­нив се­бя крест­ным зна­ме­ни­ем, Фирс пре­дал в ру­ки Бо­жии свя­тую ду­шу свою. Та­ким об­ра­зом, тот, ко­то­ро­го не мог­ли умерт­вить мно­го­чис­лен­ные же­сто­кие му­че­ния и ис­тя­за­ния, окон­чил жизнь свою есте­ствен­ною смер­тью.

По про­ше­ствии мно­гих лет, во­ца­рил­ся же­сто­кий Дио­кле­ти­ан[11], и опять по­всю­ду разо­слан был им­пе­ра­тор­ский указ о том, чтобы все при­ни­ма­ли уча­стия в по­ло­не­нии идо­лам, а от­ка­зы­ва­ю­щи­е­ся пре­да­ва­лись бы смер­ти. В то вре­мя в Фива­и­де[12] пра­ви­те­лем был некто Ар­ри­ан. Ста­ра­ясь в точ­но­сти ис­пол­нить нече­сти­вое по­ве­ле­ние же­сто­ко­го ца­ря, он, во вре­мя пре­бы­ва­ния сво­е­го в го­ро­де Ан­ти­ное, схва­тил двух знат­ных хри­сти­ан, Ас­ка­ло­на и Лео­ни­да, и, по­сле раз­лич­ных му­че­ний, пре­дал их смер­ти. За­тем он ве­лел схва­тить всех при­сут­ство­вав­ших там хри­сти­ан и, раз­ло­жив пе­ред ни­ми ору­дия пыт­ки, ска­зал:

— Вот, дво­я­кая участь ожи­да­ет вас: при­не­си­те жерт­вы бо­гам, и то­гда вы оста­не­тесь це­лы­ми и сво­бод­ны­ми, ес­ли же от­ка­же­тесь по­ви­но­вать­ся, то бу­де­те пре­да­ны на му­че­ния и да­же на смерть.

Лишь толь­ко пра­ви­тель ска­зал это, тот­час трид­цать семь му­жей, сме­ло и еди­но­душ­но вы­сту­пив впе­ред, изъ­яви­ли го­тов­ность ско­рее уме­реть, чем по­ви­но­вать­ся без­бож­но­му по­ве­ле­нию. Но, по­сле мно­го­чис­лен­ных пы­ток, один из них, по име­ни Апол­ло­ний, цер­ков­ный чтец, от ви­да мно­го­раз­лич­ных му­че­ний, при­шел в ужас и, то тре­пе­тал при мыс­ли о пред­сто­я­щих му­че­ни­ях, то бо­ял­ся по­гу­бить свою ду­шу, от­пад­ши от Хри­ста. Он стал раз­ду­мы­вать, как бы ему из­бег­нуть и жерт­вы идо­лам и лю­тых му­че­ний, так чтобы и ду­шу спа­сти от вла­сти диа­во­ла, и те­ло из­ба­вить от рук му­чи­те­лей. В то вре­мя, как он ко­ле­бал­ся та­ким об­ра­зом, око­ло него сто­ял один языч­ник, по име­ни Фили­мон, слу­жив­ший му­зы­кан­том у пра­ви­те­ля.

За­ме­тив его, Апол­ло­ний по­до­звал к се­бе и по­обе­щал ему че­ты­ре зо­ло­тых мо­не­ты, ес­ли он, под ви­дом его, Апол­ло­ния, при­не­сет жерт­вы, при­крыв­шись его одеж­дою, чтобы не быть узнан­ным. Фили­мон со­гла­сил­ся: одел­ся в одеж­ду Апол­ло­ния и, при­крыв ли­цо, по­шел к жерт­вен­ни­ку. Но, Бог, див­но про­мыш­ля­ю­щий о спа­се­нии всех лю­дей, вос­хо­тел при­влечь к се­бе чрез Апол­ло­ния Фили­мо­на, а чрез Фили­мо­на Апол­ло­ния. И ко­гда Фили­мон в одеж­де Апол­ло­ния при­бли­жал­ся к идоль­ско­му жерт­вен­ни­ку, в серд­це его вос­си­ял свет бла­го­да­ти Гос­под­ней, и от­верз­лись его ду­хов­ные очи к по­зна­нию ис­ти­ны. Осе­нив се­бя крест­ным зна­ме­ни­ем, как хри­сти­а­нин, он стал пред пра­ви­те­лем. По­след­ний спро­сил окру­жа­ю­щих:

— Кто это?

Они от­ве­ти­ли ему:

— Один из хри­сти­ан.

Пра­ви­тель ве­лел ему при­не­сти жерт­ву, но он гро­мо­глас­но вос­клик­нул:

— Не при­не­су! Я — хри­сти­а­нин, раб Хри­ста, Бо­га Жи­во­го.

Пра­ви­тель ска­зал:

— Раз­ве ты не ви­дал недав­но, ка­кие му­че­ния пре­тер­пе­ли Ас­ка­лон и Лео­нид и ка­кою лю­тою смер­тью они по­гиб­ли?

Фили­мон, под ви­дом Апол­ло­ния, от­ве­чал:

— То са­мое имен­но, что Ас­ка­лон и Лео­нид, по­стра­дав­шие недав­но за Хри­ста, оста­ви­ли нам при­мер му­же­ствен­но­го тер­пе­ния, это и бы­ло для ме­ня по­буж­де­ни­ем без­бо­яз­нен­но ид­ти на му­ки. К се­му по­бу­ди­ло ме­ня еще то чу­до, ко­то­рое со­вер­ши­лось на тво­ей ла­дье, ко­гда ты хо­тел пе­ре­ехать через ре­ку, а ла­дья оста­но­ви­лась по­сре­ди ре­ки, на са­мой глу­бине, и не мог­ла дой­ти до бе­ре­га — за то, что ты не хо­тел на­звать Хри­ста Бо­гом[13].

То­гда пра­ви­тель ве­лел при­звать му­зы­кан­та Фили­мо­на, на­де­ясь, что он сво­ею иг­рою на флей­те оча­ру­ет и смяг­чит дух хри­сти­а­ни­на, лег­ко даст дру­гое на­прав­ле­ние его мыс­лям и скло­нит его к жерт­во­при­но­ше­нию идо­лам. Не знал он, безум­ный, что пред ним и есть сам Фили­мон, и что он го­во­рит сво­им на­сто­я­щим го­ло­сом, так как ра­нее пра­ви­тель слы­шал толь­ко иг­ру его на раз­лич­ных ин­стру­мен­тах, а те­перь услы­хал его раз­дель­ную речь, вну­шен­ную ему Ду­хом Свя­тым. Фили­мо­на меж­ду тем всю­ду ис­ка­ли и не на­шли. При­зва­ли бра­та его Фео­на и ста­ли спра­ши­вать, где на­хо­дит­ся Фили­мон. Он же, узнав бра­та в одеж­де Апол­ло­ния, но не зная ни­че­го о про­ис­шед­шем, ска­зал:

— Вот Фили­мон сто­ит пе­ред ва­ми.

Пра­ви­тель при­ка­зал от­крыть ли­цо сто­я­ще­го и, уви­дев Фили­мо­на, на­чал гром­ко сме­ять­ся, ду­мая, что Фили­мон сде­лал это в на­смеш­ку над хри­сти­а­на­ми и для то­го, чтобы по­те­шить при­сут­ству­ю­щих. За­тем он ве­лел Фили­мо­ну сбро­сить чу­жую одеж­ду и ид­ти вме­сте с ним к жерт­вен­ни­ку. Но Фили­мон объ­явил, что он — дей­стви­тель­но хри­сти­а­нин, и стал сме­ять­ся над язы­че­ски­ми бо­га­ми. Су­дия был чрез­вы­чай­но удив­лен этим и, смот­ря на Фили­мо­на, вос­клик­нул:

— Во имя бла­го­по­лу­чия на­ро­да рим­ско­го, — прав­да ли то, что ты сей­час де­ла­ешь и го­во­ришь, Фили­мон, или это при­ду­ма­но то­бою в на­смеш­ку над хри­сти­а­на­ми?

Фили­мон от­ве­чал:

— Кля­нусь не рим­ским бла­го­по­лу­чи­ем, а сво­им соб­ствен­ным спа­се­ни­ем и Вла­ды­кою мо­им Ца­рем Хри­стом, что я не сме­юсь над хри­сти­а­на­ми, а за­яв­ляю о дей­стви­тель­ной пе­ре­мене, про­ис­шед­шей в мо­ем серд­це, и ис­по­ве­дую мою ве­ру во Хри­ста и утвер­ждаю, что за это ис­по­ве­да­ние я го­тов уме­реть не один раз, а ты­ся­чи.

Эти сло­ва при­ве­ли пра­ви­те­ля в бе­шен­ство, и он, об­ра­тив­шись к окру­жа­ю­щим, спра­ши­вал их, нуж­но ли убить Фили­мо­на немед­лен­но за то, что он все­на­род­но по­но­сил бо­гов, или дать ему вре­мя на раз­мыш­ле­ния и рас­ка­я­ние. На­род, лю­бив­ший Фили­мо­на за его пре­крас­ную иг­ру на флей­те, умо­лял пра­ви­те­ля не гу­бить уте­хи все­го го­ро­да. То­гда пра­ви­тель ска­зал Фили­мо­ну:

— Смот­ри, как лю­бит те­бя на­род: те­бя на­зы­ва­ют «об­щей утехою». Итак, хо­тя бы из бла­го­дар­но­сти за это, со­вер­ши при­выч­ное для те­бя де­ло, — при­не­си жерт­ву бо­гам, хра­ни­те­лям го­ро­да. Вот, на­сту­па­ет ве­ли­кое празд­не­ство, на ко­то­ром и те­бе сле­ду­ет на тру­бах и сви­ре­лях воз­дать хва­лу бо­гам и тем воз­ве­се­лить са­мо­го се­бя и усла­дить наш слух.

— Этот празд­ник ваш, — ска­зал Фили­мон, — при­во­дит мне на па­мять празд­ник, со­вер­ша­е­мый на небе, а зву­ки труб воз­буж­да­ют во мне же­ла­ния услы­шать ан­гель­ские пес­но­пе­ния. Знай же, что ты на­прас­но тру­дишь­ся, ста­ра­ясь от­вра­тить ме­ня от мо­е­го ис­по­ве­да­ния: та­ким пу­тем ты не толь­ко не до­бьешь­ся ни­ка­ко­го успе­ха, но, на­про­тив, воз­бу­дишь в мо­ем серд­це еще боль­шее стрем­ле­ния ко Хри­сту.

Пра­ви­тель ска­зал:

— Но ес­ли ты да­же и пре­тер­пишь, как обе­ща­ешь­ся, все му­ки за Хри­ста, — что при­об­ре­тешь ты этим, ко­гда ты — не вполне хри­сти­а­нин, так как не при­нял по­до­ба­ю­ще­го по их за­ко­ну кре­ще­ния?

Услы­шав это, Фили­мон вос­клик­нул:

— О, да пре­бу­дет со мною огонь ду­хов­ный, воз­жен­ный в серд­це мо­ем! Пра­ви­тель! Ка­кою бла­го­дар­но­стью обя­зан я те­бе за то, что ты, хо­тя и про­тив сво­е­го же­ла­ния, обла­го­де­тель­ство­вал ме­ня, на­пом­нив мне о свя­том кре­ще­нии!

Ока­зав это пра­ви­те­лю, он вы­шел на сре­ди­ну со­бра­ния и гром­ко воз­гла­сил:

— Ес­ли меж­ду ва­ми есть иерей хри­сти­ан­ский и ес­ли он ра­ди ис­тин­ной ве­ры пре­не­бре­га­ет му­че­ни­я­ми, то умо­ляю его: пусть идет ско­рее сю­да и пре­по­даст мне свя­тое кре­ще­ние!

Ви­дя, что все одер­жи­мы стра­хом и ни­кто не от­ва­жи­ва­ет­ся по­дой­ти к нему и объ­явить се­бя хри­сти­ан­ским свя­щен­ни­ком, он бо­лел серд­цем и, на­ко­нец, с го­ря­чи­ми сле­за­ми воз­звал к Бо­гу:

— Бо­же мой, Гос­по­ди Иису­се Хри­сте, ми­ло­сти­во при­з­рев­ший на ме­ня и воз­звав­ший ме­ня из глу­би­ны за­блуж­де­ния! Не оставь ме­ня без свя­то­го кре­ще­ния, но, ка­ким ве­да­ешь об­ра­зом, по­шли мне иерея и во­ду, дабы я кре­стил­ся, как и про­чие хри­сти­ане!

Тот­час по­сле его мо­лит­вы, спу­сти­лось свер­ху об­ла­ко и, окру­жив три­жды, оро­си­ло его до­ждем, зна­ме­нуя тем над ним свя­тое кре­ще­ние, и за­тем опять под­ня­лось квер­ху. Все при­шли в изум­ле­ние; ослеп­лен­ный же зло­бою пра­ви­тель ска­зал, что это — вол­шеб­ство и по­мра­че­ние очей.

По­том свя­той по­мо­лил­ся о том, чтобы все его сви­ре­ли и тру­бы, от­дан­ные им Апол­ло­нию в то вре­мя, как оба они ме­ня­лись меж­ду со­бою одеж­да­ми, бы­ли со­жже­ны, и чтобы та­ким об­ра­зом не оста­ва­лось ни­ка­кой па­мя­ти о его су­ет­ном ис­кус­стве, и ни­кто из языч­ни­ков не мог бы уже ска­зать:

— Вот тру­бы Фили­мо­на.

И дей­стви­тель­но, огонь, сшед­ший с неба, за­жег и уни­что­жил их все на гла­зах у Апол­ло­ния.

Меж­ду тем при­бли­жал­ся час стра­да­ний и для са­мо­го Апол­ло­ния, так как брат Фили­мо­на Фе­он, явив­шись к пра­ви­те­лю, по­дроб­но рас­ска­зал ему о том, как Апол­ло­ний одел Фили­мо­на в свою одеж­ду, и, за­ста­вив его, вме­сто се­бя, пой­ти на по­двиг ис­по­вед­ни­че­ский, сде­лал­ся ви­нов­ни­ком его по­ги­бе­ли. Немед­лен­но был при­ве­ден и Апол­ло­ний, и пра­ви­тель Ар­ри­ан, по­смот­рев на него с ве­ли­ким гне­вом и угро­зою, ска­зал:

— Что это та­кое, негод­ней­ший из лю­дей? Что сде­лал ты с на­ми, со всем го­ро­дом и с этим жал­ким че­ло­ве­ком? Ты, из гор­до­сти пре­зи­рая бо­гов и за­ко­ны, а по тру­со­сти укло­ня­ясь от му­че­ний, об­ме­нял­ся с ним одеж­да­ми и ка­ким-то вол­шеб­ством из­вра­тил его серд­це и ли­шил весь го­род его ве­ли­кой уте­хи. Ес­ли ты бо­ял­ся мук, то те­бе сле­до­ва­ло бы прид­ти ко мне и от­крыть мне свою ду­шу, и я, по за­ко­ну че­ло­ве­ко­лю­бия, про­стил бы те­бе все и оста­вил бы те­бя жить на сво­бо­де и бес­пе­чаль­но.

На эти сло­ва пра­ви­те­ля Апол­ло­ний от­ве­чал:

— Хо­ро­шо и пра­виль­но по­сту­па­ешь ты, уко­ряя и зло­сло­вя ме­ня, и я про­тив это­го не бу­ду го­во­рить ни­че­го: я и сам счи­таю се­бя ви­нов­ным — но не в том, что я сде­лал­ся при­чи­ною столь ве­ли­ких благ для Фили­мо­на, а в том, что не се­бе пер­во­му ис­хо­да­тай­ство­вал я эти бла­га — и не в том, что он явил­ся в мо­ей одеж­де, а в том, что сам я скрыл­ся под его одеж­дою. Но так как оба мы во­лею Бо­жи­ею об­лек­лись в ри­зу спа­се­ния[14], то знай за несо­мнен­ное, что ни Фили­мон, ни Апол­ло­ний ни­ко­гда не при­не­сут жерт­вы ва­шим бо­гам; и ес­ли я ра­нее бо­ял­ся му­че­ний, то те­перь, с по­мо­щью Бо­га мо­е­го, яв­лю тем боль­шее му­же­ство.

Раз­гне­ван­ный эти­ми сло­ва­ми, му­чи­тель ве­лел, свя­зав Апол­ло­ния, оста­вить его в этом по­ло­же­нии для бо­лее же­сто­ких му­че­ний, а по­ка при­ка­зал трем во­и­нам бить Фили­мо­на по ли­цу и гла­зам. На­род, уви­дя, как бьют Фили­мо­на, воз­не­го­до­вал и кри­чал во­и­нам, чтобы они пе­ре­ста­ли. По­сле то­го пра­ви­тель ска­зал Фили­мо­ну:

— По­жа­лей се­бя, Фили­мон, или же, по край­ней ме­ре, по­жа­лей на­род, ко­то­рый тер­за­ет­ся из-за те­бя серд­цем. Те­бе долж­но раз­мыс­лить о том, что ес­ли на­род так воз­му­щен, ви­дя это ма­лое твое му­че­ние, то что бу­дет, ко­гда те­бя под­верг­нут еще боль­шим му­кам? При­не­си жерт­ву, Фили­мон, и воз­на­гра­ди се­бя за на­сто­я­щее стра­да­ние име­ю­щи­ми по­сле­до­вать за­тем на­сла­жде­ни­я­ми, так как мы бу­дем пир­ше­ство­вать в хра­ме Се­ра­пи­са[15] и пре­да­дим­ся вся­ким на­сла­жде­ни­ям.

— Мне уго­то­ва­на ве­че­ря на небе, — от­ве­чал Фили­мон, и за­тем, об­ра­тив­шись к на­ро­ду, ска­зал:

— За­чем скор­би­те, ви­дя, как ме­ня бьют? Раз­ве не би­ли нас при­бли­жен­ные пра­ви­те­ля, ко­гда я был еще сре­ди вас флей­ти­стом? Ино­гда они де­ла­ли с на­ми и ху­же, а вы гром­ко сме­я­лись: по­че­му же не по­те­ша­е­тесь те­перь? Но знай­те, что в то вре­мя, как вы скор­би­те, Ан­ге­лы ра­ду­ют­ся за ме­ня, ви­дя ме­ня хри­сти­а­ни­ном и чти­те­лем ис­тин­ной ве­ры.

Му­чи­тель, ви­дя непре­клон­ность Фили­мо­на, ве­лел про­свер­лить го­ле­ни ему и Апол­ло­нию, свя­зать их ве­рев­ка­ми и вла­чить му­че­ни­ков по все­му го­ро­ду. За­тем Фили­мон был по­ве­шен на мас­лич­ном де­ре­ве, и в него стре­ля­ли из лу­ка, но стре­лы не ка­са­лись его, а од­на из них от­ско­чи­ла к пра­ви­те­лю и вы­ко­ло­ла ему пра­вый глаз. Ли­шив­шись гла­за и чув­ствуя силь­ней­шую боль, он из­ры­гал мно­гие ху­лы и зло­сло­вия на Хри­ста и хри­сти­ан, но, на­ко­нец, вы­нуж­да­е­мый бо­лью, ве­лел от­вя­зать му­че­ни­ка и умо­лял его ис­це­лить ему глаз. Но свя­той от­ве­чал:

— Сей­час я не ста­ну ис­це­лять те­бя для то­го, чтобы ты не взду­мал при­пи­сы­вать по­лу­чен­ное то­бою бла­го­де­я­ние вол­шеб­ству. Но ко­гда я раз­лу­чусь с те­лом — ибо ко­нец мой бли­зок — ты при­дешь на мою мо­ги­лу и, взяв с нее зем­ли и при­ло­жив к гла­зу, при­зо­вешь имя Хри­сто­во, и тот­час он ис­це­лит­ся.

По­сле то­го, по при­ка­за­нию пра­ви­те­ля, обо­им му­че­ни­кам, Фили­мо­ну и Апол­ло­нию, от­сек­ли го­ло­вы, и чест­ные те­ла их бы­ли по­ло­же­ны близ свя­тых му­че­ни­ков Ас­ка­ло­на и Лео­ни­да. А му­чи­тель, глаз ко­то­ро­го бо­лел невы­но­си­мо, при­шел, хо­тя и про­тив сво­е­го же­ла­ния, к мо­ги­ле свя­тых и, взяв­ши зем­ли с нее, со­глас­но с сло­ва­ми Фили­мо­на, при­ло­жил к сво­е­му боль­но­му гла­зу и ска­зал:

— Во имя Твое, Иису­се Хри­сте, ра­ди Ко­е­го сии му­че­ни­ки доб­ро­воль­но по­шли на смерть, воз­ла­гаю зем­лю на око мое и, ес­ли, ис­це­лив­шись, я бу­ду ви­деть, то и сам ис­по­ве­дую, что нет ино­го бо­га, кро­ме Те­бя.

Как толь­ко он ска­зал это, тот­час же по­лу­чил дво­я­кое ис­це­ле­ние — гла­за и ду­ши: гла­зом он уви­дел солн­це, а ду­шою узрел свет­лей­шую солн­ца Прав­ду, и по­шел, ра­дост­но вос­кли­цая:

— Я — хри­сти­а­нин!

Это он ис­по­ве­дал при мно­гих сви­де­те­лях и при­нял свя­тое кре­ще­ние со всем сво­им до­мом, а трид­цать шесть хри­сти­ан, со­дер­жав­ших­ся за Хри­ста в узах, от­пу­стил с ми­ром. За­тем, взяв пла­ща­ни­цы[16] и дра­го­цен­ные бла­го­во­ния[17], он со мно­же­ством на­ро­да и дву­мя епи­ско­па­ми при­шел на мо­ги­лу свя­тых му­че­ни­ков и с че­стью со­вер­шил по­гре­бе­ния их.

Меж­ду тем слух о том, что Ар­ри­ан из языч­ни­ка сде­лал­ся хри­сти­а­ни­ном и не хо­чет уже бо­лее при­но­сить жерт­вы бо­гам, до­стиг до Дио­кле­ти­а­на. Им­пе­ра­тор по­слал в Ке­са­рию чет­ве­рых про­тикто­ров[18], ко­то­рым при­ка­зал при­ве­сти Ар­ри­а­на, же­лая сам рас­сле­до­вать, прав­ду ли о нем го­во­рят. Про­тикто­ры, взяв­ши Ар­ри­а­на, то­ро­пи­ли его ско­рее от­пра­вить­ся в путь, но он умо­лял их поз­во­лить ему схо­дить ко гро­бу свя­тых му­че­ни­ков, и так как они не со­гла­ша­лись, то он дал им во­семь­де­сят зо­ло­тых монет и был, на­ко­нец, от­пу­щен ими на мо­ги­лу. При­шед­ши ту­да, он пал ниц и умо­лял свя­тых му­че­ни­ков по­мочь ему в по­дви­ге. И вот из гро­ба по­слы­шал­ся го­лос Фили­мо­на, го­во­рив­ший:

— Му­жай­ся, Ар­ри­ан, и не бой­ся, ибо Сам Гос­подь при­зы­ва­ет те­бя к Се­бе и ве­дет к по­дви­гу и го­то­вит те­бе ве­нец му­че­ни­че­ский, — и участ­ни­ка­ми в тво­ем по­дви­ге и воз­да­я­нии за него ты бу­дешь иметь тех са­мых че­ты­рех про­тикто­ров, ко­то­рые при­шли взять те­бя.

Услы­шав этот го­лос, Ар­ри­ан при­шел в ужас, и вер­нув­шись до­мой, вдох­нов­лен­ный бла­го­да­тью Гос­под­нею, пред­ска­зал сво­им до­маш­ним о вре­ме­ни и об­ра­зе сво­е­го му­че­ния. Он при­звал сво­их слуг и ска­зал им:

— Вы пой­де­те с на­ми до Алек­сан­дрии, а за­тем ме­ня по­ве­дут к им­пе­ра­то­ру и, при по­мо­щи Бо­жи­ей, я со­вер­шу свой по­двиг. В вось­мой день ме­ся­ца Фа­ме­но­фа[19] я бу­ду за­шит в мех и бро­шен в мо­ре. А вы в один­на­дца­тый день то­го же ме­ся­ца, в ше­стом ча­су, вый­ди­те на бе­рег: там най­де­те вы мое те­ло, вы­не­сен­ное на су­шу дель­фи­на­ми, возь­ми­те его и по­ло­жи­те с про­чи­ми му­че­ни­ка­ми.

За­тем Ар­ри­ан от­пра­вил­ся в путь с про­тикто­ра­ми и, при­быв к ца­рю, сна­ча­ла был при­нят им лас­ко­во. Но вско­ре, по­сле его при­бы­тия, для им­пе­ра­то­ра при­го­тов­ле­на бы­ли ба­ня, пред зда­ни­ем ко­то­рой сто­я­ла ста­туя Апол­ло­на, и царь, от­прав­ля­ясь ту­да, взял с со­бою и Ар­ри­а­на. По­сле мы­тья, вы­хо­дя из ба­ни и при­бли­жа­ясь к ста­туе, им­пе­ра­тор ска­зал Ар­ри­а­ну:

— При­не­си жерт­ву ве­ли­ко­му бо­гу Апол­ло­ну и пой­дем с ве­се­лым серд­цем на ве­че­рю.

Ар­ри­ан от­ве­чал ему:

— Как мо­гу я сде­лать это по­сле столь ве­ли­ких и мно­гих чу­дес, со­вер­шен­ных Хри­стом, ис­тин­ным Бо­гом, ко­то­рые суть не бас­ни, а несо­мнен­ная ис­ти­на? Сви­де­те­ли их — мои гла­за: как же мо­гу я при­не­сти жерт­ву без­душ­но­му и бес­чув­ствен­но­му идо­лу?

Раз­гне­ван­ный царь ве­лел тот­час же свя­зать Ар­ри­а­ну ру­ки же­лез­ны­ми це­пя­ми, при­вя­зать к но­гам боль­шие кам­ни, бро­сить его в глу­бо­кую яму и, за­сы­пав зем­лею и кам­ня­ми, срав­нять на­сыпь с зем­лею. На вер­ху же за­сы­пан­ной ямы он ве­лел по­ста­вить свой трон и сел на нем, при­ка­зав во­и­нам иг­рать око­ло се­бя на тру­бах, и го­во­рил:

— По­смот­рим, при­дет ли его Хри­стос и осво­бо­дит ли его из этой ямы. По­том он по­шел во дво­рец, во­шел в свою опо­чи­валь­ню и уви­дел же­ле­зо и кам­ни, ко­то­рые бы­ли на­вя­за­ны на Ар­ри­ане, ви­ся­щи­ми над сво­ей по­сте­лью, а са­мо­го Ар­ри­а­на ле­жа­щим на по­сте­ли.

При ви­де это­го, им­пе­ра­тор при­шел в ужас и смя­те­ния и по­ду­мал, что кто-ни­будь из сво­их же из­ме­нил ему и стро­ит тай­ные коз­ни. Но свя­той Ар­ри­ан ска­зал ему:

— Не сму­щай­ся: ни­кто не из­ме­нял те­бе и не вос­ста­вал про­тив те­бя; но я — дей­стви­тель­но Ар­ри­ан, вверг­нув ко­то­ро­го в яму, ты го­во­рил: «по­смот­рим, при­дет ли его Хри­стос осво­бо­дить его». И вот, Хри­стос осво­бо­дил ме­ня и по­ве­лел мне лечь на тво­ей по­сте­ли.

Изум­лен­ный Дио­кле­ти­ан дол­го сто­ял мол­ча и, на­ко­нец, ед­ва опом­нив­шись, в стра­хе и смя­те­нии гром­ко вос­клик­нул:

— О, лу­ка­вое вол­шеб­ство! Ни­кто до сих пор не ви­дал ни­че­го по­доб­но­го!

И мно­гое дру­гое го­во­рил и кри­чал он и, на­ко­нец при­ка­зал за­вя­зать свя­то­го в мех с пес­ком и бро­сить в мо­ре на глу­бо­ком ме­сте. Меж­ду тем че­ты­ре упо­мя­ну­тых про­тикто­ра, ста­рей­шим из ко­то­рых был Еео­тих, яви­лись к им­пе­ра­то­ру и объ­яви­ли се­бя хри­сти­а­на­ми. Они так­же бы­ли за­вя­за­ны в ме­хи с пес­ком и бро­ше­ны в мо­ре вме­сте с Ар­ри­а­ном; дель­фи­ны[20] же, при­няв на се­бя их те­ла, от­нес­ли их на Алек­сан­дрий­ское взмо­рье, где слу­ги Ар­ри­а­на, по его за­ве­ща­нию, ожи­да­ли их на бе­ре­гу. Они взя­ли из во­ды те­ла сво­е­го гос­по­ди­на и че­ты­рех про­тикто­ров и с че­стью по­греб­ли их все вме­сте[21], сла­вя Бо­га-От­ца и Сы­на и Свя­то­го Ду­ха, Ко­е­му и от нас да бу­дет сла­ва во ве­ки. Аминь.

Пре­по­доб­ный отец наш Сте­фан ро­дил­ся в Кап­па­до­кии Ве­ли­кой — от хри­сти­ан­ских ро­ди­те­лей, ко­то­рые вос­пи­та­ли его в доб­ром на­ка­за­нии. С дет­ско­го воз­рас­та он от­ли­чал­ся бла­го­нра­ви­ем, уда­ля­ясь от обыч­ных дет­ских за­бав. Се­ми лет ро­ди­те­ли от­да­ли его для обу­че­ния гра­мо­те; он ока­зал­ся спо­соб­ным к уче­нию, и в ско­ром вре­ме­ни хо­ро­шо на­вык в Бо­же­ствен­ном Пи­са­нии. Ко­гда же ему ис­пол­ни­лось пят­на­дцать лет, он уда­лил­ся из сво­е­го оте­че­ства и при­шел в Ца­рь­град, же­лая там до­кон­чить свое об­ра­зо­ва­ние. Сие бы­ло при ца­ре Фе­о­до­сии Адра­ми­тене[1] и св. пат­ри­ар­хе Гер­мане[2]. Там св. Сте­фан про­дол­жал усерд­но учить­ся и, обу­чив­шись фило­соф­ским на­у­кам, пре­взо­шел муд­ро­стью мно­гих — да­же са­мих учи­те­лей, — так что все удив­ля­лись его пре­муд­ро­сти.

Услы­шав о Сте­фане, св. Гер­ман, пат­ри­арх ца­ре­град­ский, при­звал его и, бла­го­сло­вив, спро­сил, из ка­кой он стра­ны. Сте­фан всё рас­ска­зал ему о се­бе. По­лю­бив его бла­го­нра­вие, пре­муд­рость и сми­ре­ние, пат­ри­арх оста­вил Сте­фа­на жить у се­бя. Несколь­ко лет про­жил бла­жен­ный Сте­фан у пат­ри­ар­ха, слу­жа свя­той Церк­ви и жи­вя в воз­дер­жа­нии и чи­стой со­ве­сти. По­том он, тай­но от всех, ушел из Ца­рь­гра­да и, при­дя в неко­то­рый мо­на­стырь, при­нял там ино­че­ское по­стри­же­ние и под­ви­зал­ся в доб­ро­де­те­лях. За­тем, воз­же­лав без­молв­ней­ше­го жи­тия, уда­лил­ся из мо­на­сты­ря и, най­дя уеди­нен­ное и ни­ко­му неиз­вест­ное ме­сто, про­жил там до­воль­но вре­ме­ни, ра­бо­тая Бо­гу в по­сте и мо­лит­вах.

В то вре­мя пре­ста­вил­ся епи­скоп, ко­то­рый был в го­ро­де Су­ро­же[3], и вот жи­те­ли Су­ро­жа при­шли в Ца­рь­град к свя­тей­ше­му пат­ри­ар­ху Гер­ма­ну, про­ся для Су­ро­жа епи­ско­па. И ко­гда про­ис­хо­ди­ло рас­суж­де­ние о по­став­ле­нии епи­ско­па, яви­лось несо­гла­сие, так как од­ни же­ла­ли од­но­го, дру­гие — дру­го­го. Су­ро­жане же про­си­ли ца­ря и свя­тей­ше­го пат­ри­ар­ха дать им епи­ско­па, мо­гу­ще­го хо­ро­шо управ­лять цер­ко­вью, «ибо, — го­во­ри­ли они, — умно­жи­лись ере­си в го­ро­де на­шем».

Од­на­жды, ко­гда свя­той Гер­ман но­чью сто­ял на мо­лит­ве, явил­ся ему Ан­гел Гос­по­день и ска­зал:

— Зав­тра по­шли в то пу­стын­ное ме­сто, где жи­вет из­бран­ник Бо­жий Сте­фан: его по­ставь епи­ско­пом для Су­ро­жа, ибо он хо­ро­шо мо­жет па­сти Хри­сто­во ста­до и при­ве­сти ере­ти­ков к ис­тин­ной ве­ре. Я же и к нему по­слан от Бо­га, с по­ве­ле­ни­ем, чтобы он ни в чем не ослу­шал­ся те­бя.

— О, гос­по­дин, — ска­зал пат­ри­арх, — как я узнаю ме­сто, где жи­вет из­бран­ник Бо­жий Сте­фан?

То­гда Ан­гел, взяв од­но­го из слуг пат­ри­ар­ха, по­ка­зал ему ме­сто­пре­бы­ва­ние свя­то­го, а слу­га, воз­вра­тив­шись, по­ве­дал сие пат­ри­ар­ху.

К свя­то­му же Сте­фа­ну, ко­то­рый в то вре­мя в скры­том ме­сте сво­ем мо­лил­ся Бо­гу, явил­ся тот же Ан­гел Гос­по­день в бе­лой одеж­де, — и убо­ял­ся св. Сте­фан и в тре­пе­те пал от стра­ха на зем­лю.

Взяв свя­то­го за ру­ку, Ан­гел успо­ко­ил его, ска­зав:

— Я — Ан­гел Гос­по­день и по­слан от Хри­ста Спа­си­те­ля воз­ве­стить те­бе ра­дость и по­ве­леть ид­ти в го­род Су­рож, чтобы ты на­учил лю­дей Хри­сто­вой ве­ре. Зав­тра пат­ри­арх при­зо­вет те­бя и, по­свя­тив, по­шлет ту­да ар­хи­епи­ско­пом, ты же не ослу­шай­ся его, да не про­гне­ва­ешь Бо­га.

За­тем, пре­по­дав ему мир, Ан­гел воз­шел на небо.

На дру­гой день пат­ри­арх по­слал со слу­гою двух пре­сви­те­ров — за свя­тым Сте­фа­ном, и те с ве­ли­кою че­стью при­ве­ли его к пат­ри­ар­ху.

С ра­до­стью встре­тил пат­ри­арх св. Сте­фа­на, и по­свя­тив, по­ста­вил его ар­хи­епи­ско­пом Су­ро­жа и от­пу­стил на ко­раб­ле в по­ру­чен­ную ему епар­хию.

При­быв в го­род Су­рож и всту­пив на ар­хи­епи­скоп­ский пре­стол, св. Сте­фан стал по­учать лю­дей от Бо­же­ствен­но­го Пи­са­ния и в про­дол­же­ния пя­ти лет кре­стил весь го­род Су­рож и все его окрест­но­сти.

В то вре­мя в Ца­рь­гра­де во­ца­рил­ся Лев Ис­ав­ря­нин и воз­двиг ико­но­бор­ство[4], бу­дучи на­учен се­му дву­мя ев­ре­я­ми. Сна­ча­ла он по­ве­лел свя­тые ико­ны ста­вить вы­со­ко, го­во­ря:

— Кто чист, пусть це­лу­ет их.

По­том по­ве­лел под­ни­мать ико­ны на воз­дух, по­яс­няя, что не сле­ду­ет при­гвож­дать ико­ны к стене. И мно­гое дру­гое пред­при­ни­мал ока­ян­ный про­тив по­чи­та­ния св. икон. Свя­той пат­ри­арх Гер­ман мно­го уве­ще­вал его, чтобы он оста­вил свое злое на­чи­на­ние, бе­се­дуя о сем на ос­но­ва­нии свя­щен­ных книг[5]. При­дя в ярость от уве­ща­ний, ико­но­бо­рец от­кры­то про­явил яд свой, ко­то­рый до­то­ле скры­вал в серд­це сво­ем, и уси­лен­но на­чал из­го­нять свя­тые ико­ны, ху­лить их и бес­че­стить.

За­тем Лев разо­слал по все­му го­ро­ду и по мно­гим окрест­ным ме­стам ука­зы, чтобы все так же по­сту­па­ли со свя­ты­ми ико­на­ми, и го­во­рил:

— Ес­ли кто бу­дет мне про­ти­вить­ся, то­го я бу­ду му­чить раз­лич­ны­ми му­ка­ми и пре­дам смер­ти.

В цар­ству­ю­щем гра­де то­гда мож­но бы­ло ви­деть раз­лич­ные му­че­ния пра­во­слав­ных хри­сти­ан. Пат­ри­ар­ха же Гер­ма­на зло­че­сти­вый царь по­слал в за­то­че­ние, а вме­сто него по­ста­вил пат­ри­ар­хом Ана­ста­сия, ро­дом Си­ри­я­ни­на, ко­то­рый был еди­но­мыш­лен­ни­ком с ним в его ере­си.

За­тем царь и пат­ри­арх от­пра­ви­ли по­слов сво­их в Су­рож к св. ар­хи­епи­ско­пу Сте­фа­ну с зло­че­сти­вым по­ве­ле­ни­ем не по­кло­нять­ся ико­нам и кре­сту. Свя­той Сте­фан от­ве­чал по­слам:

— Да не бу­дет се­го; не до­пу­щу я лю­дей сво­их от­сту­пить от за­ко­на Хри­сто­ва: не слу­шаю по­ве­ле­ния ни ца­ря, ни ока­ян­но­го пат­ри­ар­ха.

Но­чью он при­шел к по­слам на ко­рабль и вме­сте с ни­ми при­был в Ца­рь­град.

Об­ла­чив­шись в одеж­ды сво­е­го свя­ти­тель­ско­го са­на, св. Сте­фан пред­стал пред ца­рем. Царь спро­сил его:

— Кто ты?

Свя­той же от­ве­чал:

— Я — ар­хи­епи­скоп Су­рож­ский Сте­фан.

И ска­зал царь:

— Ви­дишь ли со­бор сей, вос­се­да­ю­щий со мною в ве­ли­кой че­сти? Они по­жгли и по­ру­би­ли ико­ны: и ты по­слу­шай ме­ня, и бу­дешь в та­кой же ве­ли­кой че­сти с на­ми.

Свя­той Сте­фан от­ве­чал:

— Да не бу­дет се­го. Хо­тя бы ты ме­ня и сжег, или рас­сек на ча­сти, или ка­ки­ми-ни­будь дру­ги­ми му­ка­ми за­му­чил, — за ико­ны и за Крест Гос­по­день всё го­тов пре­тер­петь.

За­тем свя­той ска­зал ца­рю:

— Мы в кни­гах на­шли неко­то­рое про­ро­че­ство, что в Ца­рь­гра­де явит­ся зло­че­сти­вый царь, ико­но­бо­рец, сжи­га­ю­щий свя­тые ико­ны. Но да не со­тво­рит се­го Бог в твое цар­ство­ва­ние!

— А на­шли ли вы имя ца­ря то­го? — спро­сил царь.

— Имя его — Ко­ноп, — от­ве­чал Сте­фан.

И ска­зал царь:

— Спра­вед­ли­во, Сте­фан, ты на­шел мое имя, ибо отец и мать на­зва­ли ме­ня Ко­но­пом.

И ска­зал Сте­фан:

— О, царь! Да не со­вер­шит­ся сие в твое цар­ство­ва­ние. Ес­ли же ты со­вер­шишь сие, то бу­дешь пред­те­чею ан­ти­хри­ста!

Услы­шав сие от свя­то­го, ока­ян­ный царь же­лез­ною пер­чат­кою из­бил его ли­цо, уста и зу­бы, вос­кли­цая:

— Как смел ты на­звать ме­ня пред­те­чею ан­ти­хри­ста?

И по­ве­лел царь схва­тить Сте­фа­на за во­ло­сы и за бо­ро­ду, бить, вла­чить по зем­ле и вверг­нуть в тем­ни­цу. Вле­ко­мый му­чи­те­ля­ми, свя­той вос­сы­лал бла­го­да­ре­ния Бо­гу, и был вверг­нут в тем­ни­цу, где на­хо­ди­лись и иные свя­ти­те­ли. За­тем царь сно­ва по­ве­лел при­ве­сти к се­бе Сте­фа­на.

— Как дерз­нул ме­ня на­звать так Су­рож­ский епи­скоп! — го­во­рил он. — С по­бо­я­ми при­та­щи­те его сю­да.

Свя­той пред­стал пред ца­рем с се­мью епи­ско­па­ми. Дер­жа в ру­ках сво­их ико­ну Гос­по­да, Бо­го­ро­ди­цы и Иоан­на Пред­те­чи, царь ска­зал свя­то­му:

— По­че­му ты на­звал ме­ня пред­те­чею ан­ти­хри­ста?

Свя­той от­ве­чал:

— По­то­му, что ты тво­ришь де­ла его; я уже ска­зал это и опять по­вто­ряю те­бе то же.

То­гда царь плю­нул на ико­ну, стал топ­тать ее и ска­зал Сте­фа­ну:

— Сде­лай и ты то­же са­мое с сей ико­ной.

Свя­той же, про­сле­зив­шись, ска­зал:

— Враг Бо­жий, недо­стой­ный цар­ства! Как не ослеп­ли твои безум­ные очи и не от­сох­ли без­за­кон­ные твои ру­ки? Да оты­мет вско­ре Бог цар­ство твое и да пре­кра­тит жизнь твою.

Услы­шав сие, царь во гне­ве по­ве­лел бить свя­то­го Сте­фа­на. По­том при­вя­за­ли его к хво­сту ко­ня и по­влек­ли в тем­ни­цу; свя­той же воз­да­вал бла­го­да­ре­ния Бо­гу. Все за­клю­чен­ные в тем­ни­це мо­ли­ли Бо­га, и, по мо­лит­ве свя­тых, вско­ре умер нече­сти­вый царь и во­ца­рил­ся сын его Кон­стан­тин Ко­про­ним. Су­пру­га его, слы­ша о доб­ро­де­те­лях и чу­де­сах свя­то­го Сте­фа­на, про­си­ла му­жа сво­е­го — ца­ря Кон­стан­ти­на — от­пу­стить свя­то­го на пре­стол свой. В то же вре­мя ро­дил­ся у ца­ря сын, и свя­той Сте­фан кре­стил его. На­гра­див Сте­фа­на да­ра­ми, царь с ве­ли­кою че­стью от­пу­стил его к пастве сво­ей. Сно­ва по­лу­чил доб­рый пас­тырь пре­стол свой и про­дол­жи­тель­ное вре­мя доб­ре пас по­ру­чен­ное ему ста­до Хри­сто­во. За­тем, про­ви­дя свое к Бо­гу от­ше­ствие, по­ста­вил он вме­сто се­бя ар­хи­епи­ско­пом для Су­ро­жа кли­ри­ка сво­е­го Фила­ре­та и пре­ста­вил­ся к Бо­гу в жизнь веч­ную, ме­ся­ца де­каб­ря в 15-й день[6].

Был в Су­ро­же один че­ло­век, по име­ни Еф­рем, — сле­пой от чре­ва ма­те­ри сво­ей, ко­то­ро­му свя­той Сте­фан по­мо­гал пи­щею, пи­тьем и одеж­дою. Услы­шав о смер­ти сво­е­го бла­го­де­те­ля, он за­пла­кал, го­во­ря:

— Кто те­перь бу­дет за­бо­тить­ся обо мне? Ве­ди­те ме­ня, дабы я мог об­ло­бы­зать свя­тые но­ги его.

И ко­гда он был при­ве­ден к те­лу пре­ста­вив­ше­го­ся свя­то­го Сте­фа­на, с пла­чем и ры­да­ни­ем при­пал к но­гам его — и тот­час про­зрел. Сим чу­дом из­ве­стил Бог об угод­ни­ке Сво­ем, что он при­чтен со свя­ты­ми к ли­ку чу­до­твор­цев и ис­по­вед­ни­ков. Свя­тое же те­ло его свя­ти­те­ля­ми и всем Су­рож­ским на­ро­дом со мно­ги­ми сле­за­ми бы­ло с че­стью пре­да­но по­гре­бе­нию, во сла­ву все­ми сла­ви­мо­го и пре­воз­но­си­мо­го Бо­га, во ве­ки. Аминь.

Пре­по­доб­ная Со­фия, в ми­ру ве­ли­кая кня­ги­ня Со­ло­мо­ния Са­бу­ро­ва, бы­ла пер­вой же­ной ве­ли­ко­го кня­зя мос­ков­ско­го Ва­си­лия Иоан­но­ви­ча (1505-1533). Он вы­брал ее в су­пру­ги из пя­ти­сот са­мых кра­си­вых де­виц. Но брак ока­зал­ся без­дет­ным, о чем ве­ли­ко­кня­же­ская че­та силь­но скор­бе­ла. По­сле 20 лет су­пру­же­ства, несмот­ря на уве­ща­ния ду­хо­вен­ства, ве­ли­кий князь ре­шил всту­пить во вто­рой брак с ли­тов­ской княж­ной Еле­ной Глин­ской. Мит­ро­по­лит Вар­ла­ам, об­ли­чив­ший неза­кон­ность рас­тор­же­ния бра­ка, был све­ден с мит­ро­по­ли­чье­го пре­сто­ла — впер­вые в рус­ской ис­то­рии — и за­то­чен в мо­на­стырь, а пре­по­доб­ный Мак­сим Грек, за­сту­пив­ший­ся за кня­ги­ню Со­ло­мо­нию, за­пре­щен и так­же за­клю­чен в тем­ни­цу. Все все­лен­ские пат­ри­ар­хи осу­ди­ли по­сту­пок ве­ли­ко­го кня­зя, а пат­ри­арх Иеру­са­лим­ский Марк пред­ска­зал рож­де­ние от вто­ро­го бра­ка мла­ден­ца, ко­то­рый по­ра­зит мир сво­ей же­сто­ко­стью (Иоан­на Гроз­но­го).

25 но­яб­ря 1525 го­да ве­ли­кая кня­ги­ня Со­ло­мо­ния на­силь­но бы­ла по­стри­же­на в мо­на­ше­ство с име­нем Со­фия в Мос­ков­ском Рож­де­ствен­ском мо­на­сты­ре. По­сле по­стри­га ее от­пра­ви­ли под стра­жей в Суз­даль­ский По­кров­ский мо­на­стырь, ко­то­рый впо­след­ствии стал мес­том за­то­че­ния неволь­ных цар­ствен­ных по­стри­же­ниц. Не сра­зу при­ми­ри­лась ве­ли­кая кня­ги­ня со сво­им но­вым по­ло­же­ни­ем, дол­го скор­бе­ла. Но по­ко­рясь во­ле Бо­жи­ей, Со­фия на­шла уте­ше­ние и уми­ро­тво­ре­ние в усерд­ной мо­лит­ве.

Ино­ки­ня Со­фия, по­знав тще­ту ско­ро­пре­хо­дя­щих зем­ных благ, всей ду­шой воз­же­ла­ла Цар­ствия Бо­жия и прав­ды его (Мф.6:33). В то вре­мя, как в ми­ру умно­жа­лись без­за­ко­ния, она в сво­ем уеди­не­нии укра­ша­лась доб­ро­де­те­ля­ми и по­сте­пен­но вос­хо­ди­ла к ду­хов­но­му со­вер­шен­ству. Князь Курб­ский в по­сла­нии к Иоан­ну Гроз­но­му (1533-1584) на­звал кня­ги­ню-ино­ки­ню «пре­по­доб­но­му­че­ни­цей».

Пре­по­доб­ная Со­фия скон­ча­лась в 1542 го­ду и бы­ла по­хо­ро­не­на в Суз­даль­ском По­кров­ском мо­на­сты­ре. Сте­пен­ная кни­га гла­сит об этом: «По­жив бла­го­дар­но и бо­го­угод­но к Бо­гу отъ­и­де». Уже бли­жай­шие по­том­ки мо­лит­вен­но по­чи­та­ли пре­по­доб­ную Со­фию. В ру­ко­пис­ных свят­цах она име­ну­ет­ся как «свя­тая пра­вед­ная кня­ги­ня Со­фия ино­ки­ня, яже бысть в По­кров­ском мо­на­сты­ре де­ви­че, чу­до­тво­ри­ца». При ца­ре Фе­о­до­ре Иоан­но­ви­че (1584-1598), сыне Гроз­но­го, ее уже чти­ли как свя­тую. Ца­ри­ца Ири­на Фе­о­до­ров­на от­пра­ви­ла в дар на ее гроб­ни­цу «бар­хат­ный по­кров с изо­бра­же­ни­ем Спа­си­те­ля и свя­тых».

Пат­ри­арх Иосиф (1642-1652) пи­сал Суз­даль­ско­му ар­хи­епи­ско­пу Се­ра­пи­о­ну о со­вер­ше­нии мо­леб­нов и па­ни­хид над гро­бом пре­по­доб­ной Со­фии. Поз­же, в XIX ве­ке, ар­хи­епи­ско­пом Суз­даль­ским и Та­рус­ским Се­ра­пи­о­ном бы­ла со­став­ле­на служ­ба пре­по­доб­ной Со­фии.

В опи­са­нии го­ро­да Суз­да­ля клю­чарь Ана­ния со­об­щил о чу­дес­ных ис­це­ле­ни­ях при гроб­ни­це пре­по­доб­ной Со­фии. Так, в 1598 го­ду у ее гроб­ни­цы про­зре­ла княж­на Ан­на Нечте­ва, шесть лет стра­дав­шая сле­по­тою. В 1609 го­ду, во вре­мя на­ше­ствия по­ля­ков на Рос­сию, пре­по­доб­ная Со­фия спас­ла Суз­даль от ра­зо­ре­ния. Она яви­лась в гроз­ном ви­де пред­во­ди­те­лю во­ен­но­го от­ря­да по­ля­ков Ли­сов­ско­му. От стра­ха у него па­ра­ли­зо­ва­ло ру­ку, и он дал клят­ву оста­вить в по­кое го­род и мо­на­стырь. Мно­го и дру­гих чу­дес со­вер­ши­лось по мо­лит­вам пре­по­доб­ной Со­фии.

За 600 лет до Р. X. Иеру­са­лим был за­во­е­ван ца­рем ва­ви­лон­ским; храм, воз­двиг­ну­тый Со­ло­мо­ном, был раз­ру­шен, а мно­же­ство на­ро­да из­ра­иль­ско­го от­ве­де­но в плен. Сре­ди плен­ни­ков на­хо­ди­лись знат­ные юно­ши Да­ни­ил, Ана­ния, Аза­рия и Ми­са­ил. Царь Ва­ви­ло­на На­ву­хо­до­но­сор рас­по­ря­дил­ся обу­чить их хал­дей­ской пре­муд­ро­сти, вос­пи­тать в рос­ко­ши, при сво­ем дво­ре. Но они, хра­ня за­по­ве­ди сво­ей ве­ры, от­ка­зы­ва­лись от из­ли­шеств и ве­ли стро­гий об­раз жиз­ни; пи­та­лись они толь­ко ово­ща­ми и во­дой. Гос­подь да­ро­вал им муд­рость, а свя­то­му Да­ни­и­лу — дар про­зор­ли­во­сти и ис­тол­ко­ва­ния снов. Свя­той про­рок Да­ни­ил, свя­то хра­ня ве­ру в Еди­но­го Бо­га и упо­вая на Его все­силь­ную по­мощь, муд­ро­стью сво­ей пре­взо­шел всех хал­дей­ских звез­до­че­тов и волх­вов и был при­бли­жен к ца­рю На­ву­хо­до­но­со­ру. Од­на­жды На­ву­хо­до­но­сор уви­дел стран­ный сон, по­ра­зив­ший его, но, проснув­шись, он за­был ви­ден­ное. Ва­ви­лон­ские муд­ре­цы ока­за­лись бес­силь­ны узнать, что при­сни­лось ца­рю. То­гда свя­той про­рок Да­ни­ил про­сла­вил пе­ред все­ми си­лу ис­тин­но­го Бо­га, от­крыв­ше­го ему не толь­ко со­дер­жа­ние сна, но и его про­ро­че­ское зна­че­ние. По­сле это­го Да­ни­ил был воз­ве­ден ца­рем в сан на­чаль­ни­ка Ва­ви­ло­на. Вско­ре царь На­ву­хо­до­но­сор по­ве­лел воз­двиг­нуть свое изо­бра­же­ние — огром­ную ста­тую, ко­то­рой над­ле­жа­ло воз­да­вать бо­же­ские по­че­сти. За от­каз сде­лать это три от­ро­ка — Ана­ния, Аза­рия и Ми­са­ил — бы­ли вверг­ну­ты в пы­ла­ю­щую печь. Пла­мя под­ни­ма­лось над пе­чью на 49 лок­тей, опа­ляя сто­я­щих ря­дом хал­де­ев, а свя­тые от­ро­ки хо­ди­ли по­сре­ди пла­ме­ни, воз­но­ся мо­лит­ву Гос­по­ду и вос­пе­вая Его (Дан.3:26-90). Ан­гел Гос­по­день, явив­шись, охла­дил пла­мя, и от­ро­ки оста­лись невре­ди­мы. Царь, уви­дев это, по­ве­лел им вый­ти и об­ра­тил­ся к Бо­гу ис­тин­но­му. При ца­ре Вал­та­са­ре свя­той Да­ни­ил ис­тол­ко­вал та­ин­ствен­ную над­пись («Мене, Та­кел, Фа­рес»), по­явив­шу­ю­ся на стене двор­ца во вре­мя пи­ра, пред­ве­щав­шую па­де­ние Ва­ви­лон­ско­го цар­ства. При пер­сид­ском ца­ре Да­рии свя­той Да­ни­ил, по на­ве­там сво­их вра­гов, был бро­шен в ров с го­лод­ны­ми льва­ми, но они не тро­ну­ли его, и он остал­ся невре­дим. Царь Да­рий воз­ра­до­вал­ся о Да­ни­и­ле и по­ве­лел во всем сво­ем цар­стве по­кло­нять­ся Бо­гу Да­ни­и­ло­ву, «по­то­му что Он есть Бог Жи­вый и Прис­но­су­щий, и цар­ство Его несо­кру­ши­мо, и вла­ды­че­ство Его бес­ко­неч­но». Свя­той про­рок Да­ни­ил глу­бо­ко скор­бел о сво­ем на­ро­де, пре­тер­пе­ва­ю­щем спра­вед­ли­вую ка­ру за мно­же­ство гре­хов и без­за­ко­ний, за пре­ступ­ле­ние за­по­ве­дей Бо­жи­их — тяж­кий плен ва­ви­лон­ский и ра­зо­ре­ние Иеру­са­ли­ма: «При­к­ло­ни, Бо­же мой, ухо Твое и услы­ши, от­крой очи Твои и воз­зри на опу­сто­ше­ния на­ши и на го­род, на ко­то­ром на­ре­че­но Имя Твое; ибо мы по­вер­га­ем мо­ле­ния на­ши пред То­бою, упо­вая не на пра­вед­ность на­шу, но на Твое ве­ли­кое ми­ло­сер­дие» (Дан.9:18). Свя­то­му про­ро­ку, пра­вед­ной жиз­нью и мо­лит­вой ис­ку­пав­ше­му без­за­ко­ния сво­е­го на­ро­да, бы­ла от­кры­та судь­ба на­ро­да Из­ра­и­ля и судь­бы все­го ми­ра.

При ис­тол­ко­ва­нии сна ца­ря На­ву­хо­до­но­со­ра про­рок Да­ни­ил воз­ве­стил о сме­ня­ю­щих друг дру­га цар­ствах и ве­ли­чии по­след­не­го Цар­ства — Цар­ства Гос­по­да на­ше­го Иису­са Хри­ста (Дан.2:44). Про­ро­че­ское ви­де­ние о се­ми­де­ся­ти сед­ми­тьфу! (Дан.9:24-27) по­ве­да­ло ми­ру зна­ме­ния Пер­во­го и Вто­ро­го при­ше­ствий Гос­по­да Иису­са Хри­ста и свя­зан­ных с ни­ми со­бы­тий (Дан.12:1-12). Свя­той Да­ни­ил хо­да­тай­ство­вал за свой на­род пе­ред пре­ем­ни­ком Да­рия — ца­рем Ки­ром, ко­то­рый весь­ма его це­нил, и объ­явил плен­ни­кам сво­бо­ду. Сам же Да­ни­ил и дру­зья его Ана­ния, Аза­рия и Ми­са­ил до­жи­ли до глу­бо­кой ста­ро­сти и скон­ча­лись в пле­ну. Со­глас­но же сви­де­тель­ству свя­ти­те­ля Ки­рил­ла Алек­сан­дрий­ско­го свя­тые Ана­ния, Аза­рия и Ми­са­ил бы­ли обез­глав­ле­ны по по­ве­ле­нию пер­сид­ско­го ца­ря Кам­би­за.

Пра­вед­ный Си­ме­он Вер­хо­тур­ский ро­дил­ся в на­ча­ле XVII ве­ка в ев­ро­пей­ской ча­сти Рос­сии в се­мье бла­го­че­сти­вых дво­рян. По­ви­ну­ясь Бо­же­ствен­но­му во­ди­тель­ству, он оста­вил по­че­сти и зем­ное бо­гат­ство и уда­лил­ся за Урал. В Си­би­ри пра­вед­ный Си­ме­он жил как про­стой стран­ник, скры­вая свое про­ис­хож­де­ние. Ча­ще все­го он по­се­щал се­ло Мер­ку­шин­ское, на­хо­див­ше­е­ся неда­ле­ко от го­ро­да Вер­хо­ту­рья, где мо­лил­ся в де­ре­вян­ной церк­ви.

С бла­го­ве­сти­ем о Три­еди­ном Бо­ге, о веч­ной жиз­ни в Цар­стве Небес­ном пра­вед­ный Си­ме­он хо­дил по окрест­ным се­ле­ни­ям. Он не чуж­дал­ся и ино­вер­цев во­гу­лов, ко­рен­ных жи­те­лей это­го края, ко­то­рые по­лю­би­ли свя­то­го за его чи­стое жи­тие. С по­мо­щью бла­го­да­ти Бо­жи­ей пра­вед­ный Си­ме­он про­бу­дил в серд­цах во­гу­лов стрем­ле­ние к доб­ро­де-тель­ной жиз­ни. В дев­ствен­ной си­бир­ской тай­ге он пре­да­вал­ся Бо­го­мыс­лию, в каж­дом жи­вом су­ще­стве ви­дя неиз­ре­чен­ную Пре­муд­рость «Со­тво­рив­ше­го вся».

По­движ­ник ни­ко­гда не оста­вал­ся празд­ным. Он хо­ро­шо умел шить шу­бы и, об­хо­дя се­ла, ра­бо­тал в до­мах у кре­стьян, не при­ни­мая за тру­ды ни­ка­ко­го воз­на­граж­де­ния. Чтобы из­бе­жать по­хвал за свою ра­бо­ту, пра­вед­ный Си­ме­он остав­лял ее неза­вер­шен­ной и ухо­дил от за­каз­чи­ков. За это ему при­хо­ди­лось пе­ре­но­сить оскорб­ле­ния и да­же по­бои, но он при­ни­мал их со сми­ре­ни­ем и мо­лил­ся о сво­их обид­чи­ках. Так он до­стиг со­вер­шен­но­го сми­ре­ния и нес­тя­жа­тель­ства.

Мно­го мо­лил­ся свя­той Си­ме­он об укреп­ле­нии в ве­ре но­во-про­све­щен­ных жи­те­лей Си­би­ри. Свою мо­лит­ву по­движ­ник со­еди­нял с по­дви­гом ко­ле­но­пре­клон­но­го сто­я­ния на камне в дре­му­чей тай­ге. В де­ся­ти вер­стах от Мер­ку­ши­на на бе­ре­гу ре­ки Ту­ры по­движ­ник имел уеди­нен­ное ме­сто, где ло­вил ры­бу. Но и здесь он про­яв­лял воз­дер­жа­ние: ры­бы он до­бы­вал ров­но столь­ко, сколь­ко тре­бо­ва­лось ему для днев­но­го про­пи­та­ния.

Бла­жен­ная кон­чи­на свя­то­го му­жа по­сле­до­ва­ла сре­ди ве­ли­ких по­дви­гов по­ста и мо­лит­вы. Скон­чал­ся он в 1642 го­ду и был по­гре­бен на Мер­ку­шин­ском по­го­сте, у хра­ма Ар­хи­стра­ти­га Ми­ха­и­ла.

Гос­подь про­сла­вил Сво­е­го угод­ни­ка, ко­то­рый оста­вил все зем­ное ра­ди слу­же­ния Ему Еди­но­му. В 1692 го­ду, спу­стя 50 лет по­сле кон­чи­ны свя­то­го, жи­те­ли се­ла Мер­ку­шин­ско­го чу­дес­ным об­ра­зом об­ре­ли от­крыв­ше­е­ся нетлен­ное те­ло пра­вед­ни­ка, имя ко­то­ро­го они за­бы­ли. Вско­ре от явив­ших­ся мо­щей ста­ли со­вер­шать­ся мно­го­чис­лен­ные ис­це­ле­ния. Был ис­це­лен раз­би­тый па­ра­ли­чом че­ло­век, за этим по­сле­до­ва­ли и дру­гие ис­це­ле­ния. Мит­ро­по­лит Си­бир­ский Иг­на­тий (Рим­ский-Кор­са­ков, 1692-1700) по­слал лю­дей для осви­де­тель­ство­ва­ния фак­тов. Один из них, иеро­ди­а­кон Ни­ки­фор Ам­вро­си­ев, в пу­ти мо­лил­ся Бо­гу и неза­мет­но по­гру­зил­ся в лег­кую дре­мо­ту. Вдруг он уви­дел пе­ред со­бой че­ло­ве­ка в бе­лой одеж­де, сред­не­го воз­рас­та, во­ло­сы его бы­ли ру­со­го цве­та. Доб­рым взгля­дом он смот­рел на Ни­ки­фо­ра и на во­прос по­след­не­го: «Кто ты?» — явив­ший­ся от­ве­тил: «Я Си­ме­он Мер­ку­шин­ский», — и стал неви­ди­мым.

В «Ико­но­пис­ном Под­лин­ни­ке» под 16 ап­ре­ля зна­чит­ся: «Свя­тый и пра­вед­ный Си­ме­он Мер­ку­шин­ский и Вер­хо­тур­ский, иже в Си­би­ри но­вый чу­до­тво­рец; по­до­би­ем рус, бра­да и вла­сы на гла­ве аки Козь­мы Без­среб­рен­ни­ка; ри­зы на нем про­сты, рус­ския».

Мит­ро­по­лит Иг­на­тий, убе­див­шись в нетле­нии мо­щей свя­то­го Си­мео­на, вос­клик­нул: «Сви­де­тель­ствую и я, что во­ис­ти­ну это мо­щи пра­вед­но­го и доб­ро­де­тель­но­го че­ло­ве­ка: во всем по­доб­ны они мо­щам древ­них свя­тых. Сей пра­вед­ник по­до­бен Алек­сию, мит­ро­по­ли­ту Мос­ков­ско­му, или же Сер­гию Ра­до­неж­ско­му, ибо он спо­до­бил­ся от Бо­га нетле­ния, по­доб­но сим све­тиль­ни­кам ве­ры Пра­во­слав­ной».

И ныне по мо­лит­вам свя­то­го Си­мео­на Вер­хо­тур­ско­го Гос­подь яв­ля­ет бла­го­дат­ную по­мощь, уте­ше­ние, укреп­ле­ние, вра­зум­ле­ние, вра­че­ва­ние душ и те­лес и из­бав­ле­ние от лу­ка­вых и нечи­стых ду­хов. Бед­ству­ю­щие пут­ни­ки по мо­лит­вам свя­то­го по­лу­ча­ют из­бав­ле­ние от смер­ти. Осо­бен­но ча­сто си­би­ря­ки об­ра­ща­ют­ся с мо­лит­ва­ми к Вер­хо­тур­ско­му чу­до­твор­цу при глаз­ных бо­лез­нях и все­воз­мож­ных па­ра­ли­чах.

12 сен­тяб­ря 1704 го­да, по бла­го­сло­ве­нию мит­ро­по­ли­та То­боль­ско­го Фило­фея, бы­ло со­вер­ше­но пе­ре­не­се­ние свя­тых мо­щей пра­вед­но­го Си­мео­на Вер­хо­тур­ско­го из хра­ма в честь Ар­хи­стра­ти­га Ми­ха­и­ла в Вер­хо­тур­ский мо­на­стырь во имя свя­ти­те­ля Ни­ко­лая. В этот день Цер­ковь празд­ну­ет вто­рую па­мять свя­то­го пра­вед­но­го Си­мео­на Вер­хо­тур­ско­го (пер­вая — 18 де­каб­ря).

Свя­той му­че­ник Во­ни­фа­тий был ра­бом бо­га­той мо­ло­дой рим­лян­ки Агла­и­ды и со­сто­ял с ней в без­за­кон­ном со­жи­тель­стве. Но оба они чув­ство­ва­ли угры­зе­ния со­ве­сти и хо­те­ли как-то омыть свой грех. И Гос­подь по­жа­лел их и дал им воз­мож­ность очи­стить гре­хи сво­ей кро­вью и за кон­чить греш­ную жизнь по­ка­я­ни­ем. Агла­и­да узна­ла, что ес­ли с бла­го­го­ве­ни­ем хра­нить в до­ме мо­щи свя­тых му­че­ни­ков, то их мо­лит­ва­ми лег­че по­лу­чить спа­се­ние, ибо под их бла­го­дат­ным воз­дей­стви­ем ума­ля­ют­ся гре­хи и во­ца­ря­ют­ся доб­ро­де­те­ли. Она сна­ря­ди­ла Во­ни­фа­тия на Во­сток, где в то вре­мя шло же­сто­кое го­не­ние на хри­сти­ан, и про­си­ла при­вез­ти мо­щи ка­ко­го-ли­бо му­че­ни­ка, чтобы он стал их ру­ко­во­ди­те­лем и по­кро­ви­те­лем. Во­ни­фа­тий на про­ща­ние, сме­ясь, спро­сил: «А что, гос­по­жа, ес­ли я не най­ду мо­щей, а сам по­стра­даю за Хри­ста, при­мешь ли ты мое те­ло с че­стью?» Агла­и­да от­нес­лась се­рьез­но к его сло­вам и уко­ри­ла его в том, что он, от­прав­ля­ясь на свя­тое де­ло, поз­во­ля­ет се­бе воль­но­сти. Во­ни­фа­тий за­ду­мал­ся над ее сло­ва­ми, и все вре­мя пу­ти был со­сре­до­то­чен­ным.

При­е­хав в Ки­ли­кию, в го­род Та­ре, Во­ни­фа­тий оста­вил в го­сти­ни­це сво­их спут­ни­ков и по­шел на го­род­скую пло­щадь, где му­чи­ли хри­сти­ан. По­тря­сен­ный зре­ли­щем страш­ных пы­ток, ви­дя про­свет­лен­ные бла­го­да­тью Гос­под­ней ли­ца свя­тых му­че­ни­ков, Во­ни­фа­тий, по вле­че­нию сво­е­го со­стра­да­тель­но­го серд­ца, бро­сил­ся к ним, це­ло­вал им но­ги и про­сил свя­тых мо­литв, чтобы и ему удо­сто­ить­ся по­стра­дать с ни­ми. То­гда су­дья спро­сил Во­ни­фа­тия, кто он. Во­ни­фа­тий от­ве­тил: «Я хри­сти­а­нин», — а за­тем от­ка­зал­ся при­не­сти жерт­ву идо­лам. Его тут же пре­да­ли на му­че­ния: би­ли так, что мя­со от­па­да­ло от ко­стей, вон­за­ли иг­лы под ног­ти, на­ко­нец, вли­ли в гор­ло рас­плав­лен­ное оло­во, но си­лой Гос­под­ней он остал­ся невре­дим.

Окру­жав­шие су­ди­ли­ще лю­ди при­шли в воз­му­ще­ние, они ста­ли бро­сать в су­дью кам­ни, а за­тем устре­ми­лись к язы­че­ско­му ка­пи­щу, чтобы низ­верг­нуть идо­лов. На сле­ду­ю­щее утро, ко­гда вол­не­ния несколь­ко за­тих­ли, су­дья рас­по­ря­дил­ся бро­сить свя­то­го му­че­ни­ка в ко­тел с ки­пя­щей смо­лой, но и это не при­чи­ни­ло стра­даль­цу ни­ка­ко­го вре­да: его оро­сил со­шед­ший с небес Ан­гел, а смо­ла вы­ли­лась из кот­ла, вспых­ну­ла и обо­жгла са­мих му­чи­те­лей. То­гда свя­той Во­ни­фа­тий был при­го­во­рен к усе­че­нию ме­чом. Из ран ис­тек­ли кровь и мо­ло­ко; ви­дя та­кое чу­до, око­ло 550 че­ло­век уве­ро­ва­ли во Хри­ста.

Меж­ду тем, спут­ни­ки свя­то­го Во­ни­фа­тия, на­прас­но про­ждав его два дня в го­сти­ни­це, ста­ли его разыс­ки­вать, пред­по­ла­гая, что он пре­дал­ся лег­ко­мыс­лен­но­му вре­мя­про­вож­де­нию. Сна­ча­ла по­ис­ки бы­ли без­успеш­ны, но, на­ко­нец, они встре­ти­ли че­ло­ве­ка, быв­ше­го оче­вид­цем му­че­ни­че­ской смер­ти свя­то­го. Этот сви­де­тель и при­вел их ту­да, где еще ле­жа­ло обез­глав­лен­ное те­ло. Спут­ни­ки свя­то­го Во­ни­фа­тия со сле­за­ми про­си­ли у него про­ще­ния за непо­доб­ные мыс­ли о нем и, вы­ку­пив за боль­шие день­ги остан­ки му­че­ни­ка, при­вез­ли их в Рим.

На­ка­нуне их при­бы­тия Агла­и­де во сне явил­ся Ан­гел и ве­лел ей при­го­то­вить­ся при­нять быв­ше­го ра­ба ее, а те­перь гос­по­ди­на и по­кро­ви­те­ля, со­слу­жи­те­ля Ан­ге­лов. Агла­и­да при­зва­ла кли­ри­ков, с ве­ли­ким по­че­том при­ня­ла чест­ные мо­щи, а за­тем по­стро­и­ла на ме­сте его по­гре­бе­ния храм во имя свя­то­го му­че­ни­ка и по­ло­жи­ла там мо­щи, про­сла­вив­ши­е­ся мно­же­ством чу­дес. Раз­дав ни­щим все свое име­ние, она уда­ли­лась в мо­на­стырь, где про­ве­ла в по­ка­я­нии во­сем­на­дцать лет и при жиз­ни стя­жа­ла чу­дес­ный дар из­го­нять нечи­стых ду­хов. По­хо­ро­ни­ли свя­тую близ мо­ги­лы му­че­ни­ка Во­ни­фа­тия.

В вось­ми вер­стах от го­ро­да Нов­го­род-Се­вер­ска в Чер­ни­гов­ской гу­бер­нии есть се­ло Лень­ков, рас­по­ло­жен­ное при ре­ке Десне. В глу­бо­кой древ­но­сти это се­ле­ние бы­ло несколь­ко бли­же к го­ро­ду. В нем су­ще­ство­вал храм во имя Со­бо­ра Пре­свя­той Бо­го­ро­ди­цы, по­че­му и до­ныне то ме­сто на­зы­ва­ет­ся Бо­го­ро­дич­ным. Во вре­мя поль­ско­го на­ше­ствия при са­мо­зван­це с. Лень­ков и его цер­ковь бы­ли со­вер­шен­но опу­сто­ше­ны. Во вто­рой же по­ло­вине XVII сто­ле­тия все се­ле­ние бы­ло пе­ре­не­се­но на но­вое ме­сто. По­стро­ен и но­вый храм, по­свя­щен­ный св. Ар­хи­стра­ти­гу Ми­ха­и­лу. В нем и по­ме­ща­ет­ся чу­до­твор­ная ико­на Бо­го­ма­те­ри.

Пре­да­ние го­во­рит, что в этот храм ико­на Бо­жи­ей Ма­те­ри пе­ре­не­се­на из преж­ней Бо­го­ро­дич­ной церк­ви. Ис­то­рия яв­ле­ния и про­слав­ле­ния это­го об­ра­за та­ко­ва.

Про­тив го­ры, на ко­то­рой впо­след­ствии вы­стро­е­на бы­ла цер­ковь, есть на ре­ке Десне весь­ма опас­ный во­до­во­рот. Да­же опыт­ные плов­цы с боль­ши­ми за­труд­не­ни­я­ми мо­гут пе­ре­плыть эту пу­чи­ну. Очень ча­сто слу­ча­лось, что в этот во­до­во­рот по­па­да­ли огром­ных раз­ме­ров бар­жи, на­гру­жен­ные хле­бом, и ста­но­ви­лись до­бы­чей без­дны: кру­го­вра­ще­ние во­ды сво­ей стре­ми­тель­ной си­лой увле­ка­ло их вме­сте с со­про­вож­дав­ши­ми их людь­ми. И вот на этом-то опас­ном ме­сте од­на­жды об­ре­те­на бы­ла ико­на Бо­жи­ей Ма­те­ри, при­плыв­шая к бе­ре­гу ре­ки. Бла­го­го­вей­ные ве­ру­ю­щие, узрев пре­чи­стый об­раз, взя­ли его и по­ста­ви­ли сна­ча­ла на го­ре, про­тив ги­бель­но­го ме­ста. Через неко­то­рое вре­мя на этом ме­сте воз­ник вы­ше­упо­мя­ну­тый Бо­го­ро­дич­ный храм. С тех пор плов­цы по ре­ке Десне обык­но­вен­но оста­нав­ли­ва­лись у се­ла Лень­ков, схо­ди­ли на бе­рег и за­хо­ди­ли в Лень­ков­ский храм. По­сле усерд­ной мо­лит­вы пе­ред об­ра­зом Бо­го­ма­те­ри они бро­са­ли меж­ду со­бой жре­бий, ко­му оста­вать­ся на бар­же и плыть с ней через опас­ный во­до­во­рот. Осталь­ные же его то­ва­ри­щи шли пеш­ком по бе­ре­гу ре­ки до кон­ца страш­но­го ме­ста. И бла­го­во­ле­ние Бо­жи­ей Ма­те­ри ви­ди­мо по­чи­ло на опас­ном ме­сте со вре­ме­ни по­стро­е­ния вбли­зи него хра­ма в честь Ее име­ни. За­ме­че­но бы­ло, что со вре­ме­ни яв­ле­ния ико­ны Бо­го­ма­те­ри несча­стия с плов­ца­ми ста­ли слу­чать­ся ред­ко, а впо­след­ствии и со­вер­шен­но пре­кра­ти­лись.

Ико­на Бо­го­ма­те­ри, по­лу­чив­шая на­зва­ние «Спа­си­тель­ни­цы уто­па­ю­щих», по ви­ду сво­е­му весь­ма вет­хая: лик Пред­веч­но­го Мла­ден­ца да­же труд­но рас­смот­реть. Раз­ме­ры ее: 10 верш­ков в вы­ши­ну и 6 в ши­ри­ну. Усер­дие ве­ру­ю­щих укра­си­ло этот об­раз се­реб­ря­ной ри­зой. Сре­ди все­го окрест­но­го на­се­ле­ния Лень­ков­ская ико­на поль­зу­ет­ся боль­шим по­чи­та­ни­ем, при­вле­кая на по­кло­не­ние Пре­чи­стой Де­ве мно­же­ство ве­ру­ю­щих, в осо­бен­но­сти тех, ко­то­рым при­хо­дит­ся ча­сто вру­чать се­бя во власть вод­ной сти­хии.

Свя­той Иг­на­тий Бо­го­но­сец име­ет осо­бое зна­че­ние для нас, по­то­му что он близ­ко об­щал­ся с апо­сто­ла­ми, непо­сред­ствен­но от них слы­шал хри­сти­ан­ское уче­ние и был сви­де­те­лем рас­про­стра­не­ния и раз­ви­тия пер­вых хри­сти­ан­ских об­щин. В сво­их се­ми пись­мах он за­пе­чат­лел для нас апо­столь­скую эпо­ху.

Свя­той Иг­на­тий ро­дил­ся в Си­рии в по­след­ние го­ды жиз­ни Спа­си­те­ля. Его жиз­не­опи­са­ние по­вест­ву­ет, что он был тем от­ро­ком, ко­то­ро­го Гос­подь взял на ру­ки и ска­зал: «Ес­ли не об­ра­ти­тесь и не бу­де­те как де­ти, не вой­де­те в Цар­ство Небес­ное» (Мф.18:3). Бо­го­нос­цем он на­зван по­то­му, что, креп­ко лю­бя Гос­по­да, он как бы но­сил Его в сво­ем серд­це. Он был уче­ни­ком апо­сто­ла и еван­ге­ли­ста Иоан­на Бо­го­сло­ва. Из по­сла­ния свя­то­го Иг­на­тия к смир­ня­нам вид­но, что он был осо­бен­но бли­зок к апо­сто­лу Пет­ру и со­про­вож­дал его в неко­то­рых его апо­столь­ских пу­те­ше­стви­ях. Неза­дол­го до раз­ру­ше­ния Иеру­са­ли­ма в 72 го­ду скон­чал­ся Евод, один из се­ми­де­ся­ти уче­ни­ков Хри­сто­вых, и его пре­ем­ни­ком на Ан­тио­хий­ской ка­фед­ре (в сто­ли­це Си­рии) стал Иг­на­тий.

Свя­той Иг­на­тий управ­лял Ан­тио­хий­ской цер­ко­вью в те­че­ние 40 лет (67-107 гг..) В осо­бом ви­де­нии он удо­сто­ил­ся уви­деть небес­ное бо­го­слу­же­ние и услы­шать ан­гель­ское пе­ние. По об­раз­цу ан­гель­ско­го ми­ра он ввел на бо­го­слу­же­ни­ях ан­ти­фон­ное пе­ние, в ко­то­ром два хо­ра че­ре­ду­ют­ся и как бы пе­ре­кли­ка­ют­ся. Это пе­ние из Си­рии быст­ро рас­про­стра­ни­лось в ран­ней Церк­ви.

В 107 го­ду во вре­мя по­хо­да про­тив ар­мян им­пе­ра­тор Тра­ян про­хо­дил через Ан­тио­хию. Ему до­ло­жи­ли, что свя­ти­тель Иг­на­тий ис­по­ве­ду­ет Хри­ста, учит пре­зи­рать бо­гат­ство, хра­нить дев­ство и не при­но­сить жерт­ву рим­ским бо­гам. Им­пе­ра­тор вы­звал свя­ти­те­ля и по­тре­бо­вал, чтобы он пре­кра­тил свою про­по­ведь о Хри­сте. Ста­рец от­ка­зал­ся. То­гда его в око­вах по­сла­ли в Рим, где на по­те­ху на­ро­да он был от­дан на рас­тер­за­ние зве­рям в Ко­ли­зее. По пу­ти в Рим он на­пи­сал семь по­сла­ний, ко­то­рые со­хра­ни­лись до на­ших дней. В сво­их по­сла­ни­ях свя­той Иг­на­тий про­сит хри­сти­ан не пы­тать­ся спа­сти его от смер­ти: «Умо­ляю вас, не ока­зы­вай­те мне небла­говре­мен­ной люб­ви. Оставь­те ме­ня быть пи­щею зве­рей, чтобы по­сред­ством их до­стиг­нуть Бо­га. Я — пше­ни­ца Бо­жия. Пусть из­ме­лют ме­ня зу­бы зве­рей, да сде­ла­юсь чи­стым хле­бом Хри­сто­вым». Услы­шав о му­же­стве свя­ти­те­ля, Тра­ян пре­кра­тил го­не­ния на хри­сти­ан. Мо­щи его бы­ли пе­ре­не­се­ны в Ан­тио­хию, а впо­след­ствии воз­вра­ще­ны в Рим и по­ло­же­ны в церк­ви во имя свя­щен­но­му­че­ни­ка Кли­мен­та, па­пы Рим­ско­го.

В сво­ем по­сла­нии к Ефе­ся­нам свя­той Иг­на­тий пи­сал: «Хра­ни­те ве­ру и лю­бовь и на де­ле по­ка­зы­вай­те се­бя хри­сти­а­на­ми. Ве­ра и лю­бовь суть на­ча­ло и ко­нец жиз­ни. Ве­ра — на­ча­ло, а лю­бовь — ко­нец, обе же в со­еди­не­нии суть де­ло Бо­жие. Все про­чее от­но­ся­ще­е­ся к доб­ро­де­те­ли от них про­ис­хо­дит. Ни­кто ис­по­ве­ду­ю­щий ве­ру не гре­шит, и ни­кто стя­жав­ший не нена­ви­дит».

Свя­тая му­че­ни­ца Иули­а­ния, дочь знат­но­го языч­ни­ка Аф­ри­ка­на, ро­ди­лась в г. Ни­ко­ми­дии. В де­вя­ти­лет­нем воз­расте бы­ла об­ру­че­на с неким Елев­си­ем. Об­ла­дая глу­бо­ким ра­зу­мом и склон­ной к доб­ру ду­шой, свя­тая Иули­а­ния по­ня­ла при­зрач­ность и об­ман язы­че­ской ве­ры. Она тай­но при­ня­ла свя­тое Кре­ще­ние. Ко­гда при­бли­зи­лось вре­мя свадь­бы, Иули­а­ния ре­ши­тель­но от­ка­за­лась от за­му­же­ства. Отец стал уго­ва­ри­вать ее не на­ру­шать дав­нюю по­молв­ку, но, не до­бив­шись же­ла­е­мо­го, стал же­сто­ко ее из­би­вать. За­тем Аф­ри­кан от­дал дочь на суд епар­ху го­ро­да, ко­то­рым был Елев­сий, быв­ший же­них Иули­а­нии. Елев­сий го­ря­чо про­сил Иули­а­нию вый­ти за него за­муж, обе­щая не при­нуж­дать ее к пе­ре­мене ве­ры. Свя­тая Иули­а­ния от­ка­за­лась и пред­по­чла при­нять му­че­ния. Свя­тую дол­го и же­сто­ко ис­тя­за­ли, но она по­сле каж­дой пыт­ки по­лу­ча­ла от Бо­га ис­це­ле­ние и но­вые си­лы. Ис­тя­за­ния со­вер­ша­лись при боль­шом чис­ле лю­дей, из ко­то­рых 500 му­жей и 130 жен, ви­дя непре­клон­ность и му­же­ство свя­той де­вы, чу­дес­ные ис­це­ле­ния ее от ран, ис­по­ве­да­ли Хри­ста. Они бы­ли обез­глав­ле­ны, кре­стив­шись соб­ствен­ной кро­вью. Убе­див­шись, на­ко­нец, в пол­ной без­успеш­но­сти по­пы­ток от­вра­тить свя­тую де­ву от ее Небес­но­го Же­ни­ха, Елев­сий при­го­во­рил Иули­а­нию к смер­ти. Ис­по­вед­ни­ца при­ня­ла при­го­вор с ра­до­стью и про­сла­ви­ла Гос­по­да, спо­до­бив­ше­го ее при­нять му­че­ни­че­ский ве­нец. Казнь свя­той му­че­ни­цы Иули­а­нии со­вер­ши­лась в 304 го­ду.

Свя­тая ве­ли­ко­му­че­ни­ца Ана­ста­сия Узо­ре­ши­тель­ни­ца († ок. 304) по­стра­да­ла во вре­мя прав­ле­ния рим­ско­го им­пе­ра­то­ра Дио­кли­ти­а­на (284-305). Ро­ди­лась в Ри­ме, в се­мье се­на­то­ра Пре­тек­ста­та. Отец был языч­ник, мать Фав­ста — тай­ная хри­сти­ан­ка, ко­то­рая по­ру­чи­ла вос­пи­та­ние ма­лень­кой де­воч­ки из­вест­но­му сво­ей уче­но­стью свя­то­му Хри­со­го­ну († ок. 304 г.; па­мять 22 де­каб­ря). Хри­со­гон учил Ана­ста­сию Свя­щен­но­му Пи­са­нию и ис­пол­не­нию за­ко­на Бо­жия. По окон­ча­нии уче­ния об Ана­ста­сии го­во­ри­ли как о муд­рой и пре­крас­ной де­ве. По­сле смер­ти ма­те­ри, не счи­та­ясь с же­ла­ни­ем до­че­ри, отец вы­дал ее за­муж за языч­ни­ка Пом­плия. Чтобы не на­ру­шить обет дев­ства и из­бе­жать су­пру­же­ско­го ло­жа, Ана­ста­сия по­сто­ян­но ссы­ла­лась на неиз­ле­чи­мую бо­лезнь и со­хра­ня­ла чи­сто­ту.

В тем­ни­цах Ри­ма в то вре­мя на­хо­ди­лось мно­го за­клю­чен­ных хри­сти­ан. В ни­щен­ской одеж­де свя­тая тай­но по­се­ща­ла уз­ни­ков, — умы­ва­ла и кор­ми­ла боль­ных, неспо­соб­ных дви­гать­ся, пе­ре­вя­зы­ва­ла ра­ны, уте­ша­ла всех, кто нуж­дал­ся в этом. Ее учи­тель и на­став­ник два го­да то­мил­ся в за­клю­че­нии. Встре­ча­ясь с ним, она на­зи­да­лась его дол­го­тер­пе­ни­ем и пре­дан­но­стью Спа­си­те­лю. Муж свя­той Ана­ста­сии, Пом­плий, узнав об этом, же­сто­ко из­бил ее, по­ме­стил в от­дель­ной ком­на­те и у две­рей по­ста­вил стра­жу. Свя­тая скор­бе­ла, что ли­ши­лась воз­мож­но­сти по­мо­гать хри­сти­а­нам. По­сле смер­ти от­ца Ана­ста­сии Пом­плий, чтобы за­вла­деть бо­га­тым на­след­ством, по­сто­ян­но ис­тя­зал же­ну. Свя­тая пи­са­ла сво­е­му учи­те­лю: «Муж мой... то­мит ме­ня как про­тив­ни­цу его язы­че­ской ве­ры в столь тяж­ком за­клю­че­нии, что мне ни­че­го не оста­ет­ся, как толь­ко, пре­дав дух Гос­по­ду, упасть мерт­вою». В от­вет­ном пись­ме свя­той Хри­со­гон уте­шал му­че­ни­цу: «Све­ту все­гда пред­ше­ству­ет тьма, и по­сле бо­лез­ни ча­сто воз­вра­ща­ет­ся здо­ро­вье, и по­сле смер­ти обе­ща­на нам жизнь». И пред­ска­зал ско­рую смерть ее му­жа. Через неко­то­рое вре­мя Пом­плия на­зна­чи­ли по­слом к пер­сид­ско­му ца­рю. По до­ро­ге в Пер­сию он уто­нул во вре­мя вне­зап­но на­чав­шей­ся бу­ри.

Те­перь свя­тая вновь мог­ла по­се­щать то­мив­ших­ся в тем­ни­цах хри­сти­ан, по­лу­чен­ное на­след­ство она упо­треб­ля­ла на одеж­ду, пи­щу и ле­кар­ства для боль­ных. Свя­то­го Хри­со­го­на от­пра­ви­ли в Ак­ви­лею (го­род в верх­ней Ита­лии) на суд к им­пе­ра­то­ру Дио­кли­ти­а­ну, — Ана­ста­сия по­сле­до­ва­ла за сво­им учи­те­лем. Те­ло свя­то­го Хри­со­го­на по­сле его му­че­ни­че­ской кон­чи­ны, по Бо­же­ствен­но­му от­кро­ве­нию, бы­ло со­кры­то пре­сви­те­ром Зо­и­лом. Через 30 дней по­сле смер­ти свя­той Хри­со­гон явил­ся Зо­и­лу и пред­ска­зал о близ­кой кон­чине трех юных хри­сти­а­нок, жив­ших неда­ле­ко, — Ага­пии, Хи­о­нии и Ири­ны († 304; па­мять 16 ап­ре­ля). И по­ве­лел по­слать к ним свя­тую Ана­ста­сию. Та­кое ви­де­ние бы­ло и свя­той Ана­ста­сии. Она по­шла к пре­сви­те­ру, по­мо­ли­лась у мо­щей свя­то­го Хри­со­го­на, за­тем в ду­хов­ной бе­се­де укре­пи­ла му­же­ство трех дев пе­ред пред­сто­я­щи­ми им пыт­ка­ми. По­сле кон­чи­ны му­че­ниц, она са­ма по­хо­ро­ни­ла их те­ла.

Свя­тая Ана­ста­сия ста­ла стран­ство­вать, чтобы вез­де, где толь­ко мож­но, слу­жить хри­сти­а­нам, за­клю­чен­ным в тем­ни­цах. Так она по­лу­чи­ла дар вра­че­ва­ния. Тру­да­ми и сло­ва­ми уте­ше­ния свя­тая Ана­ста­сия об­лег­ча­ла за­клю­че­ние мно­гих лю­дей, по­пе­че­ни­ем о те­лах и ду­шах страж­ду­щих раз­ре­ша­ла их от уз от­ча­я­ния, стра­ха и бес­по­мощ­но­сти, по­это­му и на­зва­на Узо­ре­ши­тель­ни­цей. В Ма­ке­до­нии свя­тая по­зна­ко­ми­лась с мо­ло­дой вдо­вой-хри­сти­ан­кой Фе­о­до­ти­ей, ко­то­рая по­мо­га­ла ей в бла­го­че­сти­вых тру­дах.

Ста­ло из­вест­но, что Ана­ста­сия — хри­сти­ан­ка, ее взя­ли под стра­жу и от­ве­ли к им­пе­ра­то­ру Дио­кли­ти­а­ну. Рас­спро­сив Ана­ста­сию, Дио­кли­ти­ан узнал, что она все свои сред­ства ис­тра­ти­ла на по­мощь нуж­да­ю­щим­ся, а зо­ло­тые, се­реб­ря­ные и мед­ные ста­ту­эт­ки пе­ре­ли­ла на день­ги и кор­ми­ла мно­гих го­лод­ных, оде­ва­ла на­гих, по­мо­га­ла немощ­ным. Им­пе­ра­тор при­ка­зал от­ве­сти свя­тую к вер­хов­но­му жре­цу Уль­пи­а­ну, чтобы тот скло­нил ее к жерт­ве язы­че­ским бо­гам или пре­дал же­сто­кой каз­ни. Жрец пред­ло­жил свя­той Ана­ста­сии сде­лать вы­бор меж­ду бо­га­ты­ми да­ра­ми и ору­ди­я­ми пыт­ки, по­ло­жен­ны­ми с двух сто­рон око­ло нее. Свя­тая, не ко­леб­лясь, ука­за­ла на ору­дия пыт­ки: «Ок­ру­жен­ная эти­ми пред­ме­та­ми, я ста­ну пре­крас­нее и угод­нее во­жде­лен­но­му Же­ни­ху мо­е­му — Хри­сту...» Преж­де, чем под­верг­нуть свя­тую Ана­ста­сию пыт­кам, Уль­пи­ан ре­шил осквер­нить ее. Но, как толь­ко при­кос­нул­ся к ней, ослеп, страш­ная боль сжа­ла ему го­ло­ву, и через неко­то­рое вре­мя он скон­чал­ся. Свя­тая Ана­ста­сия ока­за­лась на сво­бо­де и вме­сте с Фе­о­до­ти­ей про­дол­жа­ла слу­жить уз­ни­кам. Вско­ре свя­тая Фе­о­до­тия и три ее сы­на бы­ли пре­да­ны му­че­ни­че­ской смер­ти ан­фи­па­том (на­чаль­ни­ком об­ла­сти) Ни­ки­ти­ем в их род­ном го­ро­де Ни­кее († ок. 304; па­мять 29 июля и 22 де­каб­ря). Свя­тую Ана­ста­сию вто­рич­но за­клю­чи­ли в тем­ни­цу и 60 дней ис­тя­за­ли го­ло­дом. Каж­дую ночь му­че­ни­це яв­ля­лась свя­тая Фе­о­до­тия, одоб­ря­ла и укреп­ля­ла в тер­пе­нии. Ви­дя, что го­лод не при­чи­нил свя­той вре­да, иге­мон Ил­ли­рии при­ка­зал уто­пить ее вме­сте с осуж­ден­ны­ми пре­ступ­ни­ка­ми, сре­ди ко­то­рых был и го­ни­мый за ве­ру хри­сти­ан Ев­ти­хи­ан († ок. 304; па­мять 22 де­каб­ря). Во­и­ны по­са­ди­ли уз­ни­ков на ко­рабль и вы­шли в от­кры­тое мо­ре. Да­ле­ко от бе­ре­га они пе­ре­се­ли в лод­ку, а в ко­раб­ле сде­ла­ли несколь­ко про­бо­ин, чтобы он за­то­нул. Суд­но ста­ло по­гру­жать­ся в во­ду, но уз­ни­ки уви­де­ли му­че­ни­цу Фе­о­до­тию, управ­ляв­шую па­ру­са­ми и на­прав­ляв­шую ко­рабль к бе­ре­гу. 120 че­ло­век, по­ра­жен­ные чу­дом, уве­ро­ва­ли во Хри­ста — свя­тые Ана­ста­сия и Ев­ти­хи­ан кре­сти­ли их. Узнав о слу­чив­шем­ся, иге­мон при­ка­зал каз­нить всех но­во­кре­ще­ных. Свя­тую Ана­ста­сию рас­тя­ну­ли над ко­стром меж­ду че­тырь­мя стол­ба­ми. Так окон­чи­ла свой му­че­ни­че­ский по­двиг свя­тая Ана­ста­сия Узо­ре­ши­тель­ни­ца.

Те­ло свя­той оста­лось нев­ре­ди­мым, — по­хо­ро­ни­ла его бла­го­че­сти­вая хри­сти­ан­ка Апол­ли­на­рия. По окон­ча­нии го­не­ний она по­стро­и­ла над гро­бом свя­той ве­ли­ко­му­че­ни­цы Ана­ста­сии цер­ковь.

Пре­по­доб­ный Ни­фонт, епи­скоп Кипр­ский (IV), ро­дил­ся в Па­фла­го­нии, об­ра­зо­ва­ние по­лу­чил в Кон­стан­ти­но­по­ле. В дет­стве он был крот­ким и доб­рым, ча­сто по­се­щал цер­ков­ную служ­бу. Но в юно­сти он стал ве­сти раз­гуль­ную и гре­хов­ную жизнь. Вре­ме­на­ми, при­хо­дя в се­бя, он ужа­сал­ся глу­бине сво­е­го па­де­ния, но, по­ла­гая, что ему уже не по­лу­чить про­ще­ния, про­дол­жал нече­сти­вую жизнь. Од­на­жды он встре­тил сво­е­го дру­га, ко­то­рый дол­го с удив­ле­ни­ем смот­рел на его ли­цо. На во­прос Ни­фон­та, че­му он удив­ля­ет­ся, друг от­ве­чал: «Я ни­ко­гда не ви­дел ра­нее у те­бя та­ко­го ли­ца, оно чер­ное, как у эфи­о­па». Эти сло­ва по­ка­за­ли Ни­фон­ту глу­би­ну его па­де­ния, и он стал взы­вать к Бо­жи­ей Ма­те­ри, про­ся Ее за­ступ­ни­че­ства.

По­сле дол­гой мо­лит­вы он уви­дел, что Лик Бо­жи­ей Ма­те­ри на свя­той иконе про­свет­лел и Она улыб­ну­лась.

С тех пор Ни­фонт непре­стан­но мо­лил­ся Ца­ри­це Небес­ной. Ес­ли он впа­дал в грех, Лик Бо­го­ма­те­ри от него от­во­ра­чи­вал­ся, а по­сле по­ка­ян­ных слез и мо­лит­вы опять ми­ло­сти­во взи­рал на него. На­ко­нец, Ни­фонт пол­но­стью из­ме­нил свою жизнь, стал про­во­дить вре­мя в мо­лит­ве и по­ка­я­нии. По­сле бо­лез­ни, от ко­то­рой по­лу­чил ис­це­ле­ние по­мо­щью Бо­жи­ей Ма­те­ри, он при­об­щил­ся Свя­тых Тайн, за­тем при­нял ино­че­ский по­стриг и уси­лил свои по­дви­ги, из­ну­ряя те­ло в борь­бе со стра­стя­ми.

Эта борь­ба бы­ла дол­го­лет­ней, на свя­то­го Ни­фон­та мно­го раз на­па­да­ли бе­сы, но с по­мо­щью Бо­жи­ей он пре­одоле­вал их. От Гос­по­да он по­лу­чил дар раз­ли­чать про­ис­ки лу­ка­вых ду­хов и по­беж­дать их, а так­же ви­деть ис­ход душ по­сле смер­ти. Уже в ста­ро­сти, при­дя в Алек­сан­дрию, он был в ви­де­нии ука­зан Пат­ри­ар­ху как до­стой­ный при­нять епи­скоп­ский сан. Его по­ста­ви­ли во епи­ско­па го­ро­да Кон­стан­ции на Ки­п­ре. Од­на­ко епи­ско­пом он про­был недол­го. О вре­ме­ни сво­ей смер­ти свя­ти­тель Ни­фонт узнал за три дня. Пе­ред кон­чи­ной его по­се­тил свя­ти­тель Афа­на­сий Ве­ли­кий. На смерт­ном од­ре свя­той спо­до­бил­ся уви­деть Ан­ге­лов и Пре­чи­стую Бо­жию Ма­терь.

Пре­по­доб­но­му­че­ни­ца Ев­ге­ния, ро­дом рим­лян­ка, жи­ла в Алек­сан­дрии, ку­да ее отец, Филипп, был по­слан им­пе­ра­то­ром Ком­мо­дом (180-192) в ка­че­стве на­мест­ни­ка Егип­та. Ев­ге­ния по­лу­чи­ла пре­крас­ное об­ра­зо­ва­ние и от­ли­ча­лась доб­рым нра­вом и кра­со­той. Мно­гие знат­ные юно­ши до­би­ва­лись ее ру­ки, но всту­пать в брак она не хо­те­ла. По­зна­ко­мив­шись с По­сла­ни­я­ми апо­сто­ла Пав­ла, она всей ду­шой устре­ми­лась к хри­сти­ан­ству и тай­но от ро­ди­те­лей, в со­про­вож­де­нии сво­их двух ра­бов, Про­та и Иа­к­ин­фа, пе­ре­одев­шись в муж­скую одеж­ду, уда­ли­лась в муж­ской мо­на­стырь. Там она со сво­и­ми ра­ба­ми и спут­ни­ка­ми при­ня­ла свя­тое Кре­ще­ние от епи­ско­па Элия, ко­то­ро­му бы­ло от­кры­то о ней в ви­де­нии, и он бла­го­сло­вил ее под­ви­зать­ся в мо­на­сты­ре в об­ра­зе ино­ка Ев­ге­ния.

Сво­и­ми по­дви­га­ми свя­тая Ев­ге­ния стя­жа­ла дар ис­це­ле­ния. Од­на­жды к ней за по­мо­щью об­ра­ти­лась бо­га­тая мо­ло­дая вдо­ва Ме­ла­ния. Уви­дев юно­го ино­ка, эта жен­щи­на вос­пы­ла­ла нечи­стой стра­стью, но бу­дучи от­верг­ну­та, она из­мыс­ли­ла кле­ве­ту о по­пыт­ке на­си­лия. Свя­тая Ев­ге­ния пред­ста­ла на суд к пра­ви­те­лю Егип­та, т. е. к сво­е­му от­цу, и бы­ла вы­нуж­де­на от­крыть свою тай­ну. Ее род­ные об­ра­до­ва­лись, най­дя ту, ко­то­рую дол­го опла­ки­ва­ли. Через неко­то­рое вре­мя все они при­ня­ли свя­тое Кре­ще­ние. Но Филипп, по до­но­су языч­ни­ков, был сме­щен с по­ста пра­ви­те­ля. Алек­сан­дрий­ские хри­сти­ане из­бра­ли его сво­им епи­ско­пом. Но­вый пра­ви­тель, опа­са­ясь на­род­но­го гне­ва, не стал от­кры­то каз­нить Филип­па, а по­до­слал убийц. Во вре­мя уеди­нен­ной мо­лит­вы епи­ско­па ему бы­ли на­не­се­ны ра­ны, от ко­то­рых он через три дня му­че­ни­че­ски скон­чал­ся. Ов­до­вев, Клав­дия с до­че­рью и слу­га­ми уеха­ла в свое по­ме­стье, на­хо­див­ше­е­ся в окрест­но­стях Ри­ма. Там Ев­ге­ния про­дол­жа­ла ино­че­скую жизнь. Она при­ве­ла ко Хри­сту мно­гих дев, а Клав­дия устро­и­ла стран­но­при­им­ный дом и слу­жи­ла вдо­вам. По про­ше­ствии несколь­ких спо­кой­ных лет им­пе­ра­тор Гал­ли­ен (260-268) вновь на­чал го­не­ние на хри­сти­ан, и мно­гие из них на­шли убе­жи­ще у свя­тых Клав­дии и Ев­ге­нии. В то вре­мя оси­ро­тев­шая мо­ло­дая рим­лян­ка из цар­ско­го ро­да, Ва­сил­ла, услы­шав о хри­сти­а­тьфу! и о свя­той Ев­ге­нии, за­хо­те­ла встре­тить­ся со свя­той и на­пи­са­ла ей пись­мо. В от­вет свя­тая Ев­ге­ния при­сла­ла сво­их дру­зей и спо­движ­ни­ков, Про­та и Иа­к­ин­фа, ко­то­рые про­све­ти­ли Ва­сил­лу, и она при­ня­ла свя­тое Кре­ще­ние Слу­жан­ка Ва­сил­лы рас­ска­за­ла ее же­ни­ху Пом­пею, что его неве­ста ста­ла хри­сти­ан­кой, и Пом­пеи по­жа­ло­вал­ся им­пе­ра­то­ру на хри­сти­ан, про­по­ве­ду­ю­щих без­бра­чие. При­вле­чен­ная к от­ве­ту, Ва­сил­ла от­ка­за­лась всту­пать с Пом­пе­ем в брак, и за это ее за­ко­ло­ли ме­чом. Свя­тых Про­та и Иа­к­ин­фа по­та­щи­ли в идоль­ский храм для при­не­се­ния жерт­вы, но ед­ва они всту­пи­ли ту­да, идол упал и раз­бил­ся. Свя­тые му­че­ни­ки Прот и Иа­к­инф бы­ли обез­глав­ле­ны. Свя­тую Ев­ге­нию то­же на­силь­но при­ве­ли в храм Ди­а­ны, но не успе­ла она еще всту­пить в него, как всё ка­пи­ще вме­сте с идо­лом раз­ру­ши­лось. Свя­тую му­че­ни­цу бро­си­ли в Тибр с кам­нем на шее, но ка­мень сва­лил­ся, и она оста­лась невре­ди­ма. Невре­ди­мой оста­лась она и в огне. То­гда ее бро­си­ли в ров, где она на­хо­ди­лась 10 дней. В это вре­мя ей явил­ся Сам Спа­си­тель и воз­ве­стил, что она вой­дет в Цар­ство Небес­ное в день Рож­де­ства Хри­сто­ва. Ко­гда в 262 го­ду на­сту­пил этот свет­лый празд­ник, па­лач умерт­вил свя­тую му­че­ни­цу ме­чом. Вско­ре при­ня­ла му­че­ни­че­ский ве­нец и свя­тая Клав­дия. Пре­по­доб­но­му­че­ни­ца Ев­ге­ния пре­ду­пре­ди­ла ее о дне смер­ти.