Вдогонку Дню Рождения А. С. Пушкина
Кир Булычев
Другая поляна
Морис Иванович Долинин - младший научный сотрудник на кафедре, которую я имею честь возглавлять. Это приятный молодой человек, к тридцати пяти годам несколько располневший от сидячего образа жизни, голубоглазый и румяный, любимец наших аспиранток и гардеробщиц. К его положительным качествам относится, в частности, преданность изучаемому им Александру Сергеевичу Пушкину. Ещё в средней школе Морис поставил себе целью выучить наизусть всё написанное великим поэтом, и следует признать, что в этом он преуспел, хоть и путает порой порядок абзацев "Истории Петра Великого". Кандидатскую диссертацию, уже готовую к защите, он писал по истории написания "Маленьких трагедий", казалось бы, давно изученных вдоль и поперёк. Однако Морису удалось сделать несколько небольших открытий и совершенно по-новому связать образ Скупого рыцаря с жившим в XVI веке в Аугсбурге бароном Конрадом Цу Хиденом. Следует сказать также, что Морис, будучи влюбчив, до сих пор не женат. Причину этого я усматриваю в душевной травме, нанесённой ему на первом курсе университета очаровательными коготками Инессы Редькиной, ныне в третьем браке Водовозовой. Моё знание прошлого Мориса объясняется просто: я преподавал на его курсе и был осведомлён о драмах и трагикомедиях студенческой среды. Последние семь лет мы работали рядом, Морис был со мной откровенен, делился не только научными планами, но и событиями личной жизни. Его откровенность и вовлекла меня в переживания, равных которым мне переносить не приходилось. - Уж не влюбились ли вы, голубчик? - спросил я как-то Мориса, обратив внимание на то, что он три дня кряду приходит на работу в новых, чрезмерно ярких галстуках и сверкающих ботинках. - Нет, что вы! Этого со мной не случается! - ответил он с таким скорбным негодованием, что я уверился в своей правоте. Я полагал, что вскоре он сам во всём покается. В драматический момент размолвки или, наоборот, когда счастье переполнит его и хлестнёт через край. Дело было летом, я как раз собирался в отпуск, мы заседали на кафедре по какому-то пустяшному вопросу, хотя следовало бы поехать всем на речку купаться. Я попросил Мориса набросать проспект статьи, которую он намеревался предложить в сборник. Морис долго мусолил ручку, смотрел в потолок и вообще думал не о проспекте. В конце концов он взял себя в руки и изобразил несколько строчек. После чего вновь ушёл в сладкие мысли. Получив набросок проспекта, я обнаружил там несколько раз повторяющееся на полях имя Наташа, а также курносый профиль, выполненный немастерской рукой. После заседания я не удержался и спросил Мориса: - Вы намерены посвятить свою статью Наташе? Мы напишем просто: "Наташе посвящается" или более официально? - Я вас не понимаю! - взвился Морис, словно я собирался похитить эту Наташу. Я показал ему злосчастный проспект. И он на меня смертельно обиделся, на два дня. Затем в его отношениях с Наташей наступил какой-то кризис. Он потерял аппетит и перестал чистить ботинки. Без сомнения, он был глубоко травмирован каким-то пустяковым словом или подозрением. Я спросил его: - Вы чем-то расстроены? - Вам не понять, - сказал Морис с таким видом, словно в мои времена отношения с возлюбленными бывали только безоблачными. - Разумеется, - согласился я. - А все-таки? - Мы расстались, - сказал он. - И навсегда. Вдруг его прорвало. - Я так больше не могу! - прошептал он трагическим шёпотом, который был слышен в соседних коридорах. - Я этого не перенесу. Я не ручаюсь за точную форму его монолога, но суть его заключалась в том, что в сердце моего коллеги вкралось подозрение, любят ли его или - о, непереносимая альтернатива! - не любят. Основанием к подобным мыслям послужило увлечение Наташи сбором шампиньонов. Вы бы послушали, как Морис произносил слово "шампиньон" – оно звучало, словно имя презренного выродка из захудалого французского графского рода. По словам Наташи, шампиньоны можно собирать в Москве, где они благополучно произрастают в некоторых скверах, парках и на бульварах. Только надо знать места. У Наташи был излюбленный парк, где-то неподалеку от метро "Сокол". Она делила это месторождение с несколькими местными алкашами, которые выползали на заветную площадку с рассветом, набирали, сколько нужно, чтобы отнести на рынок и продать. А позже приходила Наташа, которой тоже хватало грибов, особенно если погода благоприятствовала. Почему-то Мориса Наташа в свои походы брать отказывалась, чем вызвала в нём дурацкое подозрение, что она там бывает не одна, а может, вообще на поляну не ходит, покупая специально, чтобы ввести его в заблуждение, корзиночку шампиньонов на рынке. Как только Морис свои подозрения высказал вслух, Наташа обиделась. А там, слово за слово - и разрыв. - Вы неправы, - сказал я Морису, когда он завершил свою сбивчивую исповедь. - Конечно. Но всё-таки... - Вам надо пойти и извиниться. - Разумеется. Но тем не менее... - Кстати, когда я в начале тридцатых годов ухаживал за Машенькой, однажды увидел её на улице с дюжим рабфаковцем. Две недели мы не разговаривали. Потом выяснилось, что рабфаковец - её двоюродный брат Коля, милейший человек, мы до сих пор дружим домами. Он уже открыл рот, чтобы ответить мне: "При чём тут Коля", но сдержался, махнул рукой и ушёл. Я был глубоко убеждён, что конфликт изживёт себя дня через два. Ничего подобного. Дни проходили, а Морис был так же мрачен и одинок. Нелепо, разумеется, разрушать собственное счастье из-за корзинки с шампиньонами, но люди гибли и по более ничтожным причинам. Через неделю, утром, когда часов в девять я, позавтракав, направлялся к письменному столу, в кабинете вдруг зазвонил телефон. Что-то кольнуло меня в сердце - бывает же, самый обыкновенный звонок покажется каким-то особенно тревожным. - Я вас слушаю. - Здравствуйте. Это я, Морис. Случилось нечто невероятное. Мне нужно вас срочно увидеть. - Вы где? - Недалеко от метро "Сокол". Я могу быть у вас через полчаса... Голос Мориса срывался, словно он только что пробежал три километра и не успел восстановить дыхание. - Я вас жду. Повесив трубку, я сразу вспомнил, что тот злополучный шампиньонный сквер расположен по соседству с метро "Сокол", и тут же мне представилось, что Морис решил выследить неверную и неудачно встретился со счастливым соперником. Я почти угадал. Морис ворвался ко мне через двадцать минут. Он был встрёпан, взволнован, удручён, но, к счастью, невредим. Он тут же начал говорить, мечась по кабинету и угрожая всяким вещам. - Да, - гремел он. - Я виноват. Я не выдержал. Я следил за ней. Я решил раз и навсегда положить конец сомнениям. Значит, так и есть - передо мной доморощенный сыщик. Он смотрел на меня с вызовом, ожидая немедленного осуждения. Ну что ж, я пойду тебе навстречу. - Никогда не поверю, - сказал я менторским голосом, - чтобы вы могли опуститься до безжалостной слежки за женщиной, которую вы любите и хотя бы потому должны уважать. - Да! - обрадовался Морис. - Я вас понимаю. То же самое я сам себе говорил. Я проклинал себя, но по вечерам дежурил у её подъезда, а по утрам ждал, не выйдет ли она из дома с пустой корзинкой. Мне стыдно, но и Отелло стыдился, подняв руку на Дездемону. Сравнение было рискованным, но моей улыбки Морис не заметил. Он сделал трагический жест, свалил со стола стопку бумаг и продолжал монолог, сидя на корточках и собирая листы с пола. - Я не прошу снисхождения и не за тем к вам пришёл. Но сегодня утром, в семь часов десять минут, она вышла из дому с корзинкой и пошла к тому скверу. На краю парка, за фонтаном, есть поляна. Почти открытая. Только кое-где большие деревья. Там как раз какое-то строительство начинается - столбы врыли, будут огораживать. Не самое лучшее место для грибов. Вы меня понимаете? - Пока что ничего непонятного вы сказать не успели. - Вот до этой поляны я её и проводил. Только я не приближался. Представляете, если бы она обернулась! - Не дай Бог, - сказал я. - Так вот, она вышла на поляну и начала по ней бродить. Ходит, нагибается, что-то подбирает, а я стою за большим деревом и жду. - Чего? Самое время выйти из укрытия, обратиться к ней и сказать, что виноваты, раскаиваетесь и больше никогда не будете. - Я хотел так сделать. Но меня удерживал стыд... и подозрения. - Какие еще подозрения? - А вдруг она, набрав грибов, пойдёт к нему на свидание? Или он сейчас выйдет... -Убедительно, - сказал я. - Вижу перед собой настоящего рыцаря и джентльмена. - Ах, оставьте, - ответил Морис. - Сейчас всё это уже неважно. Важно то, что, пока я смотрел на Наташу, она исчезла. Представляете? Только что была посреди поляны и вдруг исчезла. Я глазам своим не поверил. Что вы на это скажете? - Пока ничего. - Я обошёл всю поляну, выскочил на улицу - пусто. Вернулся в парк, заглядывал в кусты, чуть ли не под скамейки. Нигде её нет. Вернулся на поляну и остановился примерно там, где видел Наташу в последний раз. И вдруг слышу её голос: "Морис, что ты тут делаешь?" Она стоит совсем рядом, в трёх шагах, с корзиной в руке. - И в корзинке грибы? - Почти полная. - Ну и что дальше? - Я сказал ей: "Тебя жду". "Чего не позвал? - отвечает она. - Смотри, сколько я набрала". "А где же ты была?" - спрашиваю. "Здесь". "Как здесь? Я уже полчаса здесь стою, а тебя не было". "А где я ещё могла грибы собирать? Не на мостовой же!" Морис замолк. - В конце концов, она обиделась на вас и ушла, - предположил я. Я вспомнил, что обещал к обеду закончить статью, а рассказ Мориса явно затягивался. - Ушла, - согласился Морис. - Но не в этом дело. - В чём же? - Понимаете, я подумал: здесь какая-то тайна. То Наташа была, то её не было. Как будто в дырку провалилась. И в таком я был состоянии духа, что мне захотелось эту дырку найти. - Похвально. В Москве много дырок, в которых выдают шампиньоны. - Я дошёл до той точки, где исчезла и появилась Наташа. А там такая небольшая низинка... "Господи, - подумал я, - его ничем не остановишь. Неужели и я, когда бывал влюблён, становился столь же зануден и велеречив?" - Ничего я там не обнаружил - лишь трава была утоптана. И я медленно пошёл дальше, глядя по сторонам, - и тут я увидел шампиньон! - Вот и отлично, - сказал я и посмотрел на часы, что не произвело на рассказчика никакого впечатления. - И вообще на той поляне оказалось много шампиньонов. Я даже удивился, что раньше их не заметил. А пока я там бродил, пришёл к решению, что нельзя с таким недоверием относиться к Наташе. Нет, подумал я, надо попросить у неё прощения. Пауза. На минуту, не меньше. Я терпеливо ждал. Сейчас должен появиться таинственный разлучник, либо должна возвратиться Наташа, подбежать сзади, ласково закрыть ему глаза ладонями и спросить: "Угадай, кто?" - И в этот момент, - продолжал он, наконец, - я понял, что на поляне нет столбов для забора. Только ямы. - Какие ещё ямы? - Ямы для столбов. Ямы для столбов, понимаете, были, а сами столбы лежали на земле. Вот, подумал я, и галлюцинации начинаются. Тогда я ушёл из парка. И пошёл к остановке двенадцатого троллейбуса. "Кажется, рассказ подходит к концу", - с облегчением подумал я. - Но там не было остановки двенадцатого троллейбуса, потому что там была остановка автобуса "Б", хотя такого автобуса в Москве нет. Я был в смятении и даже не удивился, а подошёл к стоявшей там женщине и спросил: "А где останавливается двенадцатый троллейбус?" А она ответила, что не знает. "Как так? - спросил я. - Ведь я только полчаса назад на нём сюда приехал. Вы, наверное, нездешняя?" Она возмущённо на меня поглядела - и ни слова в ответ. Ладно, думаю, схожу с ума. Лучше, чтобы об этом никто пока не знал. И как ни в чём не бывало спросил: "Как доехать до метро "Аэропорт"?" "До метро "Аэровокзал"? Садитесь на автобус, сойдёте через шесть остановок". Вы что-нибудь понимаете? - Понимаю, - сказал я. - Сейчас вы мне расскажете, как проснулись и решили поведать свой сон любимому учителю. - Ни в коем случае! - воскликнул Морис. - Это был не сон. И в доказательство своей правоты он основательно грохнул кулаком по письменному столу. Я поймал на лету телефон. В литературе зафиксированы различные формы любовного помешательства. У многих народов любовная одержимость считалась вполне допустимым и никак не позорным заболеванием. - Так слушайте дальше! Когда автобус подошёл к метро "Аэропорт" и я увидел над входом выложенную золотыми буквами надпись "Аэровокзал", я понял, что не ошибся в своем диагнозе. Я спятил. Я старался глубоко дышать и думать о посторонних вещах. Спустился вниз, подошёл к контролю, нашёл в кармане пятак и опустил его в автомат, но он застрял в щели. Дежурная спросила у меня, в чём дело? Покажите мне ваш пятак. Я показываю, а она говорит: "Он же жёлтый! Пятаки должны быть белые, а он жёлтый". И показывает мне тонкий пятак из белого металла. И смотрит на меня так, словно я этот пятак сам изготовил. Я покорно поднялся на улицу. И знаете, чем больше я глядел вокруг, тем более меня поражало несовпадение деталей. Именно деталей. В целом всё было нормально, но детали никуда не годились. Человек читает газету, а заголовок у неё не в левом углу, а в правом, дом напротив не желтый, а зелёный, трамвай не красный, а голубой - и так далее... Я молчал. Морис казался нормальным. Даже следы волнения, столь очевидные в начале его рассказа, исчезли. Он даже забыл о своей возлюбленной. Это не Меджнун, это просто очень удивлённый человек. - И тогда я допустил в качестве рабочей гипотезы, что попал в параллельный мир. Вы читали о параллельных мирах? - Не читаю фантастики, - ответил я, излишней категоричностью выдавая себя с головой, ибо как бы мог я узнать о параллельных мирах, не читая этой самой фантастики. - Ну всё равно знаете, - сказал Морис. - И эта версия полностью оправдывала Наташу. Она, как и другие грибники, бродила по поляне, ступала в эту низинку, которая каким-то образом оказалась местом перехода из мира в мир, попадала туда и как ни в чём не бывало продолжала свою охоту. А может быть, грибники знают о свойствах этого места и пользуются им сознательно, не придавая тому большого значения… Тут он замолчал, подумал и добавил: - А может, кто-нибудь из них остался в параллельном мире. Если он алкаш, то и не заметил разницы. - Ну да, вернулся домой и встретил самого себя, - заметил я. Но Морис меня не слушал. - Так вот, осознав, что произошло со мной, я пришёл к неожиданному выводу: если в параллельном мире есть отличия от нашего, то они могут распространяться и в прошлое. Я же учёный. Куда мне следует направиться? - К памятнику Пушкину, - пошутил я. - Вы почти угадали. Только, разумеется, не к памятнику, он мне не даст нужной информации, а в Пушкинский музей. Я остановил такси и велел ехать на Кропоткинскую. Я продолжал размышлять. А вдруг Пушкин избежал дуэли в 1837 году? И прожил ещё десять, двадцать, тридцать лет, создал неизвестные нам гениальные произведения? Всё более волнуясь от предстоящей встречи с великим поэтом, я спросил таксиста, в каком году умер Пушкин. "Не помню, - сказал таксист, - давно, больше ста лет назад". Шофёр был пожилым флегматичным толстяком, его совершенно не интересовала поэзия. Но в его словах звучала надежда. Больше ста лет - это семидесятые годы прошлого века. Такси ещё не успело остановиться у музея, как я выскочил из машины и сунул шофёру два рубля. К моему счастью, он, не глядя, сунул их в карман. Я подбежал к двери в Пушкинский музей, и вы не представляете! – Морис обиженно посмотрел на меня. - О ужас! - произнёс он тоном страдающего Вертера. - Это был не Пушкинский музей! Я стоял, как громом пораженный. Тут дверь открылась и из дверей вышел старик. "Простите, - бросился я к нему. - Где же Пушкинский музей?" А он отвечает: "По-моему, в Москве такого нет. Только в Кишинёве". "Так почему же?" "Вы правы, - ответил старик, - этот замечательный поэт заслуживает того, чтобы в Москве был музей его имени. Его ранняя смерть не дала полностью раскрыться его могучему дарованию"" "Ранняя смерть! - кричу я. - Ранняя смерть! В каком году умер Пушкин?". "Он погиб на дуэли в Кишинёве в начале двадцатых годов прошлого века", - отвечает мне старик и уходит. У меня руки опустились, и я понял: больше мне там делать нечего. Скорее домой! У нас он прожил почти сорок лет. Ведь если я по какой-то глупейшей случайности останусь там, то я никогда никому не докажу, что Пушкин написал "Маленькие трагедии" и "Евгения Онегина"! - А может, стоило вам остаться, - возразил я. - Вы бы заявили, что открыли их на чердаке, и вам бы цены не было. - А потом бы меня разоблачили как мистификатора, - серьёзно сказал Морис. - Кстати, моё приключение чуть было не закончилось трагически. - Почему? - У меня оставалось пять рублей. Я поймал такси, вернулся к парку, протянул шофёру пятерку и, думая совсем о другом, попросил у него сдачи. - Ты чего мне суёшь? - спросил шофер. - Деньги, - говорю я, - три рубля сдачи, пожалуйста. А сам уж открыл дверцу, чтобы выйти. - Где же это ты раздобыл такие деньги? - спросил шофёр зловеще. И тут только до меня дошёл весь ужас моего положения. Ещё секунда, и я навсегда - пленник мира, где не знают зрелого Пушкина! Я стрелой вылетел из машины и бросился к поляне, слыша, как сзади топочет шофёр. Я первым успел к ложбине, и стоило мне пробежать её, как вокруг послышались голоса, - рабочие сколачивали забор. А ведь секунду до того на поляне никого не было. - Стой! - закричал шофёр, пролетая вслед за мной в наш мир. И крепко вцепился в меня обеими руками. Но я уже был в безопасности. Я спокойно обернулся и спросил: - В чём дело, товарищ водитель? - А в том дело, - он потрясал моей пятеркой, как плёткой, - что мне фальшивые деньги не нужны. - Фальшивые? Минуточку. Пошли к людям, разберёмся. И говорил я так уверенно, что он послушно отправился за мной к плотникам, которые с интересом наблюдали за нами: ни с того ни с сего на поляне возникают два незнакомых человека и вступают в конфликт. Я взял у шофёра пятерку, протянул её рабочим и спросил: - Скажите мне, пожалуйста, что это такое? - Деньги, - сказал один из них. - А чего? - А то, - закричал шофёр, - что таких денег не бывает! - А какие же бывают? Тут шофёр вытащил из кармана целую кучу денег. Очень похожих на наши, только других цветов. Пятёрка, например, там розовая, а три рубля - жёлтые. Плотники смотрели на шофёра, буквально выпучив глаза. Один из них достал пятёрку и показал шофёру. - А у меня тоже не деньги? - спросил он с некоторой угрозой в голосе. - Да гони ты его отсюда, - сказал второй плотник. - Может, шпион какой-нибудь или спекулянт-валютчик. - Какой я шпион! - возмутился шофёр. - Вон моя машина стоит, из третьего парка. И показал, где должна была бы стоять его машина. Сами понимаете, что никакой машины там не было. - Ой, - сказал шофер, - угнали! И попытался броситься к тротуару напрямик. Мне стоило немалых усилий перехватить его так, чтобы провести сквозь ложбинку. И он благополучно исчез. - А плотники? - Что плотники? Говорят мне: "Ты куда шпиона дел?". "Сбежал он", - отвечаю. Вот и всё. И я поспешил к вам. Я набил трубку, раскурил. Три дня не курил, проявлял силу воли. - Спасибо, - сказал я, - за увлекательный рассказ. - Вы мне не верите? Вы полагаете, что я обманул вас? - Нет, вам никогда такого не придумать. - Тогда я пошёл. - Куда? - К Наташе. Я ей всё расскажу. У меня такое облегчение! Вы не представляете... Жалко, что его убили молодым. Представляете себе целый мир, не знающий зрелого Пушкина! - Всё на свете компенсируется, - сказал я. - Не было Пушкина, был кто-то другой. - Конечно, - сказал Морис, продвигаясь к двери. Он уже предвкушал, как ворвётся к Наташе и начнёт плести любовную чепуху. - Да, - повторил я, - должна быть компенсация... Кстати, Морис, а тот дом, в который вы приехали, я имею в виду Пушкинский музей, в нём что? - Тоже музей. - Какой же? - Музей Лермонтова, - сказал Морис. - Ну, я пошел. - Лермонтова? А разве нельзя допустить... - Чего же допускать, - снисходительно улыбнулся мой молодой коллега. – Там написано: "Музей M.Ю. Лермонтова. 1814-1879". - Что? - воскликнул я. - И вы даже не заглянули внутрь? - Я - пушкинист, - ответил Морис с идиотским чувством превосходства. "Я пушкинист, и этим всё сказано". - Вы не пушкинист! - завопил я. - Вы лошадь в шорах! - Почему в шорах? - удивился Морис. - Вы же сами только что выражали сочувствие миру, лишённому "Евгения Онегина". Неужели вы не поняли, что обратное также действительно? Сорок лет творил русский гений - Лермонтов! Вы можете себе представить... Но этот утюг остался на своих бетонных позициях. - С точки зрения литературоведения, - заявил он, - масштабы гения Пушкина и Лермонтова несопоставимы. С таким же успехом мы могли бы... - Остановись, безумный, - прорычал я. - Я тебя выгоню с работы! Ты недостоин звания учёного! Единственное возможное спасение для тебя - отвести меня немедленно в тот мир! Немедленно! - Понимаете, - начал мямлить он, - я собирался поехать к Наташе... - С Наташей я поговорю сам. И не сомневаюсь, что она немедленно откажется общаться со столь ничтожным субъектом. А ну веди! Наверно, я был страшен. Морис скис и покорно ждал, пока я мечусь по кабинету в поисках золотых запонок, которые я рассчитывал обменять в том мире на полное собрание сочинений Михаила Юрьевича. Когда мы выскочили из машины у парка, было уже около двенадцати. Морис подавленно молчал. Видно, до него дошёл весь ужас его преступления перед мировой литературой. Поляна уже была обнесена забором, и плотники прибивали к нему последние планки. Не без труда нам удалось проникнуть на территорию строительства. - Где? - спросил я Мориса. Он стоял в полной растерянности. По несчастливому стечению обстоятельств строители успели свалить на поляну несколько грузовиков с бетонными плитами. Рядом с ними, срезая дёрн, трудился бульдозер. - Где-то... - сказал Морис, - где-то, очевидно... Он прошёлся за бульдозером, неуверенно остановился в одном месте, потом вернулся к плитам. - Нет, - сказал он, - не представляю... Тут ложбинка была. - Чем помочь? - спросил бульдозерист, обернувшись к нам. - Тут ложбинка была, - сказал я тупо. - Была, да сплыла, - сказал бульдозерист. - А будет кафе-закусочная на двести мест. Потеряли чего? - Да, - сказал я. - А скажите, у вас ничего здесь не проваливалось? - Еще чего не хватало, - засмеялся бульдозерист. - Если бы моя машина провалилась, большой бы шум произошёл. Ничего мы, конечно, не нашли. Надо добавить, что через два месяца Морис женился на Наташе.
Морису я, безусловно, верю. Всё, что он рассказал, имело место. Но прежней теплоты в наших отношениях нет.
Вложения: |
Комментарий к файлу: Кира Булычёва знают в основном как автора Алисианы (на фото с Наташей Гусевой, которой в этом году исполнилось 50), но у него много и других замечательных произведений

Алиса и Кир Булычёв.jpg [ 8.22 КБ | Просмотров: 463 ]
|
|