1. Любая война закончится.
2. В каждом народе есть разные люди, не все участвуют в войне, не нужно оскорблять всех подряд.
3. Политики договорятся, а ты останешься с тем говном, которым ты поливаешь "своих идеологических противников".
4. Во время войны врут все. Не распространяй информацию анонимную и ту, в истинности которой не уверен или не можешь проверить. Если хочется что-то написать, пиши о том, что видишь сам.
5. Хочешь высказать свое отношение к политике - выскажи, при этом не обязательно кого-то оскорблять.
6. Не нравится мнение другого человека - выскажись об этом мнении, а не об этом человеке, чаще всего вы лично не знакомы.
7. Помни, что ненавидеть незнакомых тебе людей - это заболевание.
8. Взаимоотношения между людьми весьма сложные даже на уровне семьи или трудового коллектива. Между государствами все еще сложнее. Всё просто и понятно только дуракам. Не торопись делать выводы.
9. Оставайся всегда Человеком и помни пункт 1.

Дело было лет пять назад. В маленьком сицилийском городке Салеми на маленькой площади, где растет в кадке древний, корявый дуб, помнящий, наверное, еще Гарибальди, который начинал свой поход именно отсюда. Был май, теплая ночь. Столики из ресторанчика вытащили на улицу, и мы сидели за бокалом вина и тарелкой сыра под ветвями этого самого дуба. Разворачивались почки.

Художник Грациано Чеккини, тот самый, который, если помните, выкрасил на несколько часов воду фонтана Треви в красный цвет, был слегка пьян и изрядно весел. Размахивал руками, сравнивал себя с Микеланджело, рассказывал, насколько эффективнее ухаживать за девушками не при помощи конфет и букетов, а при помощи твердо произнесенного слова «дай!» А потом вдруг брякнул:

— Послушай, Валери, — с ударением на «а». — Давай раскрасим небо у вас над Кремлем?

— Как это раскрасим небо? — спросил я.

— Ну, как я раскрасил воду в фонтане Треви. Только на этот раз мы раскрасим небо. Давай раскрасим небо в цвета военного камуфляжа. У вас же милитаристская политика? Ну, вот. Представь себе, что на несколько часов небо над Кремлем становится камуфляжным, как военная форма?

С этими словами Грациано достал блокнот. Быстро по памяти нарисовал очертания Кремля, над Кремлем нарисовал камуфляжное небо, а в углах листка нарисовал какие-то приспособления, похожие то ли на пушки, то ли на театральные софиты.

— Я знаю, как это сделать технически. Ну, как раскрасить небо, — он принялся сыпать инженерными терминами, из которых я половину не понял. — Короче, затея будет стоить около ста тысяч евро примерно. У вас же полно богатых. Найди какого-нибудь богатого русского пацифиста, чтобы профинансировал перформанс. Круто получится.

Тогда идея мне понравилась. Но не настолько, чтобы я бросился искать богатого русского пацифиста. Сейчас идея кажется мне гениальной. Но богатых русских пацифистов не найдешь.

А жаль. Меня не оставляет ощущение, что надо мной — камуфляжное небо. Какое же должно быть небо, чтобы люди под ним произносили слова «аншлюс» и «радиоактивный пепел»? Какое должно быть небо, чтобы я ходил на антивоенный митинг, а няня моих детей ходила на митинг Кургиняна?

Ее можно понять: она из Феодосии, они там действительно боятся бандеровцев — реальных ли, выдуманных ли, но боятся реально. К тому же ей действительно удобно было бы стать российской гражданкой, чтобы спокойно работать няней моих детей без добывания патента и без дактилоскопирования, которому теперь в обязательном порядке должны подвергаться все иностранные няни. Какого цвета должно быть небо над головой, чтобы под этим небом дактилоскопировали нянь?

И ей трудно понять, почему я пошел на антивоенный митинг: «Как? Вы пошли на митинг за Украину? Под украинскими флагами?»

Мне трудно объяснить няне, что я пошел на митинг за мир, против войны. И еще труднее мне объяснить, что на антивоенный митинг-то я пошел, но мне там не очень понравилось.

О нет, разумеется, я встретил много прекрасных людей с мирными лозунгами. Но было достаточно лозунгов и военных. На мирном митинге — военные лозунги. Какое должно быть небо над головой, чтобы на мирном митинге призывать к войне и выкликать смерть? «Нет — войне народов, да — войне классов!» «Смерть ворам и оккупантам!» Я шагал рядом с этими лозунгами. Я своими ушами слышал гневные речи вместо умиротворяющих. «Смерть!» «Долой!» Только камуфляжного неба над головой не хватало.

18 марта 2014, 17:55
Как ни крути, а события у нас происходят исторические. Даже если вам по каким-то причинам не нравится Владимир Путин. Даже если вы считаете присоединение Крыма огромной ошибкой. Исторические события не обязательно должны нравиться. И не обязательно должны быть безупречными. Путин вошел в учебники истории. Путинская речь, которую теперь наверняка назовут «крымской», войдет в эти учебники целыми абзацами. Даже если собирание русских земель Крымом и ограничится. Хотя, чего теперь мелочиться! Приднестровье жаждет. Абхазия и Южная Осетия мечтают. Уж осетинам даже по логике надо воссоединяться – вот уж кто точно разделенный народ.

Путин припомнил Западу Косово, Белград, Ливию, Ирак. А мы на все это ответили пока только одним Крымом. Путин сыграл на самых тонких струнах нашего народа. Ведь даже значительная часть либералов считала присутствие Крыма в составе Украины историческим недоразумением. И распад Союза воспринимался, быть может, неизбежным с точки зрения политики, но очень обидным по-человечески. Нами воспринимался. А в бывших республиках горевали не так сильно. Но Путин же играл на наших струнах. На нашем уникальном сочетании мании величия и комплекса неполноценности. На ощущении великой державы и одновременном чувстве, что истинного-то величия нам как раз и не хватает. Что нас зажимают, что нас не любят, что весь мир против России – аж с 18 века, как заметил Путин. Народ наш всегда готов к таким речам. Про наше величие и про козни наших бесчисленных врагов. Поэтому мы забираем русский Крым. Поэтому мы готовы к тому, что на долгие годы вперед будем одни против всех ради святой цели русского единства. Поэтому мы готовы к тому, что якобы братский народ Украины уже не будет родным братом, а в лучшем случае двоюродным. Который живет неподалеку, но с которым мы общаемся только по редким праздникам и говорим только дежурным слова.