Никто никогда никому ничего не должен.
Никто никого не обязан любить до гроба.
Но только твой голос звенит у меня под кожей
По-прежнему нежно и невыносимо громко.

И мне этой дозы еще для десятка песен
И сотни безумных стихов непременно хватит.
Мне только бы знать, что здоров ты, доволен, весел –
И все хорошо. Лишь порою тоска накатит

О том, что могло бы, когда-нибудь… Но не вышло.
Мне в светлое «завтра» оплачен билет на кассе.
Но алыми нитями в памяти образ вышит.
Никто до сих пор не затмил его, не закрасил.

Хотя и старались. Дрожащими голосами
Внушали, что лучше меня не найти на свете.
А я бормотала, буравя песок глазами,
О том, что взаимностью им не могу ответить.

Они обижались, пытаясь в укор мне ставить
Мои «непомерно завышенные запросы».
Но дело все в том, что нельзя никого заставить
Любить или не любить. Все предельно просто.

Любимым не строят клеток, не варят зелий,
Цепей не куют. Их свобода – всего дороже.
Ведь счастье – не клад для удушливых подземелий.
Никто никогда никому ничего не должен.
Вера Сухомлин

Добавлено спустя 6 минут 43 секунды:
Она бывает горькая,
Она бывает терпкая,
То слабая, безвольная,
То жесткая и дерзкая.

Она такая нежная,
Она такая страстная,
Немножечко наивная,
Но все таки прекрасная!

Она бывает светлая
И чуточку пьянящая,
Бывает чьей-то выдумкой,
Бывает настоящая.

То огненно-безумная,
Как молния разящая,
Бывает долгожданная
И сладостью манящая!

Она не терпит низости,
И плачет в равнодушии.
Претит ей лицемерие
И подлое бездушие,

Когда ломают крылья ей,
Она от боли мечется…
С любовью нужно бережно!
Лишь верой это лечится!
Ирина Ерофеева

Мне понравилось:

Кормилица деревня умирает
Косятся в очереди избы,
Последние старушки доживают
Отдавшие себя отчизне.

Закрыли школу, клуб и магазин,
Автобус ходит в год два раза,
Бабульки запасают керосин,
А вдруг не будет света, газа.

И вечером у палисадника на лавке
Проходят интересные беседы,
Там обсуждают к пенсии добавку
И вспоминают день победы.

И сравнивают то и это время
С тоской о молодых годах,
Тяжёлое тащили бремя
И жили будущим в мечтах.

Живут старушки в умирающей деревне
И видят будущее в снах,
Весна наступит,зацветут деревья
И всё утонет в розовых цветах.

Сергей Лысов.

Мужчины, как обувь, все разного плана,
Все разного стиля и с разной колодкой,
С одними гулять ноги быстро устанут,
Другие – для ног наших просто находка!
Бывают мужчины, как туфли от PRADA!
Шикарные внешне и в целом удобно,
Но скучно с такими, нам скуки не надо,
Мы жизни хотим сладкой, вкусной и сдобной!
Бывают мужчины почти что балетки,
От них не устанешь за долгие годы,
Но с ними порой, словно в замкнутой клетке,
Вот тут то и хочется каплю свободы!
Бывают мужчины – сапожки от UGG’и,
Комфортные, теплые, нравятся мамам,
Такие обычно становятся другом,
Жилеткой, чтоб плакать на мелодрамах!
Еще существуют мужчины-кроссовки,
Спортивные, быстрые, с жаждой движений!
Им девушки чаще нужны для массовки,
А мы-то серьезных хотим отношений!
Еще я забыла про шлепки-вьетнамки!
Не наш вариант, одноразовый случай.
Они все в одни помещаются рамки,
Таких повсеместно встречается куча!
Ищите мужчину не с лучшим дизайном,
Ведь с «брендами» многие локти кусают,
Какой мой мужчина? Останется тайной!
Но с ним я, поверьте, совсем не босая!
Юлия Олефир

Мимо ристалищ, капищ,
мимо храмов и баров,
мимо шикарных кладбищ,
мимо больших базаров,
мира и горя мимо,
мимо Мекки и Рима,
синим солнцем палимы,
идут по земле пилигримы.
Увечны они, горбаты,
голодны, полуодеты,
глаза их полны заката,
сердца их полны рассвета.
За ними поют пустыни,
вспыхивают зарницы,
звезды горят над ними,
и хрипло кричат им птицы:
что мир останется прежним,
да, останется прежним,
ослепительно снежным,
и сомнительно нежным,
мир останется лживым,
мир останется вечным,
может быть, постижимым,
но все-таки бесконечным.
И, значит, не будет толка
от веры в себя да в Бога.
...И, значит, остались только
иллюзия и дорога.
И быть над землей закатам,
и быть над землей рассветам.
Удобрить ее солдатам.
Одобрить ее поэтам.
1958
Бродский

Мы ждём кого-то одного,
Но любят нас, увы, другие.
Порой мы дарим им пустые
Слова, объятия, тепло.

Мы все хотим уснуть вдвоём
С тем, кто душе и сердцу нужен.
И одному готовить ужин,
Гулять в тиши воскресным днём.

Мы все нуждаемся в заботе,
Объятиях, ласковых речах,
Не обращая душу в прах
И не теряя жизнь в работе.

Мы все мечтаем о любви,
Как в замечательных романах,
Без боли, фальши и обмана,
Чтоб нас так нежно берегли.

Мы ждём кого-то одного,
Но любят нас, увы, другие,
Кто сердцу и душе чужие
И кто не значит ничего...

Светлана Лыбашева

Как нам легко не замечать,
Не понимать и миновать
Чужую боль, чужие беды,
Что наступают до победы.

Своей победы, не чужой,
Когда ты слабый, но живой.
Когда лишь вдох существованья-
Твой шанс последнего признанья!

Тебе поставлена печать:
«Сошел с пути. Будь добр принять!..»
А бедный, слабый человек,
Сквозь влажный взгляд, за всеми в след,

Как брошенный слепой щенок,
С надеждой искренней… Немой…
Он в каждом видит белый свет
И верит в то, что ним согрет
Сегодня будет и навек…

12 апреля 2011, Юля Паламарчук

В чём отказала я тебе,
скажи?
Ты целовать просил —
я целовала.
Ты лгать просил,—
как помнишь, и во лжи
ни разу я тебе не отказала.
Всегда была такая, как хотел:
хотел — смеялась,
а хотел — молчала...
Но гибкости душевной есть предел,
и есть конец
у каждого начала.
Меня одну во всех грехах виня,
все обсудив
и все обдумав трезво,
желаешь ты, чтоб не было меня...
Не беспокойся —
я уже исчезла.

Вероника Тушнова

Не пиши ничего. Нечего.
Было-прошло. Кончилось.
Он зовет меня своей девочкой,
Ты свою - как тебе захочется.

А меня не вплетай. Не впутывай.
Знаю, память.. Она бездонная..
Но и мы - не слепые путники
Пятилетние, несмышленые..

За окном замело-завьюжило,
Мы же даже на "вы", здравствуйте..
Очень холодно быть нужною
Раз в неделю..Раз в месяц.. В августе..

Если плохо - сходи к священнику,
Он простит. Он не даст пощечины.
До него мне - поля да меленка,
Да и топать туда не хочется..

Не пиши. Ничего не было.
Душу ночь наизнанку вывернет..
Поклялась как-то в августе небу я,
Что ни шагу назад, если вылечит..

Небеса не остались в зрителях..
Остаются все точки - точками.
Я зову его воскресителем,
Ты свою - как тебе хочется.

2014, АннА Тукина

Входя будить меня с утра, кого ты видишь, медсестра? Старик капризный, по привычке, ещё «живущий» кое-как. Полуслепой, полудурак. «Живущий» впору взять в кавычки. Не слышит – надрываться надо. Изводит попусту харчи. Бубнит всё время – нет с ним сладу. - Ну, сколько можно, замолчи! Тарелку на пол опрокинул. Где туфли? Где носок второй? Слезай с кровати! Чтоб ты сгинул…
Сестра! Взгляни в мои глаза! Сумей увидеть то, что за...За этой немощью и болью, За жизнью прожитой, большой. За пиджаком, «побитым» молью, За кожей дряблой, «за душой». За гранью нынешнего дня, попробуй разглядеть МЕНЯ…… Я мальчик! Непоседа, милый. Весёлый, озорной слегка. Мне страшно. Мне лет пять от силы. А карусель, так высока! Но вон отец и мама рядом. Я в них впиваюсь цепким взглядом. И хоть мой страх неистребим, Я точно знаю, что ЛЮБИМ…

…вот мне шестнадцать, Я горю! Душою в облаках парю! Мечтаю, радуюсь, грущу. Я молод, Я ЛЮБОВЬ ищу…… и вот он, мой счастливый миг! Мне двадцать восемь. Я - жених! Иду с ЛЮБОВЬЮ к алтарю, И вновь горю, горю, горю…… мне тридцать пять, растёт семья. У нас уже есть сыновья. Свой дом, хозяйство. И жена. Мне дочь вот-вот родить должна…

…а жизнь летит, летит вперёд! Мне сорок пять – «круговорот»! И дети «не по дням» растут. Игрушки, школа, институт… Всё! Упорхнули из гнезда! И разлетелись кто куда. Замедлен бег небесных тел. Наш дом уютный опустел…но мы с ЛЮБИМОЮ вдвоём! Ложимся вместе и встаём. Она грустить мне не даёт. И жизнь опять летит вперёд…… теперь уже мне шестьдесят. Вновь дети в доме голосят! Внучат весёлый хоровод. О, как мы СЧАСТЛИВЫ!

Но вот…… померк внезапно солнца свет. Моей любимой больше нет! У счастья тоже есть предел… Я за неделю поседел. Осунулся, душой поник. И ощутил, что Я старик…… теперь живу Я «без затей». Живу для внуков и детей. Мой мир со мной, но с каждым днём Всё меньше, меньше света в нём. Крест старости взвалив на плечи, Бреду устало в никуда. Покрылось сердце коркой льда. И время боль мою не лечит. О, Господи, как жизнь длинна, Когда не радует она…

… но с этим следует смириться. Ничто не вечно под луной. А ты, склонившись надо мной, Открой глаза свои, сестрица. Я не старик капризный, нет! Любимый МУЖ, ОТЕЦ и ДЕД … … и мальчик маленький, доселе В сиянье солнечного дня Летящий вдаль на карусели… Попробуй разглядеть МЕНЯ!

Кирилл Винда

Благоверная,
Мороз по коже. Как верно всё.

А у Бога - первосортная акварель,
Самый тонко растертый пигмент.
Он рисует в облаках, когда Ему лень
Наводить порядок на этой земле.

Он берет чистый лист - голубую синь,
Осторожно смачивает водой
И рисует в технике аля-прим
Нежной кистью - вибрирующей, живой.

В акварели главное - не спешить.
А второе главное - не досказать.
Чтобы что-то живое в ней - не убить,
То, что можно - дочувствовать, додышать.

Бог рисует какую-то ерунду,
(Детский сад, группа для дефективных детей) -
Зайцев, ежиков, уточек на пруду,
Лис, ворон, кошек и голубей.

Но от этой божеской ерунды
Почему-то душа - то болит, то свербит,
То как будто камнем падает вниз,
То взмывает круто и в небо летит.

Столько дешифровщиков на земле
Съехали с ума в попытках понять,
Почему у небесного зайца девять ног,
А у небесной лисы, скажем, пять?

Ведь что по лбу нам, умникам, что в лоб
(Только избранным откроется и у особой черты)
То ли Он просто так дурачился, Бог?
То ли что важное тебе говорил?

(с) из сети, не знаю чьё.

А ты думал - я тоже такая,
Что можно забыть меня,
И что брошусь, моля и рыдая,
Под копыта гнедого коня.
Или стану просить у знахарок
В наговорной воде корешок
И пришлю тебе странный подарок -
Мой заветный душистый платок.
Будь же проклят. Ни стоном, ни взглядом
Окаянной души не коснусь,
Но клянусь тебе ангельским садом,
Чудотворной иконой клянусь,
И ночей наших пламенным чадом -
Я к тебе никогда не вернусь.
Анна Ахматова .Июль 1921, Царское Село

Мне говорят, что нужно уезжать.

Да-да. Благодарю. Я собираюсь.
Да-да. Я понимаю. Провожать
не следует. Да, я не потеряюсь.

Ах, что вы говорите -- дальний путь.
Какой-нибудь ближайший полустанок.
Ах, нет, не беспокойтесь. Как-нибудь.
Я вовсе налегке. Без чемоданов.

Да-да. Пора идти. Благодарю.
Да-да. Пора. И каждый понимает.
Безрадостную зимнюю зарю
над родиной деревья поднимают.

Все кончено. Не стану возражать.
Ладони бы пожать -- и до свиданья.
Я выздоровел. Нужно уезжать.
Да-да. Благодарю за расставанье.

Вези меня по родине, такси.
Как будто бы я адрес забываю.
В умолкшие поля меня неси.
Я, знаешь ли, с отчизны выбываю.

Как будто бы я адрес позабыл:
к окошку запотевшему приникну
и над рекой, которую любил,
я расплачусь и лодочника крикну.

(Все кончено. Теперь я не спешу.
Езжай назад спокойно, ради Бога.
Я в небо погляжу и подышу
холодным ветром берега другого.)

Ну, вот и долгожданный переезд.
Кати назад, не чувствуя печали.
Когда войдешь на родине в подъезд,
я к берегу пологому причалю.

** Иосиф Бродский

Она умела приходить неслышно.
Она умела слушать, не дыша.
Она гоняла воробьев по крышам
И знала, что у солнца есть душа.
Она ценила в людях однозначность.
Она любила жареный миндаль.
Она любила окна - за прозрачность,
И небо - за томительную даль.
Она любила звуки старых вальсов
И первые весенние лучи.
И не терпела – лишь холодных пальцев,
Пустого взгляда и слепой души.
Она любила прыгать на колени.
Она боялась потерять ключи.
Она играла в догонялки с тенью
От чьей-то непогашенной свечи.
Она любила греться у окошка
И наблюдать игру издалека.
Она навечно оставалась кошкой,
Боящейся гремящего замка.
Ценила – плохо запертые двери.
До дрожи не терпела суеты.
Она не знала счастья просто верить
И не спешила перейти на «ты»
Не потому, что страшно стать домашней
И провести под пледом краткий век:
Лишь только перспектива стать «вчерашней»
Ее пугала в слове «человек».
Она ходила и искала всюду,
Не зная где, куда и как идти.
И только мысль: «Непременно буду!»
Ее вела по дальнему пути.
Среди людей, которых не любила,
И тех, кого не так легко забыть;
Среди мельканья бесконечных «было»
Она искала только «счастье быть».
И чтоб не потеряться в суматохе,
Не слиться с массой серою в одно,
Она не тех искала, коим плохо,
А просто тех, кому не все равно…

...Она ушла к последнему поэту,
Который жизнь не прятал под замок,
И был, как кошка, равнодушен к свету,
Свободен, счастлив, жив и одинок.

** Наталья Овчинникова

Мне уже не 16, мама!

Ну что ты не спишь и все ждешь упрямо?
Не надо. Тревоги свои забудь.
Мне ведь уже не шестнадцать, мама!
Мне больше! И в этом, пожалуй, суть.

Я знаю, уж так повелось на свете,
И даже предчувствую твой ответ,
Что дети всегда для матери дети,
Пускай им хоть двадцать, хоть тридцать лет

И все же с годами былые средства
Как-то меняться уже должны.
И прежний надзор и контроль, как в детстве,
Уже обидны и не нужны.

Ведь есть же, ну, личное очень что-то!
Когда ж заставляют: скажи да скажи! -
То этим нередко помимо охоты
Тебя вынуждают прибегнуть к лжи.

Родная моя, не смотри устало!
Любовь наша крепче еще теперь.
Ну разве ты плохо меня воспитала?
Верь мне, пожалуйста, очень верь!

И в страхе пусть сердце твое не бьется,
Ведь я по-глупому не влюблюсь,
Не выйду навстречу кому придется,
С дурной компанией не свяжусь.

И не полезу куда-то в яму,
Коль повстречаю в пути беду,
Я тотчас приду за советом, мама,
Сразу почувствую и приду.

Когда-то же надо ведь быть смелее,
А если порой поступлю не так,
Ну что ж, значит буду потом умнее,
И лучше синяк, чем стеклянный колпак.

Дай твои руки расцеловать,
Самые добрые в целом свете.
Не надо, мама, меня ревновать,
Дети, они же не вечно дети!

И ты не сиди у окна упрямо,
Готовя в душе за вопросом вопрос.
Мне ведь уже не шестнадцать, мама.
Пойми. И взгляни на меня всерьез.

Прошу тебя: выбрось из сердца грусть,
И пусть тревога тебя не точит.
Не бойся, родная. Я скоро вернусь!
Спи, мама. Спи крепко. Спокойной ночи!

** Эдуард Асадов.

Эдуард Асадов


Баллада о ненависти и любви

I

Метель ревет, как седой исполин,
Вторые сутки не утихая,
Ревет, как пятьсот самолетных турбин,
И нет ей, проклятой, конца и края!

Пляшет огромным белым костром,
Глушит моторы и гасит фары.
В замяти снежной аэродром,
Служебные здания и ангары.

В прокуренной комнате тусклый свет,
Вторые сутки не спит радист.
Он ловит, он слушает треск и свист,
Все ждут напряженно: жив или нет?

Радист кивает: - Пока еще да,
Но боль ему не дает распрямиться.
А он еще шутит: "Мол, вот беда
Левая плоскость моя никуда!
Скорее всего перелом ключицы..."

Где-то буран, ни огня, ни звезды
Над местом аварии самолета.
Лишь снег заметает обломков следы
Да замерзающего пилота.

Ищут тракторы день и ночь,
Да только впустую. До слез обидно.
Разве найти тут, разве помочь -
Руки в полуметре от фар не видно?

А он понимает, а он и не ждет,
Лежа в ложбинке, что станет гробом.
Трактор если даже придет,
То все равно в двух шагах пройдет
И не заметит его под сугробом.

Сейчас любая зазря операция.
И все-таки жизнь покуда слышна.
Слышна ведь его портативная рация
Чудом каким-то, но спасена.

Встать бы, но боль обжигает бок,
Теплой крови полон сапог,
Она, остывая, смерзается в лед,
Снег набивается в нос и рот.

Что перебито? Понять нельзя.
Но только не двинуться, не шагнуть!
Вот и окончен, видать, твой путь!
А где-то сынишка, жена, друзья...

Где-то комната, свет, тепло...
Не надо об этом! В глазах темнеет...
Снегом, наверно, на метр замело.
Тело сонливо деревенеет...

А в шлемофоне звучат слова:
- Алло! Ты слышишь? Держись, дружище -
Тупо кружится голова...
- Алло! Мужайся! Тебя разыщут!..

Мужайся? Да что он, пацан или трус?!
В каких ведь бывал переделках грозных.
- Спасибо... Вас понял... Пока держусь! -
А про себя добавляет: "Боюсь,
Что будет все, кажется, слишком поздно..."

Совсем чугунная голова.
Кончаются в рации батареи.
Их хватит еще на час или два.
Как бревна руки... спина немеет...

- Алло!- это, кажется, генерал.-
Держитесь, родной, вас найдут, откопают...-
Странно: слова звенят, как кристалл,
Бьются, стучат, как в броню металл,
А в мозг остывший почти не влетают...

Чтоб стать вдруг счастливейшим на земле,
Как мало, наверное, необходимо:
Замерзнув вконец, оказаться в тепле,
Где доброе слово да чай на столе,
Спирта глоток да затяжка дыма...

Опять в шлемофоне шуршит тишина.
Потом сквозь метельное завыванье:
- Алло! Здесь в рубке твоя жена!
Сейчас ты услышишь ее. Вниманье!

С минуту гуденье тугой волны,
Какие-то шорохи, трески, писки,
И вдруг далекий голос жены,
До боли знакомый, до жути близкий!

- Не знаю, что делать и что сказать.
Милый, ты сам ведь отлично знаешь,
Что, если даже совсем замерзаешь,
Надо выдержать, устоять!

Хорошая, светлая, дорогая!
Ну как объяснить ей в конце концов,
Что он не нарочно же здесь погибает,
Что боль даже слабо вздохнуть мешает
И правде надо смотреть в лицо.

- Послушай! Синоптики дали ответ:
Буран окончится через сутки.
Продержишься? Да?
- К сожалению, нет...
- Как нет? Да ты не в своем рассудке!

Увы, все глуше звучат слова.
Развязка, вот она - как ни тяжко.
Живет еще только одна голова,
А тело - остывшая деревяшка.

А голос кричит: - Ты слышишь, ты слышишь?!
Держись! Часов через пять рассвет.
Ведь ты же живешь еще! Ты же дышишь?!
Ну есть ли хоть шанс?
- К сожалению, нет...

Ни звука. Молчанье. Наверно, плачет.
Как трудно последний привет послать!
И вдруг: - Раз так, я должна сказать! -
Голос резкий, нельзя узнать.
Странно. Что это может значить?

- Поверь, мне горько тебе говорить.
Еще вчера я б от страха скрыла.
Но раз ты сказал, что тебе не дожить,
То лучше, чтоб после себя не корить,
Сказать тебе коротко все, что было.

Знай же, что я дрянная жена
И стою любого худого слова.
Я вот уже год тебе не верна
И вот уже год, как люблю другого!

О, как я страдала, встречая пламя
Твоих горячих восточных глаз. -
Он молча слушал ее рассказ,
Слушал, может, последний раз,
Сухую былинку зажав зубами.

- Вот так целый год я лгала, скрывала,
Но это от страха, а не со зла.
- Скажи мне имя!..-
Она помолчала,
Потом, как ударив, имя сказала,
Лучшего друга его назвала!

Затем добавила торопливо:
- Мы улетаем на днях на юг.
Здесь трудно нам было бы жить счастливо.
Быть может, все это не так красиво,
Но он не совсем уж бесчестный друг.

Он просто не смел бы, не мог, как и я,
Выдержать, встретясь с твоими глазами.
За сына не бойся. Он едет с нами.
Теперь все заново: жизнь и семья.

Прости. Не ко времени эти слова.
Но больше не будет иного времени. -
Он слушает молча. Горит голова...
И словно бы молот стучит по темени...

- Как жаль, что тебе ничем не поможешь!
Судьба перепутала все пути.
Прощай! Не сердись и прости, если можешь!
За подлость и радость мою прости!

Полгода прошло или полчаса?
Наверно, кончились батареи.
Все дальше, все тише шумы... голоса...
Лишь сердце стучит все сильней и сильнее!

Оно грохочет и бьет в виски!
Оно полыхает огнем и ядом.
Оно разрывается на куски!
Что больше в нем: ярости или тоски?
Взвешивать поздно, да и не надо!

Обида волной заливает кровь.
Перед глазами сплошной туман.
Где дружба на свете и где любовь?
Их нету! И ветер как эхо вновь:
Их нету! Все подлость и все обман!

Ему в снегу суждено подыхать,
Как псу, коченея под стоны вьюги,
Чтоб два предателя там, на юге,
Со смехом бутылку открыв на досуге,
Могли поминки по нем справлять?!

Они совсем затиранят мальца
И будут усердствовать до конца,
Чтоб вбить ему в голову имя другого
И вырвать из памяти имя отца!

И все-таки светлая вера дана
Душонке трехлетнего пацана.
Сын слушает гул самолетов и ждет.
А он замерзает, а он не придет!

Сердце грохочет, стучит в виски,
Взведенное, словно курок нагана.
От нежности, ярости и тоски
Оно разрывается на куски.
А все-таки рано сдаваться, рано!

Эх, силы! Откуда вас взять, откуда?
Но тут ведь на карту не жизнь, а честь!
Чудо? Вы скажете, нужно чудо?
Так пусть же! Считайте, что чудо есть!

Надо любою ценой подняться
И всем существом, устремясь вперед,
Грудью от мерзлой земли оторваться,
Как самолет, что не хочет сдаваться,
А сбитый, снова идет на взлет!

Боль подступает такая, что кажется,
Замертво рухнешь назад, ничком!
И все-таки он, хрипя, поднимается.
Чудо, как видите, совершается!
Впрочем, о чуде потом, потом...

Швыряет буран ледяную соль,
Но тело горит, будто жарким летом,
Сердце колотится в горле где-то,
Багровая ярость да черная боль!

Вдали сквозь дикую карусель
Глаза мальчишки, что верно ждут,
Они большие, во всю метель,
Они, как компас, его ведут!

- Не выйдет! Неправда, не пропаду! -
Он жив. Он двигается, ползет!
Встает, качается на ходу,
Падает снова и вновь встает...

II

К полудню буран захирел и сдал.
Упал и рассыпался вдруг на части.
Упал, будто срезанный наповал,
Выпустив солнце из белой пасти.

Он сдал, в предчувствии скорой весны,
Оставив после ночной операции
На чахлых кустах клочки седины,
Как белые флаги капитуляции.

Идет на бреющем вертолет,
Ломая безмолвие тишины.
Шестой разворот, седьмой разворот,
Он ищет... ищет... и вот, и вот -
Темная точка средь белизны!

Скорее! От рева земля тряслась.
Скорее! Ну что там: зверь? Человек?
Точка качнулась, приподнялась
И рухнула снова в глубокий снег...

Все ближе, все ниже... Довольно! Стоп!
Ровно и плавно гудят машины.
И первой без лесенки прямо в сугроб
Метнулась женщина из кабины!

Припала к мужу: - Ты жив, ты жив!
Я знала... Все будет так, не иначе!..-
И, шею бережно обхватив,
Что-то шептала, смеясь и плача.

Дрожа, целовала, как в полусне,
Замерзшие руки, лицо и губы.
А он еле слышно, с трудом, сквозь зубы:
- Не смей... ты сама же сказала мне..

- Молчи! Не надо! Все бред, все бред!
Какой же меркой меня ты мерил?
Как мог ты верить?! А впрочем, нет,
Какое счастье, что ты поверил!

Я знала, я знала характер твой!
Все рушилось, гибло... хоть вой, хоть реви!
И нужен был шанс, последний, любой!
А ненависть может гореть порой
Даже сильней любви!

И вот, говорю, а сама трясусь,
Играю какого-то подлеца.
И все боюсь, что сейчас сорвусь,
Что-нибудь выкрикну, разревусь,
Не выдержав до конца!

Прости же за горечь, любимый мой!
Всю жизнь за один, за один твой взгляд,
Да я, как дура, пойду за тобой,
Хоть к черту! Хоть в пекло! Хоть в самый ад!

И были такими глаза ее,
Глаза, что любили и тосковали,
Таким они светом сейчас сияли,
Что он посмотрел в них и понял все!

И, полузамерзший, полуживой,
Он стал вдруг счастливейшим на планете.
Ненависть, как ни сильна порой,
Не самая сильная вещь на свете!





Яндекс.Директ

Рождественский Роберт
Мы совпали с тобой
Мы совпали с тобой,
совпали
в день, запомнившийся навсегда.
Как слова совпадают с губами.
С пересохшим горлом —
вода.
Мы совпали, как птицы с небом.
Как земля
с долгожданным снегом
совпадает в начале зимы,
так с тобою
совпали мы.
Мы совпали,
еще не зная
ничего
о зле и добре.

И навечно
совпало с нами
это время в календаре.

Я - женщина. И пахнут мои руки
Парфюмом, кофе, лаком для ногтей.
Мне непонятны точные науки,
Я обожаю маленьких детей,
Моё оружие - роскошные ресницы
Я действую обычно наугад
Моего счастья так легко добиться
Всего-то новые чулки и шоколад.

Мне свойственны различные причуды
Я - женщина, а нас не разберёшь.
Мне распознать неискренность нетрудно,
Интуитивно ощущаю ложь.
И точно так же правду ощущаю
Даже тогда, когда молчишь о ней.
Капризной и беспомощной бываю,
Но если нужно - нет меня сильней.

Я - женщина. Мне грустно без причины,
Я ненавижу зиму и футбол.
Люблю внимание со стороны мужчины,
Могу из ничего накрыть на стол,
Я разбираюсь в моде и в одежде,
Я склонна милый сердцу хлам хранить.
Бываю злой и безгранично нежной,
Я - женщина. Умей меня ценить.

Лин Хелли

Любовь - она бывает разной.
Бывает отблеском на льду.
Бывает болью неотвязной,
Бывает яблоней в цвету.
Бывает вихрем и полетом.
Бывает цепью и тюрьмой...
Мы ей покоем, и работой,
И жизнью жертвуем самой!
Но есть еще любовь такая,
Что незаметно подойдет
И, поднимая, помогая,
Тебя сквозь годы поведет
И будет до последних дней
Душой и совестью твоей.

Высоцкая Ольга

Помедли, осень, не спеши
Разматывать свои дожди,
Свои туманы расстилать
На зыбкую речную гладь.
Помедли, осень, покажи
Мне желтых листьев виражи,
Дай убедиться, не спеша,
Как тишина твоя свежа
И как бездонна неба синь
Над жарким пламенем осин...

Л. Татьяничева

https://www.youtube.com/watch?v=jShImBv ... n6oZzLPoYd