Бедный Чарли! Теперь я не понимаю, почему он тогда ассоциировался у
меня с образом героя. Очевидно, не из-за каких-либо его героических
черт, а просто потому, что он всегда был страшно мил. Я до сих пор помню
его залитое слезами мальчишеское лицо (оно так навсегда и осталось
мальчишеским), когда он сидел на школьном дворе и топил в ведре с водой
трех белых мышей и ручную крысу.
Я сидел по другую сторону ведра и тоже ревел, помогая ему
придерживать крышку от кастрюльки над несчастными зверюшками, и таким-то
образом и началась наша дружба, началась и стала расти.
Над гробом этих убитых грызунов Чарли принес торжественную клятву
никогда больше не нарушать школьных правил, не заводить ни белых мышей,
ни ручных крыс, но направлять всю свою энергию на то, чтобы слушаться
учителей и доставлять своим родителям хотя бы небольшую радость в
возмещение расходов по его образованию.
Два месяца спустя атмосфера нашего дортуара стала нам казаться скорее
странной, чем приятной, и следствие обнаружило, что Чарли превратил свой
сундучок в клетку для кроликов. Когда его поставили лицом к лицу с
одиннадцатью прыгающими на четырех ногах свидетелями и напомнили его
прежние обещания, то он объяснил, что кролики - не крысы. Запрещение
держать кроликов он расценил как новое тяжелое правило, которому он
должен подчиняться. \
Грызунов унесли, и какова была их дальнейшая судьба, мы никогда не
узнали точно, но через три дня нам подали к обеду паштет из кроликов.
Для успокоения Чарли я принялся убеждать его, что, может быть, это и
не его кролики. Но он, уверенный, что это именно они, пока ел, все время
лил слезы в тарелку, а после обеда, во дворе, смело бросился в драку с
мальчиком из четвертого класса за то, что тот попросил вторую порцию.
В тот же вечер Чарли принес еще одну торжественную клятву и в течение
следующих шести месяцев был самым примерным мальчиком во всей школе.
Он читал филантропические брошюры, жертвовал все свои сбережения на
поддержку обществ, не желающих оставлять в покое язычников, и подписался
на "Юного христианина", "Еженедельную прогулку" и "Евангелическую смесь"
(под которой, собственно, неизвестно что подразумевается).
Прием внутрь этой зловредной литературы в чрезмерных н ничем не
разбавленных дозах естественно пробудил в нем стремление к чему-нибудь
прямо противоположному. Он забросил вдруг "Юного христианина" и
"Еженедельную прогулку" и стал покупать сенсационные романы ужасов ценой
в одно пенни.
Не интересуясь больше судьбой язычников, он накопил некоторую сумму
денег и приобрел подержанный револьвер с сотней патронов. Мечтой Чарли,
как сознался он мне, было стать метким, бьющим без промаха стрелком, и
можно только удивляться, как он не добился своей цели.
Конечно, тайну его снова обнаружили, что привело к очередным
неприятностям, очередному раскаянию и обращению на путь истинный и к
очередному решению начать новую жизнь.
Бедный мальчик, он так и жил- все время "начиная новую жизнь",
Он начинал новую жизнь в первый день каждого нового года, в день
своего рождения, в день рождения кого-нибудь другого. Мне кажется, что в
дальнейшем, когда он понял всю серьезность этих начинаний, он стал
считать своим долгом производить их в первый день каждого квартала,
когда истекают сроки платежей. Он называл это "производить генеральную
чистку и начинать сызнова".
Мне кажется, что юношей он был даже лучше, чем многие из нас. Но у
него не было того ценного свойства, которое является отличительной
чертой потомков англосаксов, где бы они ни находились, а именно - умения
лицемерить. Стоило ему совершить какой-либо, даже самый незначительный,
проступок, как все сразу же становилось известным, а это - большое
несчастье для человека и приводит к постоянным недоразумениям.
Милый мой, простодушный мальчик, он так и не понял, что он такой же,
как и все остальные люди, может быть" только чуть-чуть более прямой и
честный, а он считал себя чудовищем развращенности. Однажды вечером я
застал его дома занятым сизифовым трудом "генеральной чистки". Перед ним
лежала гора писем, фотографий и счетов. Он рвал их и бросал в огонь.
Я хотел подойти к нему, но он остановил меня. "Не подходи, - закричал
он, - не трогай меня! Я не достоин пожать руку честному человеку".
От таких слов обычно краснеешь и чувствуешь себя неловко. Я не нашел
подходящего ответа и пробормотал нечто вроде того, что он не хуже
других.
"Молчи, - резко перебил он меня. - Я знаю, ты говоришь так только для
моего утешения, но я не люблю слушать утешения. Если бы я думал, что
другие похожи на меня, то мне стыдно было бы называться человеком. Я
поступал как подлец; но, слава богу, еще не поздно. Завтра утром,
дружище, я начну новую жизнь".
Он закончил свою работу по уничтожению прошлого, а потом позвонил и
послал слугу за бутылкой шампанского.
"Это мой последний бокал, - сказал он, чокаясь со мной. - Старая
жизнь кончена. Начинается новая".
Он сделал глоток и бросил бокал с остатками вина в огонь. Он всегда
любил театральные эффекты, особенно в решительные минуты своей жизни.
Долгое время после этого я нигде с ним не встречался. Но однажды
вечером, ужиная в ресторане, $ увидел его прямо против себя в явно
подозрительной компании. Он покраснел и подошел ко мне.
"Почти полгода я был старой бабой, - сказал он со смехом, - я не мог
выдержать этого больше... А кроме того, - продолжал он, - разве жизнь
нам дана не для того, чтобы жить? Стараться быть тем, чем ты не
являешься на самом деле, - это одно лицемерие. И знаешь ли, - тут он
перегнулся ко мне через стол и голос его зазвучал серьезно, - честно и
строго говоря, я знаю, я чувствую, что я лучше сейчас, когда я снова
стал самим собой, чем когда я пытался быть каким-то противоестественным
святым".
Он всегда увлекался крайностями, и в этом была его основная ошибка.
Он думал, что клятвенное обещание, лишь бы оно было достаточно громким,
может запугать и подавить человеческую природу, тогда как на самом деле
оно бросает ей вызов. В результате, поскольку каждое его новое
"обращение" уводило его все дальше и дальше, з.а ним неизбежно должно
было следовать все большее отклонение маятника в обратную сторону. А так
как сейчас на него напало бесшабашное настроение, то он и пустился во
все тяжкие. И вдруг однажды вечером я неожиданно получил от него
записку: "Приходи в четверг, это канун моей свадьбы".
Я пошел к нему. Он опять проводил "генеральную чистку". Все ящики
были выдвинуты, а на столе громоздились связки карточек, записи ставок
при игре на тотализаторе и листы исписанной бумаги. Все это, конечно,
подлежало уничтожению.
Я улыбнулся. Я не мог удержаться от улыбки, а он, нисколько не
смущаясь, смеялся своим обычным добродушным, открытым смехом.
"Знаю, знаю, - весело закричал он, - но сейчас это совсем не то, что
раньше!"
Потом он положил руку мне на плечо и сказал с той внезапной
серьезностью, которая свойственна поверхностным людям:
"Бог услышал мою молитву, дружище. Он знает, что я слаб, и послал мне
на помощь своего ангела".
Он снял с каминной полки портрет и протянул мне. Я увидел лицо, как
мне показалось, холодной и ограниченной женщины, но Чарли, конечно, был
от нее без ума.
Во время нашего разговора из кучи бумаг вылетел и упал на пол старый
ресторанный счет. Мой друг нагнулся, поднял его и, держа в руке,
задумался.
"Заметил ли ты, как подобные вещи сохраняют аромат шампанского и
горящих свечей? - спросил он, небрежно нюхая листок. - А интересно, где
теперь она?"
"Мне кажется, что в такой вечер я не стал бы вспоминать о ней", -
ответил я.
Он разжал пальцы, и бумага упала в огонь.
"Боже мой, - воскликнул он с жаром, - когда я подумаю о том вреде,
который я причинил, о непоправимом и все растущем зле, которое я, быть
может, принес в этот мио... О боже, дай мне прожить долгую жизнь, чтобы
я мог искупить свои ошибки. Каждый час, каждая минута моей жизни будет
отныне посвящена добру!"
Он стоял предо мной, подняв к небу свои живые детские глаза, и
казалось, что лицо его зажглось озарившим его свыше светом.
Я подвинул к нему фотографию, и теперь она лежала на столе прямо
перед ним. Он преклонил колени и прижался губами к портрету.
"С твоей помощью, моя дорогая, - пробормотал он, - и с помощью неба".
На следующее утро он женился. Жена его оказалась высоконравственной
женщиной, хотя нравственность ее была, как это часто бывает, негативного
свойства: она больше ненавидела зло, чем любила добро.
Ей удалось дольше, чем я думал, удержать мужа на прямом, может быть
даже чуточку слишком прямом, пути, но в конце концов он неизбежно снова
сорвался.
Я пришел к нему, так как он вызвал меня страшно взволнованным
письмом, и нашел его в глубоком отчаянье. Это была старая история: он
поддался человеческой слабости и не сумел принять даже самых
элементарных мер для того, чтобы скрыть свою вину. Он стал рассказывать
мне все подробно, прерывая речь восклицаниями о том, какой он великий
преступник, и мне пришлось взять на себя роль примирителя. Это была
нелегкая задача, но в конце концов жена согласилась простить мужа. Я
сообщил ему об этом, и радость его буквально не имела границ.
"Как бесконечно добры женщины! - воскликнул он, и слезы навернулись
ему на глаза. - Но жена моя не раскается. Видит бог, что, начиная с
сегодняшнего дня..." Он остановился, и впервые в жизни в душу его
закралось сомнение в самом себе. Радостное выражение исчезло с его лица,
и по нему скользнула тень прожитых лет.
"Я вижу, что я производил генеральную чистку и начинал снова в
течение всей своей жизни, - сказал он печально, - и теперь я понял,
откуда идет весь этот мусор и каким единственным способом можно от него
избавиться".
Тогда до меня не дошло все значение этих слов - мне суждено было
понять его несколько позже.
Мой друг продолжал бороться, насколько позволяли ему его силы, и
однажды снова сорвался, но каким-то чудом падение его не было
обнаружено.
Все выяснилось только много времени спустя, а в то время только двое
знали его тайну. Это было его последним поражением.
Однажды поздно вечером я получил наспех нацарапанную записку от его
жены с просьбой прийти сейчас же. "Случилась ужасная вещь, - писала она,
- после обеда Чарли пошел к себе наверх, чтобы заняться, как он говорит,
"генеральной чисткой", и просил не мешать ему. Вынимая вещи из
письменного стола, он, должно быть, неосторожно взял лежавший в ящике
револьвер, очевидно забыв, что он заряжен. Мы услышали выстрел,
бросились в комнату и увидели, что Чарли лежит на полу мертвый. Пуля
попала прямо в сердце".