Как-то он, уже отец пятерых детей и диакон Вознесенского храма на Димеевке, между службами занимался хозяйством у своего небольшого домика, построенного собственными руками, в районе киевских Совок. Вдруг из школы в слезах прибежал младший сын Георгий (ныне протоиерей и отец семерых детей): его срамили в школе за то, что он носил нательный крестик. Отец Михаил как раз плотничал. Услышав это, диакон-фронтовик с досады вогнал топор в бревно, да так, что тот вошел лезвием по самый обух, вытер руки и спокойно сказал: «Подожди, сынок, я схожу в школу и поговорю с директором». В кабинет он зашел с конституцией СССР в руках и, указав на параграф о свободе совести, спросил: «Скажите, уважаемый, разве главный закон страны запрещает свободу вероисповеданий? Или мне нужно ехать в Москву, в Кремль, чтобы подтвердить это?». Георгия оставили в покое, но диакона Михаила Бойко до 50 лет «придерживали» – не рукополагали в сан священника. И лишь воспользовавшись тем, что у «компетентных» чиновников отпуск и они отдыхают на черноморских пляжах, правящему архиерею удалось рукоположить «неудобного» диакона во иерея. С тех пор проповедь и исповедь отца Михаила стала известна всему православному Киеву. Любовь к людям, необыкновенное сострадание чужому горю, дар старчества и духовничества привлекли к нему многие сотни прихожан. К нему ехали и из других городов. Вскоре отец Михаил стал духовником киевского духовенства, по благословению митрополита ответственным за выпуск ежегодных православных богослужебных календарей, руководителем первой воскресной школы и инициатором строительства первого после 73-летнего атеистического запустения православного храма – в 1990 году. Уже будучи тяжело больным (ему удалили почку), находясь за штатом, отец Михаил ежедневно приезжал в Покровский монастырь на исповедь, где его ждали многочисленные духовные чада. Удивительный оптимизм и жизнерадостность не покидали его до последнего дня жизни. И эта радостность, о которой мы читали в житиях Серафима Саровского и других угодников Божиих, была изливаемой Христовой любовью и благодатью, верой в бессмертие и Царствие Небесное. И часто проповеди свои отец Михаил заканчивал словами: «И тогда мы услышим слова Господа нашего Иисуса Христа: Приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царствие, уготованное вам от создания мира» (Мф. 25: 34).

За год до смерти отца Михаила я трудился заместителем главного редактора православной газеты «SOS». Мой коллега и друг Валерий Майкут, потерявший работу на телевидении, устроился к нам в редакцию. Будучи тогда еще некрещеным и неверующим человеком, он все же увлекся православной тематикой, но часто спрашивал меня по-дружески: «Подскажи, Сережа, тему, уж и не знаю, о чем для вас писать». И вот однажды – дело было в Великий пост перед Пасхой и Днем победы – я направил Валерия к отцу Михаилу Бойко побеседовать с ним о его боевом прошлом. Они подружились, Валерий подготовил ряд замечательных материалов об отце Михаиле. А затем отца Михаила не стало, газету «SOS» «сократили из-за отсутствия средств», я возглавил православную газету «Кириллица», а Валерий Майкут вернулся на телевидение. А через какое-то время он звонит мне и говорит: «Я хочу принять святое крещение». Крестился он в храме в честь Входа Господня в Иерусалим памяти жертв Чернобыля – том самом, который строил отец Михаил Бойко в 1990 году и в котором был его первым настоятелем.

Последнее интервью отца Михаила Бойко, опубликованное некогда в газете «SOS», сохранилось; я и предлагаю его читателям сайта «Православие.Ру».

– Почему вы, батюшка, не воспользовались своей законной бронью, когда даже из действующей армии священников уже отзывали?

– Да, действительно, тогда говорили: воевать, мол, у нас есть кому, а вот молиться – некому. Но, знаете, когда я увидел, что все мои сверстники ушли на фронт, стало как-то неприятно, даже стыдно. Я что, калека? Или, хуже того, трус?

– Отец Михаил, но ведь там, на передовой, стреляли. Жертвы уже исчислялись миллионами. А вы такой молодой, и вся жизнь впереди. Неужто не страшно было идти под пули?

– Абсолютно не страшно. Тем более что отец – а он был священником – меня на это благословил. Дело-то святое. Пришел я в военкомат, доложил. Там обрадовались: «Очень хорошо, – говорят, – будешь минометчиком». Собрали нас и отправили в Донецкую область. Учить воевать. Но миномет не дали, зато приставили к… молотилкам: надо было для начала помочь колхозникам собрать урожай. А жарища стояла страшная, пыль столбом, грохот… Тоже, знаете ли, фронт, только трудовой. Ну, как обычно у нас, «битва за урожай».

В воскресенье дали выходной. А я заметил, что в соседнем селе храм есть. Раненько встал и побежал туда. И знаете, только вошел под его своды, сразу даже и не понял, где нахожусь: то ли на небе, то ли на земле. Такая радость снизошла необыкновенная! Хотя, казалось бы, пустая сельская церковь, батюшка-старичок, две бабки невпопад голосят на клиросе. А чувство – божественное. Я и не заметил, когда служба кончилась. Очнулся: на земле стою, а передо мной целая лужа слез. Батюшка увидел, что солдат плачет, подошел, на завтрак пригласил. Я и остался там до вечера.

А потом повезли нас на фронт. Как сообщили об этом, мы все в один голос: «Ура!».

– Это был такой прилив патриотизма?

– Все значительно проще: кормили нас ужасно. На первое блюдо – жидкие щи, на второе – густые щи. Правда, мне, пережившему голодомор, было не привыкать. Так вот, когда привезли нас в штаб армии, у ребят враз оптимизма поубавилось. Артиллерийскую канонаду услышали. Сразу фантазия заработала, жуткие картины начала рисовать. Многие принялись тут же запасное белье на водку менять: на смерть ведь идем. А тут и «покупатели» с передовой пожаловали, и среди них капитан. Крепкий такой, видный, настоящий сибиряк: жесты уверенные, речь с матерком. Ух, думаю, такого парня, поди, и пуля не берет; вот бы взял меня к себе. Но мы-то минометчики, а он – автоматчик. Не взял.

Но Бог дал мне увидеть этого капитана перед смертью. Прошили его четыре пулеметные пули. Я как раз в санбате был с легким ранением и помогал его на операционный стол укладывать. Его сухие губы еле слышно шептали: «Господи, Господи, Господи…». С этим словом он и отошел.

– Получается, что если бы вас не ранило, быть вам в этой повозке четвертым?

– Конечно! Мы же голодные были, а кухню привозили только после боя. Так что поблагодарил я Бога за то, что меня сохранил. И Берлин я увидел. Ранило-то меня 24 апреля, а Берлин пал 2 мая. Рана оказалась не слишком тяжелая, и вскоре повезли нас в «логово зверя». Как бы на экскурсию. Прошелся под Бранденбургскими воротами и даже на Рейхстаге расписался. На одной из колонн. Так и написал: «Бойко. Полтава». Хотел и на парад Победы в Москву попасть, да одного сантиметра не хватило.

– Это как? Образно говоря?

– Почему же образно? Сантиметр он и есть сантиметр. Тут вообще целая история. Когда оказался на фронте, был самым маленьким в строю. Всего метр шестьдесят два, а под конец войны, считай за год, вдруг вымахал до метра семьдесят девять. Но все равно до парада Победы не дорос: чтобы пройтись по Красной площади, надо было иметь метр восемьдесят. Не повезло: в Берлине был, а до Москвы чуть-чуть «не дотянул».

– В чем же причина?

– А причина была одна: я человек верующий.

– И об этом знали?

– Конечно. Еще в боях на Висле меня вызвали в штаб полка и предложили поехать на курсы лейтенантов. Я, естественно, поблагодарил за доверие, а сам думаю: как же от всего этого избавиться? Впрочем, вот и избавление: анкету ведь надо заполнить! А там графы разные. Почему не комсомолец, почему не коммунист? Ах, верующий, псаломщиком был. Очень хорошо, мы вызовем вас в другой раз… А я думаю: как же, вызовете!
– И все же, дорогой отец Михаил, не обидно ли, столько выстрадав, не получить ничего?
Отец Михаил загадочно улыбнулся и, обращаясь куда-то вглубь квартиры, воскликнул; «Ируся, а покажи-ка мой пиджак, пожалуйста!». И девушка, одна из тридцати внучек и внуков батюшки, внесла в комнату звенящий от золота боевых наград пиджак.

– Через год после войны совершенно случайно встретился я со своим командиром роты. Обнялись, поцеловались. «А где твои ордена?» – спрашивает. «Да нет их, – говорю, – я же как бы не воевал…». В общем, он пошел куда следует, кулаком стукнул, «нажал» – и в результате через год после войны я получил все свои награды.

Язычник

«Первый Владимир» летописи – воинственный и коварный язычник. Он скор на подъём, решителен в действиях и никому не позволяет оскорбить себя. Стоило дочери полоцкого князя язвительно и публично намекнуть Владимиру на его низкое происхождение («Не хочу розути робичича», – заявляет строптивая княжна, у которой на примете есть более почётный жених), как Владимир нападает на Полоцк и берёт Рогнеду в жёны насильно, убив её отца.

Владимир-язычник не только отбирает у старшего брата невесту, но и идёт на него самого войной. Всё, что в силах сделать здесь летописец, – это снять со своего героя часть вины. Так убийство Ярополка, замысленное Владимиром, в его повествовании оказывается выполнено руками варягов по наущению изменника-воеводы Блуда. Сам же Владимир проявляет даже некоторое благородство, заранее предупреждая брата о том, что пойдёт на него войной.

Владимир-язычник расчетлив и по-своему даже бережлив. Так, варягов, совершивших убийство Ярополка, он не награждает, а просто отпускает к грекам, предварительно выбрав из них лучших себе на службу. Покорив воинственных болгар, Владимир дальновидно предпочитает не обкладывать их данью, как он делал с племенами послабее, а заключить мир.

Владимир-язычник женолюбив, воински удачлив, охотно ставит в разных местах идолов и приносит им жертвы. Обо всём этом, в том числе о военных завоеваниях князя, летописец говорит открыто и подробно.

Выбор веры

«Второй Владимир» в повествовании летописца – «испытатель вер», выбирающий для Руси новую религию, которая призвана была объединить разрозненные племена.

Читая летописные статьи, начиная с 986 года ясно ощущаешь, что написаны они были православным книжником, который уже совершенно точно знал, чем закончится дело. Выбор князя здесь словно бы предрешён, а основная задача повествователя заключается в том, чтобы изобразить принятие Русью именно православия делом, максимально независимым от Византии, вмешательства которой в свои внутренние дела молодое славянское государство в те годы всеми силами старалось избежать.

Владимир здесь совершенно новый – непредсказуемый собеседник, тонкий дипломат и где-то даже осведомлённый богослов.

Показательно, что отношение князя к представителям разных религий в древней летописи существенно различается. Так, «сладко заслушавшись» болгар-магометан, рассказывающих князю-многожёнцу о порядках ислама, Владимир в то же время находит весьма бытовой предлог для того, чтобы отослать их ни с чём. «Руси есть веселие питии», – говорит он, и его слова звучат, как пословица.

Давних противников Руси – хазар, государство которых к тому же основательно «повоевал» отец Владимира Святослав, князь отправляет восвояси, проявив неожиданные знания основ иудаизма. «Где есть земля ваша», – интересуется насмешливый правитель, и иудеи уходят из Киева, посрамлённые дважды.

А вот с посланцами папского престола Владимир ведёт себя очень сдержанно и вынужден довольствоваться лишь туманной ссылкой на традицию: «Отцы наши не приняли этого». Исследователи склонны видеть в этой фразе намёк на западные миссии, захаживавшие когда-то ко двору княгини Ольги. Дипломатичность княжеского ответа понятна: ко времени описываемых событий официального разделения западной и восточной ветвей христианства ещё не состоялось.

Когда же ко двору Владимира приходит греческий философ, то он произносит такую несоразмерно длинную речь, включающую в себя пересказ сразу обоих Заветов, а киевский князь начинает задавать столь мудрёные вопросы, что их беседа местами напоминает катехизис.

Впрочем, дабы не проявлять слишком явной зависимости от греков, киевский князь даже после столь пространной беседы предлагает с окончательным выбором религии «ещё немного подождать».

Христианин

«Третий Владимир» летописи – князь-христианин, градо- и храмостроитель. Неожиданно в этой части повествования киевский правитель оказывается довольно слабым полководцем.

Правда, князь воюет с печенегами и даже побеждает их, но всё же большинство военных успехов Владимира в этот период оказывается связано с какими-то дополнительными обстоятельствами – доблестью юноши-кожемяки, находчивостью белгородцев (которые сумели убедить врагов, что кисель родится в их городе прямо из земли), обещанием построить церковь в Васильеве. В целом же перечень княжеских походов этого периода превращается у летописца в бесконечное «ходил, ходил, ходил» – и никаких конкретных результатов.

Не слишком удаётся Владимиру-христианину и поддержание порядка в государстве. Составитель летописи упоминает законодательные эксперименты князя, пытавшегося отменить смертную казнь («Боюсь греха»), отчего умножились разбойники, а затем денежные штрафы (отчего пришла в упадок армия).

Основное же внимание летописца в этот период жизни князя привлекают широкие пиры Владимира. А сам князь, сидящий за пиршественным столом вместе со своей дружиной и совещающийся с ней об устройстве страны и военных делах здесь чрезвычайно напоминает былинного «Владимира Красно Солнышко».

Прошло четыре века

В середине XVI столетия уже другой летописец вновь создаёт повествование о Владимире Святославиче – для «Степенной книги» – первой русской летописи, призванной не просто описать поток исторических событий, но подробно, по поколениям проследить историю царской династии.

Со времени составления «Повести временных лет» изменилось многое. Изменилась Русь – теперь это крупное государство, стремящееся выйти на политическую арену Востока и Запада как равное. Изменились литературные вкусы – пышная риторика и придворный официоз господствуют в документах этого времени. Какие же черты подчёркивает в древнем князе новый автор?

Бросается в глаза, что теперь князь для повествователя «блаженный», «равноапостольный», «приснопамятный» и «великий». Отдельно освещён вопрос о том, что его недаром назвали «Владимиром» – ибо владел всею Русской землёю, а до него древнерусских правителей так не называли. Упоминает автор и крестное имя русского правителя, сообщая, что в переводе оно означает «царь».

Особо оговорено происхождение Владимира от римского кесаря Августа. В начале XVI столетия легендарное родословие – «Сказание о князьях владимирских» – подробно, хоть и ощутимо погрешив против исторической правды, проследило эту родственную связь. Идея о ее существовании была популярна у русских правителей.

Понятие царской чести нынешнему автору, несомненно, знакомо, но он не касается древних сложностей русско-греческих отношений. Возможно, он просто точен в обращении с документами – некоторыми. Поэтому он с готовностью цитирует послание греческого патриарха Фотия о том, что русичи некогда были известны своей свирепостью, непрестанно совершали набеги на греков и поработили себе все окрестные народы, а потом «от мерзкого идолопоклонства обратились к любви и истинному благочестию, кое и стали держать усердно и неизменно».

Как видим, ни боевая слава русских князей, ни христианские добродетели той части династии, что позже приняла крещение, здесь не пострадали.

Однако Владимир, похоже, интересует автора не сам по себе, а, в первую очередь, как этой династии основатель. По крайней мере, о «самодержствии» князя (понятие, на самом деле, совершенно неприменимое к государственному устройству русичей X-XI веков, но это что – дальше в окружении князя появятся «боляре» и даже «чиновники»!), его многочисленном «плоде» и дальнейшем «роде» книжник XVI века говорит буквально при каждом удобном (и неудобном) случае.

Впрочем, непростой жизненный путь князя, и даже не слишком погрешая против древней летописи, автор здесь тоже пересказывает. Правда, делает он это очень конспективно, как бы извиняясь, и предлагая читателю «не смотреть на первое нечестие» Владимира, но лишь на его позднейшую благочестивую жизнь, и сообщая, что ранние поступки князя приведены в его повествовании лишь для того, «да никто же впадет в таковая».

К тому же из позднего рассказа отчаянно исчезают нюансы и полутона. Так, пришедших к нему посланцев от разных вер Владимир здесь выставляет очень решительно. На учение мусульман князь якобы «вознегодоваше», иудеям прямо заявил об их «зле», папским легатам сказал: «Идите восвояси».

А вот пространная речь философа, напротив, была воспринята князем с нескрываемым удовольствием и даже «усердием». Несомненно, подобная «чёрно-белая» картинка могла сложиться лишь в сознании книжника позднего средневековья, которому полемическая литература того времени была знакома куда лучше тонкостей дипломатического и дворцового этикета.
При столь явной заведомой склонности Владимира в пользу греческого православия очень странно и не вполне логично выглядит в «Степенной Книге» штурм Корсуни.

Ещё необычнее смотрится здесь переписка славянского князя с греческими императорами, в которой он одновременно выказывает им всяческое почтение, повествует об уже предпринятых шагах по изучению православия, просит о крещении, а заодно…и браке с их порфирородной сестрой. Причём оба императора тут же начинают выказавшего столь дерзкие намерения язычника всячески подбадривать и приветствовать, а сопротивляющуюся девушку увещевать и уговаривать.

Что говорить, нынешнему летописцу явно памятнее времена, когда последняя из греческих принцесс весьма охотно ответила согласием на брачное предложение из Московии, чем эпоха, когда в руке порфирородной гречанки византийские базилевсы отказывали даже императорам Священной Римской империи.

Крестившись, Владимир «Степенной книги» тут же обращается к своему окружению с весьма пространной речью, более напоминающей обширную церковную проповедь, так что лаконичная фраза древней летописи: «Познал я истинного Бога», оборачивается здесь страничным текстом. После этого крестятся и «боляре».

И далее в летописи начинается вереница крещений, которая отнюдь не ограничивается жителями Киева. Крестятся «сыны Владимира», печенеги, Суздальская земля, Новгород. Более того, теперь Владимир якобы отправляет уже своего «философа» к «срацинам» – татарам и волжским болгарам… Так живая, хоть и помещённая в некоторые рамки летописной условности, княжеская биография окончательно тонет под грузом придворно-церковного официоза.

Мы видим, что авторы разных эпох строят рассказы о Владимире Святославиче по своему вкусу и в связи с теми задачами, которые ставили перед ними современные им обстоятельства. Вычленить оттуда историческую правду сложно, порой она безвозвратно потеряна в веках. Может быть, именно потому единый образ святого Владимира – крестителя Руси – в древней литературе так и не сложился.

В известной степени, мы ищем его до сих пор.

Освящение яблок – добрая народная традиция, связанная с сельскохозяйственным циклом, характерным для европейской части нашей страны.

Да, крестьянский труд в значительной степени одухотворен, потому что зависит от воли Божьей: будет Господь милостив, будет благоприятная для созревания и уборки урожая погода.

Поэтому крестьянский труд был в большей степени обращен к Богу, к Церкви, нежели труд горожанина, который практически не связан с природными условиями.

Русский поэт Алексей Константинович Толстой говорил:

Есть мужик и мужик.
Коль мужик не пропьет урожаю,
Я того мужика уважаю.

Если же мужики пьют, сквернословят, безобразничают, вряд ли можно рассчитывать на хороший урожай. Занятие земледелием становится рискованным не от погодных условий, а вследствие греха, который лишает земледельцев милости Божией.

Церковь принимает то, что сложилось в течение многих веков в народной жизни, те обычаи и традиции, которые в духовном смысле не противоречат ее устроению. Освящение яблок – это такая же народная традиция, принятая Церковью, как, скажем, Масленица. Ничего духовного в ней нет, но в свое время этот праздник настолько был популярен, что Церковь сочла правильным не отвергать его, одновременно отталкивая людей, а допустить, чтобы Масленица праздновалась перед Великим Постом. Так и здесь.

В нашей полосе характерно приносить на Преображение яблоки, в другой – виноград. А где-нибудь в суровых климатических условиях, где ни яблоки, ни виноград не растут, там приносят что-то другое, или все население идет в магазин и покупает те же яблоки. Никакой профанации здесь нет. Как и в том, что яблоки покупает горожанин.

Даже наоборот, для тех, кто придерживается традиции здесь налицо некое самоограничение: до Преображения яблоки не вкушают. Замечательно! Как любое воздержание, это можно только приветствовать.

Сохранять традиции – уже само по себе важно, потому что если мы превращаемся в Иванов, не помнящих родства, тогда мы рискуем просто исчезнуть как народ. Если мы бережно относимся к традиции – этому можно только порадоваться.

– А если человек не несет на службу освящать яблоки? Если смотрит на других свысока: вот какие необразованные, не понимают истинного смысла Праздника, сводят его к яблокам?

– Если человек не приносит яблоки на освящение, если он далек от сельского хозяйства и не лежит его душа к этой традиции, то я не вижу в этом ничего страшного.

Главное здесь – не превозноситься, что вот какой ты духовный, богословски подкованный, понимающий смысл и значение Праздника, а те, кто принес яблоки – дикие и непросвещенные. Освящает человек яблоки, не освящает – это не так важно. А вот если ты осуждаешь – ты грешишь, какими бы благочестивыми рассуждениями ни прикрывал свое осуждение. «Не судите, да не судимы будете» (Мф. 7:1).

Как говорил преподобный Амвросий Оптинский: «Жить – не тужить, никого не осуждать, никому не досаждать, и всем мое почтение».

Посетителей встречает огромная карта, на которой отмечены еще сохранившиеся храмы и часовни

Березник. Храм Вознесения Господня, конец XVIII в.

Деревня Унежма. Храм святителя Николая (1826 г.)

Храм Владимирской иконы Божией Матери. 1757 г. Архангельская область, Онежский район, Жеребцова Гора, деревня Подпорожье

Великодворский погост в Юроме Архангельской области

Часовня пророка Божия Илии. XIX в. Архангельская область, Каргопольский район, куст деревень Калитинка и Большая Кондратовская

Ворзогоры. Храм святителя Николая Чудотворца, 1636 г.

Храм Преображения Господня. 1786 г. Архангельская область, Онежский район, деревня Турчасово

Павловский Бор. Часовня митрополита Московского Филиппа, 2-я пол. XIX в.

Я видел ад

Мой отец служил на Гавайях в военной службе Соединенных Штатов Америки. Моя мама была очень консервативных японских взглядов и культуры, очень самурайской энергии и характера, императорско-японско-военно настроенная. Поэтому в нашей семье было две страны: армия Соединенных Штатов Америки и японский флот (смеется). Эта пропасть просто огромна. Моей судьбой стало – соединить лучшее из обеих сторон этой пропасти.

Я рос и в Луизиане, и в Северной Каролине, и в Техасе – в худших частях Америки. Я могу сказать это с полной ответственностью и серьезностью, что я вырос в аду. Поэтому если говорить о пути, о аде, то, в общем, для меня это не теория, а практика жизни в Америке, это опыт, который я прошел. И тростинка, которая меня спасала – это характер моей матери. Она всегда вдохновляла меня на то, чтоб я гордился, что я японец. Никогда не сдаваться и всегда быть победителем. Это очень много для шестилетнего ребенка.

Мне удалось пробиться в Америке и найти свой путь – без битвы и драки, но и не сдаваясь. С начальных классов я выбрал свой путь. Объединять людей, вести их, а не драться. Не драться и не сдаваться, а быть лидером. Это было нелегко, но в этом был успех. И этот успех не означает, что я вписался в общество, это означает просто, что я стал успешным. Это не означает, что люди поняли меня.

Всю нехватку честных и позитивных эмоций, связанных с успехом, я взращивал в себе. И всё, что я бы хотел связать с глубокой культурой, все, что я не мог связать с американской культурой, я связываю с вами. Я чувствую любовь и уважение русских людей по отношению к японцам, к нашим принципам, к чести, достоинству. Когда я вижу русских бойцов восточных единоборств, я сразу понимаю их, и они понимают меня.

Матушка-Россия

И потому что я имею эту связь с матушкой-Россией, не просто Россией, а матушкой-Россией, я хочу быть частью вас. Я хочу и с вами поделиться любовью и уважением как актер, и я могу быть учителем, в общем-то, я уже взрослый человек. Поэтому теперь, когда начинается мой путь в православной вере, пройден весь круг христианства, начиная с того опыта христианства, который у меня был в Америке, я хочу объявить о том, что я собираюсь получить российское гражданство.

Я знаю, это выглядит как-то странно, как будто спортсмен из Америки или актер из Голливуда, что-то новое, в общем, модное явление, такой новый тренд.

Но мое решение идет от чистого сердца, от того пути, который я прошел через страдания и боль, и от понимания, что самое важное в жизни – всё-таки это душа и сердце.

Я понимаю, что в мире сейчас очень много проблем, конфликтов, и нет простых решений, всё достаточно сложно, но и в Америке, в общем-то, всё непросто. Это новое испытание.

Стать православным христианином тоже непросто в данный момент, учитывая, сколько религиозных конфликтов, в том числе, мы имеем сейчас в мире. Но моя жизнь всегда была наполнена конфликтами и их разрешением. И это знак Божий, когда появилась в моей жизни возможность стать православным христианином. Возможность от Бога быть православным христианином и возможность как человеку найти свой народ. И неважно, каково будет испытание, какие будут сложности, я принимаю их как настоящий японский воин.

Иерей-сан

Этот фильм очень близок к моей жизни. Мой персонаж в фильме до того, как он стал священником, был якудзой, даже не самураем. Но у него были принципы, принципы самурая. И он покинул этот мир и стал священником. И когда я проводил свое собственное исследование этой темы, я обнаружил, что действительно было несколько якудз, которые стали священниками. И также я сейчас чувствую в своей жизни, что я складываю доспехи самурая и готов одеть робу священника.

Я многим бы хотел поделиться в опыте своем именно боевых искусств, но не с позиции драки.

Еще когда я только начинал заниматься единоборствами, первое, что я усвоил, что любая драка ведет к еще большей драке. Китайцы говорят, что если ты видишь неразрешенный конфликт – копай сразу две могилы (я могу неточно перевести сейчас): одну для себя, другую – для твоего оппонента.

Я испытываю огромное уважение к людям, которые занимаются единоборствами и посвящают этому всю свою жизнь. Мысль, скорее, не в самой драке, а в отношениях к единоборству, что это другая сторона единоборств, другой взгляд. Когда в воинов попадали стрелы, с этого практически началось иглоукалывание как наука. Поэтому и с этой стороны мне интересны единоборства, не с точки зрения того, чтобы учить, как драться, а находить новые пути для лечения души и тела. И это уже новая стадия. Звучит, может быть, просто, но это имеет отношение к любви.

Значение слова “самурай” – это “служить”, служить благому, служить любви, для этого нужно иметь любовь и душу в себе, и настоящий воин должен иметь любовь и сострадание в душе, чтобы заниматься единоборствами. Я, в том числе, и тренирую борцов, и мог бы этим заниматься. И для меня было бы очень волнительно и интересно тренировать русских борцов.

Кэри-Хироюки Тагава — американский актер японского происхождения, преимущественно известный благодаря ролям отрицательных персонажей в боевиках конца 1980-х — середины 1990-х годов. Играл эпизодические роли в сериалах «Звездный путь: Следующее поколение», «Гром в раю», «Спасатели Малибу», а также в эпизоде «Убеждения» сериала «Вавилон-5». Снялся в таких фильмах, как «Смертельная битва», «Пёрл-Харбор», «Мемуары гейши».

«Иерей-Сан» — российский кинофильм. Картина выходит в прокат 26 ноября 2015 года. Одним из сценаристов фильма является священник Иван Охлобыстин, он же исполнил в фильме главную отрицательную роль. Музыкальный продюсер фильма — Борис Гребенщиков. Картина предназначена для лиц старше 16 лет. Главный герой — Такуро Накамура, в крещении отец Николай (Кэри-Хироюки Тагава) — священник японской православной церкви, родной брат главы одного из влиятельных кланов якудза, в прошлом профессиональный спортсмен. Оказавшись в России, отец Николай объединяет сельчан вокруг полуразрушенной церкви и выступает их защитником в конфликте с местным криминалом.



[URL=http://radikali.ru]

[URL=http://radikali.ru]

[URL=http://radikali.ru]

[URL=http://radikali.ru]

[URL=http://radikali.ru]

Предпраздничный маркетинг заточен таким образом, чтобы заставить родителей приобретать игрушки всем детям. И часть этой маркетинговой политики заключается в том, чтобы игрушки были одинаково популярны.

Мы же, как христиане, не можем отвлекаться от такого важного фактора, как польза подарка. И есть прекрасная традиция дарить детям разных возрастов всевозможные энциклопедии – прекрасно иллюстрированные, красочные. Это качественная литература, с хорошей графикой и текстом. Например, книги для детей издательства «А-ба-ба-га-ла-ма-га» – высокого художественного и полиграфического уровня. Такие книги могут приучить детей к чтению, развить в них любознательность, стать помощниками в познании мира.

Хорошо в этот день повести детей на концерт, спектакль или в цирк, а если есть возможность, поехать на экскурсию в другой город. Можно пригласить в гости друзей детей, одноклассников. Только не тех, кого хотят родители, а тех, кому дети обрадуются. Или таких детей, которые не часто ходят в гости, чтобы им тоже сделать праздник.

Импровизаций может быть множество, потому что нет ничего более эксклюзивного, чем внимание родителей. А вот радость только от полученной игрушки в этот день будет минимальной. На мой взгляд – это своего рода попытка родителей откупиться, а не уделить время своим детям. Ведь недаром мы говорим, что и день памяти святителя Николая, и Рождество Христово – это семейные праздники.

Внимательно смотрим на индикаторы

– Тем не менее, именно игрушки дарят детям во многих семьях, потому что считают их лучшими подарками. Только сейчас мир игрушек наполнен всякими монстрами, чудовищами и инфернальными персонажами. Как взрослому человеку научиться правильно определять нравственную суть детской игрушки?

– Несомненно, в детских игрушках есть нравственный компонент. Ведь культура игрушки – это часть культурного пространства. И мы прекрасно можем разобраться, кто автор той или иной «детской» идеи. Персонажи популярного мультяшного сериала, к примеру – насколько эти образы входят в культурное пространство православного человека?! Есть общепринятые маркеры, и проверить их просто – насколько образ игрушки может вписаться в круг евангельских ценностей. Пусть это даже сказочный персонаж – какой его духовный посыл, что он транслирует, чему он учит ребенка.

Вот, сказки Андерсена – общепризнанная ценность, их образы перекликаются с Евангелием. Еще одним нравственным индикатором игрушки может служить то, насколько этот образ не устаревает. Черепашек ниндзя, к примеру, дети перерастают. А игрушки, которые связаны с литературным, музыкальным наследием общества, как правило, запоминаются на всю жизнь. Но, к сожалению, таких игрушек мало. Порой книгу ребенку намного проще выбрать – подобрать нейтральную, или хотя бы не вредную.

Также важно дарить ребенку то, что способствует его творческому развитию. Конструктор, например. Хотя конструкторы тоже разные бывают. Есть такие, которые откровенно предлагают ребенку включиться в некую схему агрессии, или связанные с чем-то явно демоническим. И таких игрушек действительно в последнее время становится много. Но чересчур переживать по этому поводу православным родителям не стоит, а вот быть внимательными нужно.

Хотя в фобиях перед разными образами есть и другая крайность – когда маргинально настроенные православные родители, у которых «ревность не по разуму», говоря словами апостола Павла, ищут во всех игрушках, заведомо, не то что вредное, а что-то демоническое и безбожное.

И то, что может сформировать у родителей определенный страх перед некоторыми образами, соответственно будет вызывать страх и у детей. Таких людей может смущать даже раскраска автомобиля. Но ведь далеко не всегда есть поводы для подобной тревоги.

Из двух зол выбираем меньшее

– Что делать, если ребенок хочет «бяку»? Надо ли объяснять ребенку, в чем проблемы игрушки?

– Родителям нужно сопротивляться желанию ребенка получить игрушку сомнительной нравственности или с демоническим уклоном. Потому что купить такой подарок – зло, несомненно, большее, чем не покупать. Но, не подарив такой подарок, родитель должен осознавать, что ему придется аргументировать ребенку свой отказ. Необходимо уделить ему намного больше внимания и времени, чтобы разобраться в том, «что такое хорошо и что такое плохо».

Да, малышу нужно объяснить и рассказать, в чем проблема выбранной им забавы. Тем более что чаще всего мотив получить ту или иную современную игрушку не в том, чтобы приобрести нового друга, пусть и неодушевленного, но которого можно привлечь в игру – мотивом является элемент тщеславия, который формируется с раннего детства. Ребенок может принести игрушку в школу и сказать «У меня тоже это есть». К сожалению, такое явление присутствует в нашей современности.

И очень часто ситуация, когда ребенок настойчиво требует какого-то монстра и не хочет ничего другого в подарок, сигнализирует о том, что что-то не так в его воспитании, в семье – что-то упущено, потерян контакт, смещены акценты. Это уже вопрос к психологам, почему дитя не ценит более ясные и важные вещи.

Возможно, потому, что часто родители покупают подарок, чтобы ребенок получил желаемое и не докучал своими просьбами. А отказывая в нежелательной игрушке, мама с папой обрекают себя на то, чтобы больше работать с ребенком, больше говорить с ним. Зато впоследствии воспоминания малыша могут быть связаны не с каким-то современным впечатляющим подарком, а с тем, к примеру, как родители читали ему прекрасную красочную книгу. Наша память хранит такие образы с самого детства, и радость эта остается на всю жизнь.

Научиться дарить радость

– Всегда ли возможен компромисс между желанием ребенка и мнением родителей в выборе подарка?

– Несомненно, подобрать к празднику такой подарок, который был бы ребенку одновременно и приятен, и полезен – весьма непросто.

И родителям важно научиться показывать своим детям красоту и привлекательность тех подарков, которые они хотят им предложить.

Например, можно подарить подрастающему мальчику шуруповерт, чтобы он мог что-то ремонтировать дома. Да, это не то, что приносит развлечение и ввергает в релакс. Но такой подарок даст ему творческий стимул – поможет самому сделать игрушку или подарок не только себе, но и родителям, друзьям.

Девочку может порадовать обычный набор – фартук, прихватка и рукавичка. Но он будет именно ее, и в этом тоже – элемент творчества. Потому что благодаря этим предметам она сможет делать то, что приносит настоящую радость, и дарить ее другим. Ведь мы, взрослые, прекрасно знаем, какое это счастье – дарить радость другим людям.

Ставим и наряжаем елку.Конечно, трудно представить Рождественские и новогодние праздники без елки, лесной красавицы. Можно поставить искусственную, можно купить живую – тут каждый решает сам, но главное, наряжайте елку всей семьей, а вечером, перед сном, зажигайте огоньки.

У нас в семье есть такая игра с маленькими детьми – найди игрушку на елке. Ведущий загадывает, например: «Найдите мне домик», а дети ищут, осматривая елку. Особенно весело, если таких домиков на елке несколько.

Еще можно в одну из ночей, например новогоднюю, лечь спать под елкой, прямо на полу. Светящиеся игрушки, запах хвои, шуршание мишуры – сказка не замедлит прийти.


Делаем Вифлеемскую звезду. Всё, что горит, светится, переливается – особенно нравится детям. Рождественскую звезду можно сделать из бумаги, а потом «зажечь» ее, осветив лампой или гирляндой. Под такой звездой и надо читать историю о пришествии на землю Спасителя.

Мастерим игрушки на елку (из соленого теста, ваты, бумаги, дерева, ткани), бусы, рождественский календарь, подарки своими руками.

Делаем вертеп. Вертеп может быть статичным – модель пещеры, с родившимся Христом. Такой вертеп можно сделать самим из бумаги, пластилина, запекаемого пластика, шерсти и т. д., а можно купить готовый.

И вертеп может быть динамичным – театральным представлением, в котором показываются события, произошедшие на земле во время Рождества Христова.


Печем пряничный домик. Процесс изготовления пряничного домика однотипен, и в интернете можно найти пошаговые инструкции его изготовления с фотографиями. Тесто, как правило, такое же, как для имбирного печенья. Хороший рецепт дает Варвара Волкова.

Разучиваем колядки, стихи, песни. Разучить с детьми, а затем исполнить колядку – отличный способ поздравить с Рождеством родных, соседей, знакомых, а также тех, кто не смог прийти в храм – больных, стариков, одиноких. Тексты можно сочинить самим, устроив конкурс.

В том, что это празднование хронологически совпадало с местным римским языческим празднеством, кстати, полностью запрещенным тем же папой, ничего удивительного нет, это была обычная раннехристианская практика. Именно по этому принципу были выбраны и даты празднования Рождества Христова и Рождества Иоанна Предтечи, приходящиеся на языческие фестивали в честь зимнего и летнего солнцеворотов.
Ранняя церковь старалась всемерно придавать древним празднествам новый христианский смысл. Но однозначно утверждать, что празднование памяти мученика Валентина установлено вместо Луперкалий мы сейчас не можем, на сей счет не сохранилось никаких документальных записей. Более того, Луперкалии были всего-навсего местным городским фестивалем, тогда как празднование памяти святого Валентина устанавливалось в общецерковном масштабе, т.е., затрагивало всю тогдашнюю христианскую церковь. А вот в общеимперском масштабе в ту эпоху праздновался как раз совсем иной античный обряд – так называемый фестиваль Юноны-очистительницы, постепенно вытесненный христианскими Богородичными обрядами.

Такими образом, празднование памяти святого Валентина было установлено исключительно как почитание его мученичества, без какой-либо связи с покровительством влюбленных. Немного позднее, при папе Юлии Первом, у Понте-Молле была выстроена церковь св.Валентина, а городские ворота надолго получили название «ворота Валентина».

Святой Валентин упомянут, как славный Мученик, в Сакраментарии святого Григория, в Римском Миссале Томмази и в целом ряде британских житий святых. В Средние века изображали его обычно либо с мечом и пальмовой ветвью – символами его мученичества, либо в момент исцеления дочери судьи Астерия.

В последующие девять веков имя святого упоминается в Мученических актах, самый ранний из которых датируется шестым или седьмым веком и в «Золотой Легенде» – житиях святых 1260 года, где впервые упоминается о встрече Валентина с «Императором Клавдием», отказе предать Христа и об исцелении дочери тюремщика от слепоты и глухоты. По всей видимости, здесь уже сливаются воедино два жития абсолютно разных святых, как мы это увидим немного позже.

Что касается романтических легенд, тайно совершенных браков, записок «от твоего Валентина», ни о чем подобном не упоминается нигде вплоть до тех самых пор, пока английский поэт Джеффри Чосер в 1382 году в поэме «Птичий парламент» не упомянул, что птицы в Валентинов день начинают искать себе пару. Эта фраза, не вполне, впрочем, точна – в британском климате птицы начинают обустраивать личную жизнь несколько позже, но романтическая литература, вступавшая в пору расцвета, подхватила ее, развила и растиражировала в множестве более поздних произведений. Энциклопедия Брокгауза и Эфрона, изданная более ста лет назад, утверждает, что «14 февраля, в Англии и Шотландии в старину сопровождался своеобразным обычаем. Накануне дня, посвященного св. Валентину, собирались молодые люди и клали в урну соответственное их числу количество билетиков, с обозначенными на них именами молодых девушек; потом каждый вынимал один такой билетик. Девушка, имя которой доставалось таким образом молодому человеку, становилась на предстоящий год его “Валентиной”, также как и он ее “Валентином”, что влекло за собой между молодыми людьми на целый год отношения вроде тех, какие, по описаниям средневековых романов, существовали между рыцарем и его “дамой сердца”. Обычай этот, о котором так трогательно говорит Офелия в своей знаменитой песне, по всей вероятности, происхождения языческого. Еще поныне Валентинов день в Шотландии и Англии дает молодежи повод к разнообразным шуткам и развлечениям».
Обычай посылать любимым открытки в день святого Валентина также возник в Средние Века. Самой первой валентинкой в мире считается записка, отправленная из тюремного заключения в лондонском Тауэре в 1415 году Карлом, герцогом Орлеанским, и адресованная его жене.

Современное почитание и современный праздник
Что касается почитания святого, то в новейшие времена произошло вот что. Во время реформы Римско-Католического календаря святых, произведенной в 1969 году, празднование памяти св.Валентина как общецерковного святого было упразднено на том основании, что не имеется никаких сведений об этом мученике, кроме имени и информации об усечении мечом. На сегодняшний день 14 февраля память святого Валентина совершается исключительно факультативно.

В Православной Церкви, напротив, святой Валентин почитается по-прежнему. Точнее, оба упомянутых ранее мученика – епископ и пресвитер – имеют собственные дни поминовения. Валентин Римлянин – пресвитер – почитается 19 (6) июля, а священномученик Валентин, епископ Интерамны, – 12 августа (30 июля). Если внимательно прочитать жития этих святых, то становится видно, что в распространенных ныне легендах смешались фрагменты, относящиеся к совсем разным людям, да еще средневековые сочинения дополнили их множеством романтичных, но совершенно нереалистичных эпизодов.

Таким образом получается, что возникновению имиджа святого Валентина как покровителя влюбленных, а также многочисленных легенд, связанных с ним, мы обязаны Средним Векам и их романтической литературе, а отнюдь не обстоятельствам жизни реальных мучеников, погибших на заре христианства. И если уж говорить о том, «чей» это праздник, то придется признать, что вот уже более сорока лет в католическом богослужебном календаре никакого Валентинова дня нет, вместо него 14 февраля празднуется память святых равноапостольных Кирилла и Мефодия. Так что на сегодняшний день оба святых Валентина – «наши», на общецерковном уровне их память чтит только Православная Церковь.

Что же касается идеи о возможном возникновении праздника святого Валентина – покровителя влюбленных как христианизированной замены Луперкалий, то возникла она в 18 веке в качестве гипотезы у антикваров Албана Батлера – составителя «Батлерова жития святых» – и Франсиса Дуса именно в связи с тем, что о реальном Валентине не было известно абсолютно ничего. Собственно, и у этой гипотезы нет никаких достоверных подтверждений, кроме попытки привязать сочинения 14 века к реалиям третьего. Здесь я только кратко излагаю хронологию событий, а всех интересующихся приглашаю познакомиться поближе с исследованиями историков Уильяма Френда и Джека Оруча, опубликованными в 1967 – 1981 годах.

С течением времени малоизвестный обычай посылать любимым 14 февраля небольшие сувениры и записочки, существовавший главным образом в Англии и Франции, вместе с эмигрантами попал в Новый Свет, где и был поставлен на широкую ногу. Начиналось все достаточно безобидно, с блокнотов стихов, напечатанных на отрывных страничках в помощь влюбленным, не одаренным поэтическим даром, но постепенно дух века нынешнего взял свое. В разных странах к нему относятся по-разному, где-то празднуют широко, где-то весьма скромно. И вот, что я по этому поводу думаю.

Любовь против коммерции
Мне не близок весь тот коммерческий «валентиновский» ажиотаж, который возникает еще в январе, следом за рождественскими распродажами. Но точно так же мне не по духу использование Рождества и Пасхи в качестве поводов для увеличения торговли. Мне не нравится создание специфического, достаточно дурновкусного, антуража и постепенный перенос основного акцента праздника с любви-рыцарского поклонения, как это было во времена Чосера и его эпигонов, в на любовь-«эрос».

Но вот что важно. В нашей жизни, на самом деле, любви истинной, любви дающей, а не ждущей чего-то для себя, места отводится совсем мало. Мы все читали евангельские слова, или в кино видели, как юный, светящийся Андрей Рублев объясняет маленькой княжне, что такое любовь. Но часто ли мы сами говорим своим любимым о своих чувствах? Часто ли стараемся порадовать их хотя бы маленьким подарком просто так, без всякого повода? Боюсь, что очень редко. То дела заедают, то свои проблемы, когда не о другом человеке думается, а себя жалко, себе хочется и утешения, и внимания. Да и не принято в нашей культуре особенно о чувствах говорить, в любви признаваться, особенно если пара уже не первый год вместе живет. Любовь, романтика – это все удел молодых, так часто считают.

И разве плохо, если нам хоть так, при помощи иноземного календаря, напоминают о том, что хорошо бы сделать маленькое доброе чудо для наших самых родных и любимых людей? В конце концов, это же от нас самих зависит – поддаваться на коммерческие приманки или нет, следовать навязываемым извне традициям или создавать что-то свое, собственное.

По-моему, праздник любви – это замечательно. Но не громкий, пафосный, отмечаемый практически по единому сценарию от ясель до офисов, а камерный праздник любящих людей, позволяющий нам вспомнить о том, что мы не только родители, дети, ответственные работники, пастыри и прихожане, но еще и просто мужчины и женщины, любящие и любимые. Что мы вместе не только ради продолжения рода и решения всевозможных хозяйственных задач, но и просто ради друг друга и того чувства, которое нас связало.

Помните, что сказал замечательный сказочник христианин Евгений Шварц? «Слава храбрецам, которые осмеливаются любить, зная, что всему этому придет конец. Слава безумцам, которые живут так, как будто они бессмертны, – смерть иной раз отступает от них». Давайте не будем забывать об этом, и пусть не один день у нас будет праздником любви, а вся жизнь.

Невозможно просто взять свою волю в кулак и резко всех простить. Может быть, у кого-то так получилось, может быть, есть такие люди (хотя, мне кажется, я таких не встречала), которые как только решили, что надо кого-то простить, тут же это исполнили и с чистым сердцем могут сказать: как только я захотел простить, я простил. И такие люди, наверно, могут сказать нам с укорением: «А ты чего не простил до сих пор? Зачем ты носишь в себе обиду? Она разъедает тебя, дает физические болезни, мучает тебя, прости и иди дальше» (делай, как я, посмотри на меня, как в той песне начала 90-х). И если мы такое слышим, это вгоняет нас в еще большее чувство вины и тем самым НЕ приближает к прощению. Ниже станет ясно, почему.

Для начала успокойтесь и не пытайтесь выжать из себя то, чего сейчас нет – это путь лицемерия, насильно из себя добро не выжмешь.

Лучше просто спокойно признать и по возможности принять тот факт, что сейчас я еще имею на кого-то обиду, сейчас я пока еще вот это не простил – пока что это так. И это нормально, потому что многие раны заживают долго и болят годами, не все болезни лечатся как ОРВИ или грипп, не всё происходит быстро, и – главное – не всё в наших силах.

Я не хочу сказать, что надо на всё «забить» и плыть по течению (мол, само заживет и отвалится), но хочу подчеркнуть, что важно для начала честно констатировать то, что есть – без истерики и поедания себя нездоровым чувством вины.

Часто мы встречаемся с мифом о всемогуществе человека, что главное захотеть – и всё у тебя получится. И в Церкви мы тоже нередко с этим встречаемся. Я должен больше никогда не грешить, я должен всех любить, я должен всех простить и т.п.

Если должен – значит, МОГУ: иначе невозможно быть должным сделать то, что ты не можешь.

И вот эти требования к себе вгоняют нас в невротическое чувство вины (то есть переживание чувства вины там, где объективной вины нет), в переживание собственной плохости, никчемности, никуда не годности и т.п. И эти переживания удивительным образом не имеют ничего общего со смирением (знанием своей меры) и, как правило, совсем не приближают нас к Богу. Подробнее об этом можно прочитать здесь.

Так вот – важно признать правду о себе, и она может быть даже более болезненной, чем переживание бесконечной виноватости по поводу и без повода. Правду о своем бессилии, о своей малости, беспомощности, слабости. Правду о том, что я чего только не делал, а мое сердце так и не стало мягче, добрее, в нем так и не прибавилось любви, хотя, может быть даже, я делал много дел любви, творил дела милосердия, помогал и служил ближним, но внутри так и не смог себя изменить. И может быть – о ужас – никогда не смогу. Не смогу прибавить в себе любви, и вместе с ней прощения, как не могу прибавить себе сантиметр роста (Мф. 6:27).

Как важно смочь встретиться с этим: может быть, я никогда не сумею себя изменить, я столько старался, и ничего не вышло. Может быть, никогда я не смогу… И в этой точке невозможности, в этой точке бессилия и беспомощности, когда руки опускаются в истощении, важно задать себе вопрос: а для чего я так стараюсь измениться? Какова цель? Какова мотивация моей работы над собой? И что случится, если я никогда не изменюсь, если останусь таким, какой я есть?

И еще: может быть, в этой точке бессилия и беспомощности мне наконец по-настоящему станет нужен Бог, и тогда опущенные руки поднимутся к Небесам. Но с какой просьбой они поднимутся? И зачем мне станет нужен Бог? Чтобы дать мне дар прощения? Чтобы поднять меня и менять меня, потому что я сам не могу? Чтобы я наконец стал хорошим и достойным Царствия Небесного, стал достойным встречи с Богом? Или, может быть, мне в этой точке отчаяния наконец станет нужен Бог, чтобы просто меня любить.

Нам безумно трудно поверить, что Бог любит нас уже сейчас, уже сегодня и еще вчера, и что Его Любовь БЕЗусловна, НЕ зависит от наших дел. Мы к этому еще вернемся.

Есть еще важный вопрос, когда мы говорим о прощении и хотим кого-то простить. А какова мотивация? Почему мне так важно простить? Зачем я хочу простить? Бывает, что верующий человек мотивирован страхом, то есть рассуждает примерно так: «Если я не прощу, то попаду в ад. Поэтому я должен простить. И – о ужас – я не могу простить! Бог не простит меня, и, значит, я погибну в вечности». Вообще, страх – не лучшая мотивация. Много для чего, в том числе для подлинного развития, возрастания, становления личности, преображения. И в педагогике, и в духовной жизни.

Страх наказания может хорошо влиять на внешнее поведение (не буду делать что-то плохое, чтобы никто не заметил и не наказал), но не способствует взрослению.

На страхе далеко не уедешь. Многие могут здесь начать спорить, но это тема отдельного разговора.

Пока скажу только: неужели вы всерьез думаете, что если человек хочет простить, осознает в себе эту проблему, кается, старается и у него не получается, неужели Любящий Отец посмотрит на него и скажет: нет, этого человека нельзя простить, ему место в аду, потому что он не простил своим ближним, как Я ему велел. Простите за такой текст от лица Бога, но я хочу сказать, что наши представления о Нем как о карающей инстанции, скорее всего, являют собой искажение образа Бога, Который есть Любовь, с Которой нам так трудно встретиться.

Кроме страха попасть в ад, мотивация простить может быть связана с тем, чтобы быть хорошим и заслужить прощение. Мы боимся предстать перед Богом такими, какие мы есть – в частности, с нашим непрощением в сердце и с нашим бессилием. Иными словами, бывает, что мы хотим повлиять на отношение Бога к нам. Или нам кажется, что надо сначала стать лучше, а потом уже идти к Богу (негоже идти к Нему таким непричесанным).

Эта логика очень понятна в отношениях между людьми. И мы судим о других по себе, в том числе о Боге думаем, что можем (а может быть, даже должны) повлиять на Его к нам отношение. То есть опять и опять – не можем поверить, что Он УЖЕ нас любит. И не просто «нас», а меня конкретно, меня такого, какой я есть сейчас, такого кривого и несовершенного, в том числе – вы не поверите – даже тогда, когда я не прощаю.

Как мы относимся к себе, так же и к другим, и по той же модели строятся наши отношения с Богом. Если я считаю, что могу взять себя в руки и резко исправиться (миф о всемогуществе), то я буду ждать того же и от других и, соответственно, буду их осуждать (а себя обвинять). Моя любовь на этом этапе условна, то есть зависит от условий, и еще она требовательна, ее пока трудно назвать принимающей (я должен, он должен, все друг другу что-то должны, и неважно при этом, могут ли). Такое отношение к себе и другим пока не приближает меня к смирению и прощению, зато отлично вгоняет в невроз.

Если я понимаю, что я реально очень мало что могу, а может быть, и совсем ничего не могу сам, то тогда я понимаю, что и другой, так же, как и я, мало что или почти ничего не может.

И тогда я перестаю его осуждать. И могу увидеть, что и я, и он – в одной лодке. Это приближает меня к прощению, потому что я начинаю видеть, что, скорее всего, обидчик сделал мне больно не специально, не со зла, и, скорее всего, в тот момент времени он просто не мог поступить иначе по каким-то своим причинам, которые я, может быть, пока не вижу.

Однако принять свое бессилие весьма и весьма трудно. Почти в любой аудитории, где мои коллеги и я начинаем об этом говорить, разгораются жаркие споры о том, что на самом деле мы можем, например, влиять на возникновение своих эмоций и на чувство обиды, в частности.

Как важно бывает сначала простить себя, позволить своему сердцу умягчаться под Светом божественной Любви, в Его руках. Дать Богу делать то, чего Он так хочет – дать Ему возможность меня любить! И через это дать Ему возможность менять меня так, как Он (а не я) этого хочет. Отдать Ему свое раненое, заскорузлое, черствое сердце («сыне, даждь Ми твое сердце»), чтобы оно постепенно начинало оттаивать, отогреваться. Не я его буду менять своими руками, а отдам его в руки Божии, чтобы Любовь его преображала, чтобы Бог его взял в Свое милосердие.

Это может быть, в частности, такой молитвой, когда я просто встану (или сяду, как угодно) перед Богом, войду в Его присутствие, как призывает нас владыка Антоний, и просто замолчу перед Ним. И потом честно скажу:

«Господи, вот я. Такой, какой есть. Есть во мне обиды и раздражение, суета и тревога, боль и страх. Боюсь Тебя, не верю нутром в Твою безусловную Любовь, хочу заслужить Твое прощение и Любовь… Ты видишь, как я пытаюсь простить и не могу, как я стараюсь и опять падаю, но прошу Тебя, приди Ты Сам и сделай что-нибудь, потому что я сам не могу!»

И можно честно поплакать перед Богом, всё-всё Ему рассказать, и про обидчика-негодяя, и про мою боль, и про мое бессилие. И в какой-то момент, может быть, просто замолчать и не пытаться что-то делать. Просто быть. Быть с Ним. Позволить Богу меня любить, быть открытым к Его Любви, дать Ему действовать. Ведь в молитве главное не то, что мы делаем (Бог и так про нас всё знает), а то, что Он делает в нас.

Бог не может являться причиной страданий человека

– Как реагировать, если на слова о том, что и Господь за нас пострадал, люди в беде и муке отвечают, что лучше бы Бог и Сам не страдал, и им страданий не посылал?

– Страдание является всегда следствием нарушения законов нашего существования. Во-первых, страдание – это нарушение закономерности жизни, нашего человеческого организма, души, закономерности социальной, общественной жизни. Во-вторых, страдание – от страстей: Бог не может являться причиной страданий, человек своими похотями вызывает атмосферу вражды, нестроений и проистекающих отсюда бед.

В этой связи очень важно подчеркнуть Бог – есть Вечная Любовь! Он никогда, никого не наказывает! Наказание, в нашем понимании – это справедливое воздаяние за нарушение каких-то договоренностей путем причинения определенного ущерба, даже в форме физической боли – но это наше человеческое представление наказания.

Бог – бесстрастен, Он не гневается и не карает. Да, Он наказывает – но, наверное, правильней было бы понять этот глагол в его славянской форме: «наказывать» – назидать, образовывать, а еще точнее – уврачевать. Наш Бог – Врач, а не Судья! Вот основная идея, которая является важной в вопросе наказания.

Страдание, действительно, ставит человека в тупик. Христианство же указывает на корень и причину страданий – болезни духовного характера, которые коренятся в нашей душе: зависть, жадность, гневливость и т. д. Мы рождаемся в этот мир с полным набором страстей, но впоследствии у каждого индивидуально выделяется какая-то особенная проблема.

Есть понятие «родовой грех» – это духовная болезнь, в истории человечества все без исключения рождались с наследственными болезнями. Единственный, кто родился без родового греха, был Господь Иисус Христос, потому что Он родился от Духа Святого. Господь был чист в этом плане. Основной причиной страданий являются наши страсти, которые, к сожалению, стали естественны для нашей человеческой природы.

Основной закон бытия – любовь, а не правда

– Должен ли человек быть готов к страданиям, духовным, физическим, которые могут стать просто фоном или даже сущностью его жизни?

– Человек страдает… Но виновен ли он, что родился с увечьями (слепой, без слуха, с врожденными душевными проблемами)? Нет, не виновен! Но он страдает… Где же справедливость? За что страдает человек? Наверное, сам вопрос звучит ошибочно. Правильно было бы спросить: почему?

К сожалению, очень часто мы считаем, что наше бытие построено на принципе справедливости, мы строим свои оценки на этой правовой, юридической почве. Основной закон бытия – любовь, а не правда. «Там, где правда – там нет любви, а где любовь – там нет возмездия» (преп. Исаак Сирин). Мать проводит бессонную ночь у постели больного ребенка: у нее нет ощущения, что она исполняет «долг», она так поступает по любви, она не может поступить иначе.

Христианство однажды сделало величайшее открытие: всё человечество – это «единый Адам»: мы один организм, центром которого является Христос! Все мы – Тело Христово. Каждая личность – это клеточка большого организма. Мы не бездушные горошины в мешке жизни – мы одно Тело!

Страдающая личность – это пораженная клетка, а страдание – отражение греховности, которой поражены его родные. Ни одна капля страданий не попускается человеку Богом без того, чтобы не воздать человеку в Вечной Жизни, и только когда человек переступит порог Вечности, ему будет открыт смысл его страданий.

Глубокая истина человеческого существования

Как относиться к страданиям, болезням, скорбям? Каждый христианин должен знать, что в первую очередь, когда эти скорби объективны, и мы ничего не можем сделать – нужно терпеть! Следующий этап: реально взглянуть на свою жизнь, не обвинять кого-то, а подобно евангельскому разбойнику констатировать: …мы осуждены справедливо, потому что достойное по делам нашим приняли… (Лк.23:41). Только при стяжании взгляда без прелести на свою жизнь человек может подняться выше: «Господи, я Тебя благодарю за ниспосланное испытание!»

Поразительно, но именно страдание и боль иногда человека преображают настолько, что они могут послужить мощным толчком к обретению подлинной веры! Страдания воспитывают наш дух, это средство укрепления духа человека, чтобы мы утвердились в верности Богу.

И если попытаться в своей жизни осуществить то, к чему призывает Господь: стремиться преодолевать страдания и скорбь через терпеливое и мужественное несение креста, поставлять в центр своей жизни Бога и следовать Его заповедям, то мы с неизбежностью убедимся в том, что это не простые слова, но глубокая истина человеческого существования.

Подготовила Марина Богданова

Я родился в 1969 году в городе Яньчэн (провинция Цзяньсу, КНР) и рос в традиционной семье. В детстве я вообще не задумывался о религии. Многие китайцы не слишком религиозны. Мои родители были небогаты, но образованны, поэтому хотели, чтобы и я получил высшее образование. В нашей стране абсолютно любое высшее образование – верный залог того, что ты сможешь найти престижную работу.

В Китае не принято рассчитывать на помощь родителей, я должен был сам зарабатывать себе на жизнь. Я поступил в Гуанчжоуский институт иностранных языков и выбрал факультет… русского! Это был совершенно случайный выбор! Кроме русского, я выбрал английский и японский языки. Я изучал русскую литературу, русский язык.

В 2002 году я поступил в аспирантуру Института востоковедения РАН в Москве, получил степень кандидата наук по специальности «экономика», работал в крупной компании по экспорту чая на позиции менеджера, а потом стал заниматься собственной предпринимательской деятельностью – открыл несколько китайских ресторанов. Русские люди, наверное, не знают всего о китайской кухне – у нас есть восемь кулинарных школ! Мой бизнес был успешным. Я действительно многого добился.

Я не хожу в облачении по улицам Китая, но, разумеется, мой внешний вид вызывает вопросы. Иногда я ощущаю на себе пристальные взгляды прохожих, некоторые посмеиваются надо мной, но в целом все относятся с пониманием. Я не ощущаю себя как-то необычно, ведь я не нарушаю закон, не делаю ничего запретного. Китай сейчас открыт всему новому, там никогда не было единой религии, в стране живут буддисты, католики, протестанты, православные. Есть даже государственные союзы всех религий: христианства, ислама, буддизма.

Православные пока – в меньшинстве. Хотя на севере Китая живет много российских эмигрантов. Постоянной эмиграции здесь нет, большинство приезжает по работе на 5-10-15 лет, но и коренное население Китая принимает православие, здесь нередки межэтнические браки, многие впервые пришли в храм благодаря русской жене. В Китае в семьях равноправные отношения, женщину не будут заставлять принимать религию мужа.

Сейчас идет ремонт храма в Гонконге, и мы надеемся, что, как только он завершится, у нас будет действующий храм. Пока же мы служим там, где мы нужны, например, в интернете. В Китае очень популярна электронная платформа WeChat, там сидят абсолютно все. Возможно, это связано с тем, что китайцы – интроверты и часто предпочитают общение в сети.
Даже к бабушке из деревни, которая лепит очень вкусные пельмени, могут приехать внуки и предложить: «Давай сделаем объявление об их продаже в WeChat», и у бабушки появляется тысяча заказов, она становится миллионером. Конечно же, эту платформу мы используем и для проповеди. Люди задают волнующие вопросы, иногда немного странные, просят: «Помолитесь за меня перед экзаменом», я активно общаюсь там с молодежью. Делюсь своими миссионерскими записками, потому что в Китае не очень много религиозной литературы на китайском языке.
Иногда мне приходится учитывать особенности национального менталитета, и я объясняю христианские истины через привычные образы. Например, рассказываю об ученике Кун-Цзы, который жил в глубине улицы и очень скудно питался. Все соседи жалели его! Но он был богаче их, потому что собирал себе небесные сокровища. Китайские предания полны поистине христианской моралью.
У меня есть чувство, что молодежь перестала думать исключительно о материальных благах и стала задумываться о смысле жизни, о нашем месте в этом мире, о Боге. В WeChat мне иногда начинают задавать такие вопросы, мы начинаем общаться, и человек постепенно присоединяется к пастве.

Но, конечно же, у китайских верующих пока, увы, нет нормальной церковной жизни. Это и нехватка священников, и нехватка храмов.

Люди стали более открыты всему новому, но православие в Китае – далеко не новость, ему 300 лет! Согласно преданиям, христианство было проповедано в Китае еще апостолом Фомой.
Ввиду политических обстоятельств в 1954 году действующая Российская духовная миссия в Китае была упразднена, поэтому православная традиция в Китае была практически полностью утрачена. Сейчас мы пытаемся ее восстановить, и меня называют священником нового поколения как раз потому, что за последние 60 лет я – первый рукоположенный священник из Гонконга.
На китайский язык переведены Священное Писание и Священное Предание, некоторые жития святых. Я публикую свои миссионерские записки на электронной платформе, но планирую издать воспоминания, например, о своей недавней поездке в Грузию и Нижегородскую митрополию, где нам подарили икону преподобного Серафима Саровского.

Грузия поразила меня своими храмами! Нам в Китае их очень не хватает. Мы встретились со схиархимандритом Иоанном, и я запомнил, как он пошутил, что считает себя немного эгоистом, потому что любит всех людей, – так проще жить ему самому. Я подумал, что здорово было бы всем быть такими «эгоистами».

Мне пока не приходилось сталкиваться с необходимостью отговаривать женщину от аборта, но мы знаем, что в православии это однозначно считается грехом. В Китае многодетные семьи платят достаточно большой штраф (30 000 юаней), но это не останавливает тех, кто хочет родить много детей. В деревнях детей могут просто не регистрировать. Острая проблема массовых абортов не стоит.

Я не могу выделить в Китае специфических именно «китайских» вопросов верующих. Думаю, как и везде, главная проблема – материализм. Надо повышать у людей интерес к духовной жизни, для этого мы и проповедуем во всём мире, Иисус сказал: «Итак идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святаго Духа».

Из особенностей в Китае – соблюдение поста. Для нас это не представляет никаких трудностей. Мы вообще редко едим мясо и совсем не едим свинину. В Гонконге есть ресторан, где подают только овощные блюда. Во время поста мы всегда обедаем только там. На юге Китая морепродукты – постоянно в рационе. Еще у нас есть соевое мясо – вкус, как у мяса, запах, как у мяса, но при этом мяса мы не едим.

История с демонтажем крестов в Китае нас не коснулась. Мы не знаем точно, что там происходило, но речь шла о протестантских храмах.

Многие христиане в Китае предпочитают не регистрировать свои религиозные организации, чтобы не попасть под контроль государства. Чтобы показать, что ситуация под контролем, местные власти могут проводить подобные акции. При этом христиане защищают свои храмы до конца.

Мы не проповедуем в ситуации богоборчества, но проповедуем в ситуации некоего кризиса: не хватает людей, не хватает средств. Но именно в ситуации кризиса Церковь, как ни странно, всегда развивалась лучше всего, и я думаю, что у православия в Китае большие перспективы.

Гойко заболел туберкулезом. Врачи сообщили, что жить ему осталось максимум три месяца. Понимая, что жизнь пришла к концу, он слезно молился Божией Матери, и его молитва была услышана: начали появляться первые признаки исцеления. Этот случай стал для него знаковым.

Планы жениться и стать приходским священником резко отменились. С этого времени он направляет свою жизнь по пути монашества.

В 1945 году Гойко становиться послушником одного маленького монастыря в Овчаре. Монастырь выживал за счет земледелия и небольшого стада. Его друзья послушники потом вспоминали об этих годах жизни будущего патриарха: «Гойко мог отремонтировать почти всё. Достать обувь в те годы было трудно, и он находил ботинки без подошвы, брал выброшенные на свалку покрышки от автомобиля, делал из них подошвы, и получалась приличная обувь. Если не было резины, он делал подошвы из дерева, а потом подбивал металлом».

Послушник Гойко был пострижен в монахи в канун Благовещения в 1948 году с именем Павел. В том же году он был рукоположен в иеродиакона. Павел был единственным в монастыре, кто получил университетское богословское образование. Основным его послушанием стало преподавание. Это у него получалось настолько хорошо, что слава о нем достигла патриарха в Белграде.

В 1954 году его рукополагают в иеромонахи и назначают на должность протосинкела (секретаря или канцлера) патриархии. Видя его незаурядные способности, Синод Сербской Православной Церкви направляет его завершить обучение на богословском факультете Афинского университета. Там иеромонах Павел был замечен благодаря своему благочестию и смирению. Архиепископ афинский Дорофей говорил: «Пока у них будут такие кандидаты, как отец Павел, Сербской Церкви не нужно будет беспокоиться относительно будущих епископов».

В 1957 году Священный Синод Сербской Православной Церкви возводит иеромонаха Павла сначала в архимандриты, а затем в епископы. Владыка Павел больше тридцати трех лет исполнял обязанности епископа Рашинско-Презренского. В течение этого времени он был вынужден противостоять многочисленным проявлениям агрессии против Церкви и против сербского народа со стороны мусульманско-албанского населении региона с молчаливого согласия, а иногда и одобрения коммунистического государства.

Сам владыка часто становился жертвой агрессии. На улицах, по которым он ходил без сопровождения по собственной воле, несмотря на опасность, прохожие выкрикивали оскорбления в его адрес, толкали, были с ним грубы. Бывало так, что его выталкивали из общественного транспорта, которым он пользовался по своей скромности. Однажды на автобусной остановке разъярённый албанец ударил его по лицу, да так, что скуфейка отлетела в одну сторону, а сам владыка – в другую. Он встал, поднял скуфью, надел ее, с грустью и состраданием посмотрел на своего обидчика и, не сказав ни слова, спокойно продолжал свой путь.

Будучи истинным монахом, владыка Павел был очень скромен. Несмотря на то, что он как епископ мог ездить на личном автомобиле с водителем, владыка пользовался только общественным транспортом даже для дальних поездок. Было удивительно видеть, как владыка ночью ездил без сопровождения на автобусе или поезде, неся с собой чемодан с облачением, чтобы служить в церквах и монастырях, особенно там, где не было священника. Часто ему случалось проходить пешком по десять километров, чтобы добраться до места. Бывало, по окончании службы, чтобы вернуться домой, епископу нужно было добраться до какого-нибудь населенного пункта, где был автобус, при этом он пропускал вперед всех, кто туда заходил. Если же мест в автобусе после этого не оказывалось, то он шел пешком преодолевал расстояние в двадцать-тридцать километров. Понуждаемый своим окружением купить автомобиль для нужд епархии, владыка Павел ответил: «Пока у каждой сербской семьи в Косове не будет машины, у меня ее не будет тоже».

Резиденция Презренского епископа размещалась в бывшем русском консульстве. Владыка занимал в нем одну комнату, остальные отдал в безвозмездное пользование студентам, которые по своей бедности не могли позволить себе снимать их в городе. При этом владыка не только давал им кров и пищу, но и следил за их учебой, занимаясь с отстающими.

В резиденции не было даже телефона, и Синод вызывал владыку Павла на заседания телеграммой. В отличии от большинства епископов, у него не было прислуги, он сам готовил себе еду на старой, коптящей, забрызганной жиром плите. Питался владыка Павел очень скромно. В зависимости от дня это могла быть картошка, белая фасоль, капуста, шпинат с рисом, но чаще всего – крапива. Все это он готовил без масла и лишь в праздничные дни делал исключение.

Кровать, на которой спал епископ, заслуживает отдельного разговора. Это была старая железная рухлядь, на которую владыка, живя в монастыре, набил доски. Тюфяк он соорудил из соломы, которую позже заменил листьями кукурузы, подушка была из того же материала. И эту самую кровать епископ Павел забрал с собой в Белград, когда стал патриархом. Один архимандрит попробовал было ночь проспать на кровати епископа, пока тот был на заседании Синода, и так и не смог этого сделать. Кровать была ужасно жёсткая и неудобная.

Не довольствуясь уборкой в келье, владыка также убирал и кафедральный собор, вычищая утварь и подметая пол. Он сам непосредственно принимал участие во всех строительных работах. Конечно же, это вызывало удивление и даже замечания, что, мол, «не подобает в таком возрасте и сане трудиться, как молодому послушнику». На это Владыка Павел как-то ответил:
«Некоторые утверждают, что епископ не должен чинить черепицу на крыше и что ему не следовало бы работать…Как будто работа – что-то унизительное! Не труд унижает человека, а грех. Между прочим, если Господь был способен трудиться, своими руками обрабатывать древесину, то почему я не могу? Если труд не унижал Его, то меня уж тем более не унизит».
Доходило даже до того, что епископ сам чинил обувь расквартированным в его резиденции студентам.

Особенное внимание владыка уделял миссионерской работе, лично проводя лекции и беседы с прихожанами и духовенством.

Будучи епископом, а затем и патриархом, владыка оставался прежде всего монахом. Он неукоснительно исполнял монашеские правила, ежедневно служил Литургию, строго соблюдал пост. Где бы он ни был, Святейший обязательно начинал день с Литургии. Как-то, приехав в 2000 году в Москву на освящение храма Христа Спасителя, где по регламенту он должен был служить на следующий день, Святейший сразу же после ночного перелета отправился искать храм, где совершается Литургия. И поскольку его епископские облачения были уже переданы в храм Христа Спасителя, патриарх Павел, найдя ближайший храм, попросил пресвитерские облачения и отслужил Литургию священническим чином.

Патриархом Сербским владыка Павел стал в самое тяжелое для Сербии время, осенью 1990 года. В это время владыке было уже семьдесят шесть лет. То, что выбор упал на владыку Павла уже в первом туре, было удивительно как для него самого, так и для всей Сербии. Хотя он и был уже известен и почитался за святость жизни, но всё же не относился к епископам, работавшим в окружении предыдущего патриарха, или архиереям, популярным благодаря СМИ. Его простая и смиренная жизнь, казалось бы, не прочила ему такого высокого социального, политического и церковного положения. Скромность, кротость и малый рост не создавали впечатления человека авторитетного и представительного, чего требует патриаршее служение. Сам он не только не выдвигал свою кандидатуру, но и вовсе не стремился к такой деятельности. По своей простоте и смирению, владыка Павел был удивлен и смущен тем, что выбор упал именно на него. По его собственным словам, назначение стало для него настоящим шоком. Однако позже он скажет:

«Я упокоился, когда понял, что самое высокое положение состоит в том, чтобы быть примером в служении и заботе о ближнем, а не в том, чтобы раздавать приказы»

Как показало время, избрание владыки Павла на патриаршее служение было лучшим выбором для сербского народа. Освобождённый от страстей многолетней аскезой, обладавший незыблемым внутренним стержнем, исполненный любви, сострадания и смирения, патриарх всегда владел ситуацией. А время его правления было тяжелейшим для Церкви. Бедственное положение Югославии в период распада и гражданских войн, международных санкций и военной агрессии США и Европы, демонизация страны западными СМИ, агрессивная сепаратистская политика косовских албанцев при поддержке США и основных европейских держав, поэтапное спланированное разрушение региона, ставшего колыбелью Сербской Церкви и ее исторического и религиозного наследия – всё это легло тяжелым бременим на плечи патриарха.

Укоренённый в духе Предания, сдержанный в суждениях, он умел слушать и слышать каждого, при этом руководствуясь только Евангелием, а не какими-либо политическими предпочтениями. Его слова, сказанные в то время, актуальны для нас сегодня как никогда:

«Любая власть так или иначе хочет замкнуть на себе все остальные институты, чтобы они служили ей рабским образом. Что бы я ни сказал, чего бы ни сделал, меня критиковали и письменно, и устно, будь я на стороне власти или оппозиции. Я могу ответить лишь то, что на всех нас должно распространяться предписание апостола Павла: «едите ли, пьете ли, или иное что делаете, все делайте во славу Божию» (1 Кор. 10, 31). Это же правило распространяется и на политику. Она, как и все остальное, тоже может быть во славу Божию, а может быть и наоборот. Для апостолов неважно было знать, кто из них сядет рядом с Иудой, для них важно было знать, не будет ли он Иудой. У нас не всегда есть возможность выбирать, рядом с кем проводить свою жизнь. Но кем будем мы сами, людьми или нелюдями, – зависит от каждого из нас».
В течение долгих межэтнических войн, которые сопровождали весь период его патриаршества, патриарх Павел не только стоял над страстями, но и был выше любых критериев политической оценки. Он не был на стороне ни одной из сербских партий и даже не на стороне Сербии, но на стороне жертв, кем бы они ни были.

«Мы переживаем страдания всякого человека как наши собственные. Поскольку каждая человеческая слеза, каждая рана телесная или душевная – это братская слеза, братская рана и братская кровь», – писал он в своем послании 1992 года. Вот почему сам он приходил на помощь несчастным людям вне зависимости от их религиозной принадлежности, молился за всех людей и оказывал им материальную помощь.

Страдая душой за сербский народ, защищая его, Святейший Патриарх Павел противостоял всякой идее «национального очищения», любой идее, согласно которой сербское население должно исключить другие нации из своего жизненного пространства. Он поступал так, потому что Бог наделил людей одинаковым достоинством и рассматривал их как равных, каким бы ни было их этническое происхождение и религиозная принадлежность.

Национализм, понимаемый не как уважение и любовь к своему народу и присущим ему ценностям, а как чувство превосходства одной нации над другой, ведущее к исключению, унижению или ненависти, он считал противоречащим евангельским принципам, приводящим к самоуничтожению в личном и общественном плане:

«Ни в коем случае у христианина не должно быть внутреннего конфликта по отношению к своему собственному народу и к своей способности как верного православного следовать заповедям Бога. Если человек сосредотачивает всю свою доброту и великодушие только на своем народе, не оставляя в душе никакого места для благородных чувств по отношению к другим народам, это оборачивается злом как для него самого, так и для его народа».
Патриарх отмечал, что если любовь к врагам – слишком трудный образ для поведения, требующий высокого духовного уровня, то, по меньшей мере, стоило бы соблюдать другую евангельскую заповедь – не желать другому того, чего не желаешь себе. «Будьте людьми, поступайте со всеми по-человечески», – очень часто повторял Патриарх.

При всей своей загруженности патриарх Павел оставался верным своим монашеским обетам. Каждый день он вставал в четыре часа утра и исполнял монашеское правило. В пять утра служил Литургию. Так же неукоснительно он придерживался и вечернего уставного богослужения. Земные поклоны занимали важное место среди аскетических упражнений патриарха. Он оставил их только во возрасте девяносто одного года, когда травма колена сделала их невозможными. Весь день в меру сил он наполнял молитвой. Молитва занимала и часть его ночного времени.

В отношении пищи он установил для себя суровый режим. Утром после Литургии патриарх не завтракал, довольствуясь чашкой чая и куском хлеба. В полдень съедал небольшую порцию овощей, которую отваривал сам с небольшим количеством зелени, собранной вокруг патриархии. Почти всегда воздерживался от ужина. Питался постной пищей даже вне постных дней и больших постов. И только в праздничные дни позволял себе немного масла и рыбы. Алкоголь не употреблял вовсе, довольствуясь обычно томатным соком. Ложился поздно, вставал рано.

Став патриархом, владыка занимал малую часть апартаментов. Его внучатая племянница Снежана Милкович, одна из немногих, кто мог войти в его частные покои, рассказывала:

«Большинство из предметов мебели, которые стояли в комнате патриарха, нельзя было увидеть больше нигде, как только в некоторых кафе, владельцы которых желали сохранить атмосферу прошлого, и в комиссионных магазинах, где продавалась старая затертая мебель. Место его спальни было самым меленьким помещением в патриархии. По всей видимости, раньше здесь была кладовая. В ней помещалась только кровать, старый шкаф, металлический сундук и стул. Над кроватью была прикреплена полка, где он держал очки, книги и еще несколько личных предметов, чтобы иметь их под рукой. Эта комната была точь в точь такой же, как и его монашеская келья, которую я видела, когда посещала со своей матерью монастырь Девич».
Патриарх не пользовался не только личным автомобилем, но даже и телефоном. Готовил пищу себе сам, покупая продукты в ближайшем магазине. Убирал не только в своих покоях, но и в здании патриархии. В конце трапезы святейший патриарх тщательно собирал и съедал крошки, оставшиеся на столе. Один епископ рассказывал, что как-то Святейший был приглашен на праздник. На трапезе подавали рыбу. Когда рыбу съели и собирали остатки, то он заметил, что на них осталось еще много рыбного мяса, особенно возле головы. Святейший попросил пакет, чтобы забрать остатки с собой, говоря: «Жалко всё это оставлять». На следующий день, когда епископы были приглашены к нему на обед в патриархию, Патриарх достал эти остатки, чтобы съесть. Поскольку он привык делиться, то предложил и гостям угощаться…

Для всего у Святейшего было богословское обоснование. Он говорил, что природа содержит духовные энергии. Расточая питание, даже в малых количествах, мы расточаем благодеяния, подаваемые нам Богом. Святейший напоминал эпизод из Евангелия, когда Господь после того, как накормил пять тысяч человек пятью рыбами и несколькими хлебами, повелел ученикам «собрать оставшиеся куски, чтобы ничего не пропало» (Ин. 6, 12).

Патриарх Павел сберегал и свои монашеские одежды. Сам их стирал, гладил, зашивал и ставил заплаты, если видел где-то дыру. Сам заботился о своей обуви и чинил, когда это было нужно. Если она изнашивалась так, что ее невозможно было носить, он находил где-нибудь выброшенную, подходившую ему по размеру пару, чинил ее и носил. Как-то он изготовил пару высокой обуви из женских сапог.

Так же он относился ко всему, что принадлежало патриархии. Сотрудники вспоминают, что Святейший вел себя как хозяин дома. Чинил двери, ремонтировал электропроводку, латал крышу. Так же Патриарх вел себя и тогда, когда ему приходилось ночевать в другом храме или монастыре. Патриарх никогда не требовал ничего для себя и всегда было готов поделиться со всеми.

Даже став патриархом, он продолжал ездить на службу в общественном транспорте или ходить пешком. При этом он был доступен всем и каждому. Любой мог подойти к нему на улице и поговорить с ним. Передвигался он всегда без охраны, хотя в условиях гражданской войны это было не безопасно. На пути из храма Святейший мог зайти еще в гости к сестре или внучатым племянникам. По пути в патриархию он заходил в магазин и покупал вещи, необходимые для работы. Человек, который не знал в лицо патриарха, никогда бы не догадался, что сзади него в очереди, на остановке или в магазине стоит Святейший Патриарх Сербский, по молитвам которого уже при жизни совершались чудеса.
Почил Святейший Патриарх Павел в возрасте девяносто пяти лет 15 ноября 2009 года.