А?

а подробнее?

Ну...вот прочитала весь раздел "Пробы пера". И...как-то чё-та...Не касаясь художественных достоинств...Сладко. Грустно. Поэтично. А смешного ничего у кого-нить нету? Ну, пишет же, наверное, кто-нить смешное?

цель1
Посмотрите в темке МАМЕ НА ЗАМЕТКУ. Я там немного написала. может интересно.

цель1
воть маме на заметку:))

VIKA_N
ОЧ.ОЧ.ОЧ. смешно!!! Про "на весу п...ть " и "рюкзак на попе"!!!

цель1
рюкзак на попе это кажется не я писала.

А! Ну серавно смешно!

цель1

VIKA_N
Добронравушка
А может эту темку http://vladmama.ru/forum/viewtopic.php?f=77&t=73802&start=0
сюда, в пробы пера попрошу перенести? Может, еще кто подтянется...

Девочки, а вы еще что-нибудь нам покажете? Очень ждем!

Рассказик не мой, но моего знакомого. По-моему, забавный.Да простят мне мои друзья, что без спросу.
Василий Лапузин - "Марсельеза"

Вечер. Полупустая комнатенка с тусклым освещением и единственным столом. На столе - следы бурной редакционной деятельности: клочки бумажек, папки, чьи-то опусы с вызывающими тоскливое чувство редакторскими помет-ками. Одиноко сидящий за столом редактор (с волосами!). Хлопает дверь, и ре-дактор тяжело вздыхает - он, видимо, собирался уходить (шесть часов вечера, елы-палы!) - но на пороге редакции появляется хмурое небритое существо с трясущимися руками и чернильными пятнами на ладонях. Редактор поднимает голову:
- Здравствуйте. Рад вас видеть, - произносит он нарочито ласковым голо-сом, мучительно шаря рукой под столом в поисках чего-нибудь тяжелого.
- Действительно рады? - с наивностью ребенка переспрашивает враз ос-частливленный автор и садится на краешек стула, задевая локтем и опрокиды-вая на пол пепельницу с окурками.
- Ой, извините, - смущается он и бросается собирать окурки.
- Ничего, - отвечает редактор, судорожно сжимая нож для резки бумаги.
- Вы посмотрели мои стихи? - с волнением в голосе спрашивает автор.
- Гы, - мычит тот, облизывая губы и упираясь взглядом в стол.
- Ну... и как?
Редактор молчит, нервно постукивая пальцами по столу. Видно, что он старательно прокручивает в голове весь свой лексический запас, подбирая нуж-ные слова.
- Ничего, - наконец отвечает он, сознательно удерживаясь от высокопар-ных похвал.
- Правда? - восторженно переспрашивает автор, и у него еще сильнее на-чинают дрожать руки от волнения.
- Правда, - кивает редактор. - Бывает хуже.
- Правда? - опять переспрашивает поэт, и у него загораются глаза.
- Угу, - кивает редактор, и по глубокому вздоху заметно, как тяжело ему дается эта ложь самому себе.
От восторга и изумления автор перестает адекватно воспринимать ситуа-цию, ему кажется: голос редактора дрожит исключительно оттого, что редактор поражен его, то есть авторским, гением.
- Особенно мне понравилось ваше... как его...
- Марсельеза? - с придыханием щебечет автор.
- Да, именно. Марсельеза. Как там...

Хирург ножом больного резал.
Врача качалась голова.
А за окном, как Марсельеза,
Седой закат околевал, -

Томно полузакрыв маленькие глазки, декламирует поэт.

- Да! Замечательное стихотворение, - редактор начинает ерзать на стуле и украдкой посматривать на часы. - Знаете, время уже...
- Да! - подхватывает автор. - Это вы точно заметили: время есть некая аб-страктная категория, и как раз в этой строфе это подчеркивается как нельзя лучше.
- Правда? - удивленно восклицает редактор и немигающим, прямо-таки змеиным взглядом смотрит на автора.
- Да, видите ли... врач режет живого человека, он в любой момент может промахнуться, и... Речь тут идет о жизни и смерти. А время... время неподвласт-но людям, и в то время как хирург работает, природа делает свое дело - за ок-ном наступают вечерние сумерки. Здесь седой закат...
- Да, я понимаю, понимаю, - обреченно отвечает редактор и снова смот-рит на часы.
- У вас отстают на пять минут, - миролюбиво замечает автор.
- Гы, - тянет тот и с ненавистью смотрит куда-то в окно. Начинает тем-неть.
Автор продолжает говорить что-то о поэтических тропах, о творчестве, о поэзии в целом и о собственных стихах как о гениальном явлении в частности. Редактор кивает ему, тоскливо тыкаясь глазами в пол, словно ища там какое-нибудь спасение.
Вдруг его лицо озаряется счастливой улыбкой - он вскакивает со стула, горящими от возбуждения глазами смотрит на автора, начинает жестикулиро-вать:
- Слушайте! Вы написали... просто гениальную вещь. Необыкновенную вещь! Ваши сравнения... так необычны... так сверхъестественны... Вот, к приме-ру, закат. Почему он седой?!
Редактор торжествует. Он думает, что поставил незадачливого автора в тупик. Он довольно потирает руки и садится опять на свой стул.
- Закат седой! - громогласно отвечает автор и встает в полный рост, ты-кая пальцем в окно. - Взгляните - он седой!
Редактор хватается руками за голову и нервно приглаживает волосы.
- Господи, не дай мне Бог такого счастья, - бормочет он. - Господи! Но почему, почему седой?
- Потому что классификация в данном случае идет не по внешнему при-знаку, а по признаку возраста! - с триумфом произносит автор. - Потому что за-кат, черт его возьми, красный только внешне, а внутри он белый. Он старый, этому явлению много тысяч лет. Следовательно, он седой. Каково?
Автор очень гордится своим умением образно мыслить. Гордость выпи-рает из него, и он начинает нервно ходить взад-вперед по комнате.
- Просто слов нет, - стонет редактор. - Но больше всего мне нравится не это, а...
- Наверное, звуковое сочетание врача-кача? - радостно вскрикивает ав-тор.
- Да-а-а, - измученно отвечает редактор и снова хватается за нож для рез-ки бумаги.
- Это называется звукопись, - торжественно объясняет автор и пыжится от гордости.
- Не знал, не знал, - качает головой редактор.
Он медленно встает, держа в руке нож, и подходит к автору.
- Скажите мне одну вещь, - вкрадчиво начинает редактор, поигрывая но-жом, - а вы знакомы с Маяковским?
Самоуверенного автора смущает этот достаточно прямой вопрос.
- Ну... знаком, - неуверенно отвечает тот.
- У него есть стихотворение... очень похожее на ваше... если это, конеч-но, можно сравнивать...
- Ну что вы, вы мне льстите, - краснеет автор.
- Так вот, оно так похоже... что есть все основания предполагать...
- Да? А что-нибудь про хирурга у него есть? - заносчиво вскрикивает ав-тор. Скажите мне - есть?
- Да... про хирурга... вроде бы нет, - теряется редактор.
- Ну так вот! - победоносно заключает автор. - Это мой образ, исключи-тельно мой! И я ни у кого его не крал!
- Да, подобное, пожалуй, украсть вообще невозможно, - соглашается ре-дактор.
- Вы снова мне льстите...
- Ничуть...
Автор смотрит на часы - без четверти семь. Начинает поспешно изви-няться:
- Ради Бога, простите, что я задерживаю вас... Мне пора идти. У меня дома пара хороших заготовок - из них получатся истинные шедевры. Я могу ид-ти?
- Можете. Да-а-вно можете.
Автор бежит к двери, распахивает ее, но вдруг останавливается на пороге и оборачивается:
- Так когда я смогу увидеть его напечатанным?
Редактор, переставший было теребить нож, хватается за него снова, но сдерживает себя и мягко говорит:
- Я надеюсь, что скоро. Я обязательно дам вам об этом знать.
Автор уходит. Редактор проводит рукой по вспотевшему лбу и облегчен-но вздыхает. Встает, складывает все папки в стол, прячет нож для резки бумаги в карман (пригодится?), собирается уходить. Подходит к окну и задумчиво смотрит, скрестив руки на груди.
Вновь хлопает дверь, и редактор испуганно вздрагивает и оборачивается. В дверях стоит сияющий автор.
- Слушайте! Гениальная мысль! Слушайте:

И ночь прошла. Сломался скальпель.
Хирург уставился в окно.
А за окном белели скальпы
Индейцев в красном кимоно...

ну и вот ещё.
Евгений Кузнецов - "Cлава богу"

Шла двадцать пятая минута полета. Юра еще раз проверил все приборы, прислушался к своим собственным ощущениям. Все в порядке. Земля из иллю-минатора выглядела синими мячиком в пятнах континентов и облаков.
"Земля - шар", - подумал Юра. Все-таки приятно было ощущать себя первым человеком, который увидел это воочию собственными глазами.
"И она вертится", - подсказал внутренний голос.
"Да, она вертится", - согласился Юра.
И вспомнилась ему родная деревня, быстрая речка, где он купался еще мальчишкой, береза возле покосившегося домика и бабушка, его родная бабуш-ка, показывающая ему на небо и говорящая: "Вот, Юра, будешь фулиганить - Боженька все увидит".
"А нет его", - сказал вслух Юра. И какая-то дурацкая радость стала за-полнять его грудь, поднимаясь к горлу и вырываясь наружу глупым хихикань-ем. Он вспомнил, как подглядывал за деревенскими девками, когда они купа-лись в реке, вспомнил соседа Гришку, которому он выбил два передних зуба, и еще на ум почему-то пришла коза-дереза…
"А ведь точно нет, надо на Землю передать… Пусть тоже порадуются". Но как только он потянулся к кнопке передатчика, на его плечо что-то опусти-лось… Юрий вздрогнул, он еле повернулся в своем неуклюжем скафандре и чуть не упал с сердечным приступом. В кабине кроме него был еще кто-то… Седой длиннобородый старик в белом хитоне сжимал волосатой рукой плечо Юры. Он так дружелюбно улыбался, что Юра даже решил не бояться и никогда больше не есть грибов, хотя последняя мысль показалась ему чужой и довольно глупой…
- Хо-хо, как это нет?! - весело сказал старик и подмигнул.
- Боже мой, - простонал Юра.
- Он самый, а ты сомневался? - старик улыбнулся, показав белые зубы. - Эк тебя закинуло, - продолжал он, - упасть не боишься? Да ты расслабься, что ты напрягся. Я же добрый… Ну извини, что без стука, но ты тоже хорош: "нету Бога, нету Бога"… Тоже мне, атеист, - в голосе бородача прозвучала досада… Знаю, знаю, что далеко забрался, ни тебе общения, ни веселья, но вот вы-то не забываете старика… Вот как сейчас помню - Моисей приходил, я ему тогда еще свою записную книжку подарил… - старик болтал без перерыва, а Юра, вжавшись в скафандр, смотрел на него безумными глазами, не в силах произнести ни слова.
- Занятное жилище, - не унимался дед, оглядываясь по сторонам, - ну да ладно, тебе-то назад возвращаться, да и мне пора… Но ты залетай, как-никак живой человек, не то, что собаки да обезьяны…
Капсула с космонавтом приземлилась на пшеничное поле…
- Шок, - сказал осматривающий его врач, - но ничего страшного, пару дней подаем успокоительного - оклемается…
А Юра все продолжал беззвучно, одними губами повторять: "Слава Богу, слава Богу…"

Aculina
я не против. но темка ДОБРОНРАВУШКИ. Как она?моих стихов много на ВМ. и с 8 марта и с 9 мая.

ждем тогда ее решения.


стихи сюда будем переносить?
Страна должна знать своих авторов

Aculina
если они еще никому не приелись. Читали многие.. И еще ошибки. вдруг ранит чью-то нежную душу

автор имеет право на ошибку
Если не все темы найду, попрошу ссылочку, хорошо?

Aculina
ок.