Небольшое село Буб, что в Сивинском районе, находится в 200 км от Перми. Асфальтированная дорога кончается прямо перед указателем с названием села, дальше - глина и ухабы.

Несколько улиц с деревянными домами, школа, магазин, местный Дом культуры - вот, пожалуй, и все достопримечательности Буба. Но на днях их стало чуть больше. К 22 июня, Дню скорби и памяти, на главной площади села открыли памятник Матрене Ивановне Яковлевой. В войну они продала скот и все свое имущество и на вырученные деньги купила для фронта боевой самолет.

Простая крестьянка вместе со своим мужем жили в добротном доме и держали крепкое хозяйство: коровы, теленкок, овцы, свиньи. Оба работали в колхозе, а когда началась война, муж Матрены ушел на фронт. В 1943-м газеты написали о жестокой битве под Сталинградом, и женщина заволновалась: не там ли ее супруг, ведь от него так давно не было известий.

Сердце женщины разрывалось от переживаний за мужа, за Родину. Сидеть сложа руки она не могла и приняла смелое решение: снесла на базар и продала все, что имелось в доме, - семь голов скота, дефицитные в войну масло, мед, муку- и выручила 100 тысяч рублей. Огромную сумму по тем временам! Все деньги сложила в холщовый мешок и принесла в местное отделение Госбанка.

- Вот, возьмите, - выдала она ошарашенным сотрудникам. - Мне говорили, что на самолет должно хватить.

Все до последней копейки Матрена перечислила в Фонд обороны для покупки боевого самолета. Были ли он куплен, история умалчивает, но рассказ о поступке Матрены в селе Буб передают из поколения в поколение.

Ее муж, Сергей Семенович, вернулся с фронта, но раненный - с немецкой пулей в груди и умер через несколько лет. А труженица Матрена Ивановна прожила долгую жизнь - женщина умерла в 1995 году в возрасте 101 года. До последнего она работала в огороде и держала скотину.

Деньги на памятник - требовалось более миллиона рублей - собирали все жители Пермского края. И к 22 июня он украсил главную площадь села Буб. В день открытия местные непрерывно несли к нему цветы. Памятник представляет собой скромно одетую женщину. Это Матрена Ивановна. На шее узелком повязан платочек, руки сложены на коленях, а на заднем плане - самолет, тот самый, на который ушли все ее деньги.

- Матрена Ивановна действительно была очень трудолюбивой, - вспоминает ее односельчанка Анна Прокофьевна Юдина. - Я знала ее с малолетства - удивительная женщина. Она никогда не сидела без дела, все время в заботах. Своих детей у них не было, и они с мужем взяли на воспитание мальчика. К сожалению, он тоже уже умер.

. Статья Ильи Эренбурга «Говорят судьи», 3 ноября 1944 года опубликованная в «Красной звезде», стала ответом на раздававшиеся на Западе призывы «примириться» с немцами и оставить наказание нацистских преступников Богу. Статья полностью состоит из возмущенных откликов советских солдат, своими глазами видевших преступления оккупантов. Впоследствии письма фронтовиков составили книгу «Русские отвечают леди Гибб: Илья Эренбург и его читатели», выпущенную в 1945 году в Лондоне.

«Несколько недель тому назад в «Красной звезде» были опубликованы письмо леди Гибб и мой ответ. Леди Гибб выступала как защитник немцев, настаивая на «прощении». После этого я получил около ста писем от воинов Красной Армии, посвященных статье «Ответ леди Гибб». Часть писем обращены к самой леди, другие ко мне. Письма представляют большой интерес, так как являются голосами самих судей; поэтому я счел необходимым представить выдержки хотя бы из некоторых писем. Разумеется, все письма, адресованные леди Гибб, будут ей отосланы.

Танкист капитан Фоменко пишет: «Я воюю с первого дня войны. На моих глазах в 1941 г. под Барановичами немцы раздавили гусеницами около 70 женщин и детей. На моих глазах горели Минск, Рогачев, Бобруйск, Валуйки, Россошь, Воронеж, Сталинград, Орел, Киев, Фастов, Житомир, Бердичев, Шепетовка и много других городов... Мы, русские, вовсе не злые, как это думает леди, но сейчас, чтобы уничтожить зло на земле, мы должны быть злыми. Интересно, когда немцы громили Лондон, благодарила ли их леди Гибб за это?»

Старший лейтенант Ларин пишет в 150 метрах от немцев — у границы Германии. «Своими глазами я видел, как немцы, попав в кольцо, начали гранатами уничтожать наших женщин и детей, которых угоняли. Это было у Минска. Они сожгли местечко Круглое вместе с женщинами, с ребятами. Я хочу сказать то, что говорят все мои боевые друзья: мы должны побывать в Германии, мы должны покарать убийц своею собственной рукой».

Девушка, старший сержант Ксения Петренко пишет леди Гибб: «Для того чтобы понять нас, я посоветовала бы вам хоть на один-два дня приехать в те города и села, где побывали немцы... Нельзя жалеть зверя, зверя нужно уничтожить, чтобы люди жили спокойно. Такого мнения у нас весь народ, многоуважаемая леди».

А. Чеснокова также обращается к леди Гибб: «Спросите мою мать. Ей 72 года, она верит в бога и читает библию, она не читает статей Эренбурга, но она думает и говорит одно: «Неужели немцев не накажут?» В ту войну она потеряла двух братьев — их убили немцы, в эту войну погибли три ее сына — их убили немцы. А сколько таких семей? У вас, леди, наверное, не гибли любимые вами, а если гибли, тем хуже для вас — значит, вы предаете не только живых, но и мертвых. Вы и вам подобные обрекаете через 25 лет на гибель миллионы людей, а я, как и все русские женщины, не хочу, чтобы наших детей разрывали надвое».

Вот письмо Фоменко: «В прошлом я простой русский рабочий, в настоящем инвалид Отечественной войны. Прослужил в армии пять с лишним лет. Уважаемая леди, кому вы проповедуете милосердие? Нам, русским? Знайте, что никто не проявлял больше милосердия к побежденным, как русский солдат... Вы, наверное, знаете, леди, что сделали немцы в Майданеке, а вот где находится деревня Пятери, вы, конечно, не знаете. Есть такой населенный пункт, я его освобождал от немцев. В Пятерях было 200 домов, 300 семей. Когда немца вышибли, остались две баньки, и все. Остальное немцы сожгли, людей угнали. Недалеко от Пятерей расположена деревня Ермачки. Немцы, зная, что там нет наших войск, а одни жители, сделали сильный огневой налет. Уважаемая леди, вы закройте на минуту глаза и представьте себе картину: обезумевшие от горя и страха женщины с детишками среди огня, из крайнего дома показалась старушка без платка с обгоревшими волосами и пошла в нашу сторону, она вела на поводу белую козу. Немцы ее заметили. От первой мины упала коза с развороченным животом. Старушка перекрестилась и тут же упала. И за это простить? Леди, а знаете ли вы девушку Анну Терещенко из станицы Майская на Тереке? Нет, не знаете. А я был на ее похоронах. Когда два рыжих немца ворвались в ее чистую хату, она стирала. Они схватили ее, изнасиловали. Вы, воспитанная на лучших поэтах, представляете себе, что значит изнасиловать гордую казачку? Она наложила на себя руки. И это простить? Желаю вам всего хорошего и советую заняться полезной работой на благо своей страны, тогда вам не будут лезть в голову разные дурные мысли».

Красноармеец Брославский рассказывает: «Ведут женщин с детьми на расстрел, мать ведет свою шестилетнюю дочь. Девочка не понимает, она увидела на дороге коробочку, с улыбкой подходит к матери, показывает находку, не знает, что немец ее гонит на смерть. Что сделано вами, леди Гибб, для того, чтобы лилось меньше крови? Сколько людей вы спасли от виселицы и расстрела?»

Разведчик младший лейтенант Зинченко вспоминает, как в 1941 году немецкие летчики на бреющем полете расстреливали беженцев: «Один приземлился — его сбили, его спросили, зачем он убил детей, и трупы ему показали. Он ответил: «Фюрер и Германия с этим не считаются». Я был тогда необстрелянный дурак, но эти слова я запомнил... Эти гады ходили по моей Украине, как хозяева, и мне говорят, чтобы я жалел немца? Лепет изнеженной дамы, которая вообще не знает фрица! У меня есть превосходство над леди Гибб: я ненавижу немцев, и это помогло мне пройти тысячу километров по освобожденной земле, выручить тысячи людей... Моя мать тоже верует, и она во имя этой веры благословляет меня: «Убей немца!» Гвардии майор Загородный говорит: «Я надеюсь, что солдаты в Аахене и в Восточной Пруссии одного мнения — смерть немцам!»

Лейтенант Назмутдинов описывает немецкое лицемерие: «Когда их берешь в плен, они умоляют: «Русс, не стреляй! Работать будем. Новый Сталинград построим». Мы пленных не расстреливаем, а плачут они потому, что сами чувствуют, что они преступники... Я башкир и написал бы леди на своем языке, но боюсь, что не найдет переводчика».

Младший лейтенант Зумер говорит: «Моих родных немцы вывели на Каменец-Подольское шоссе, заставили выкопать ямы, потом расстреляли, а детишек живыми побросали в могилы... Когда после такого выступают открыто в защиту детоубийц, я скажу: это позор для нашей эпохи!» Фронтовик пишет: «Нас было три брата. Я чудом уцелел, был и в Спас-Демьянске, и под Сталинградом, а братья погибли на фронте, защищая Родину. Их семьи, включая детей, уничтожены немцами — все до единого... Мы благодарим леди Гибб за совет простить немцев, но он нам не подходит. Лучше будет и для нас, и для Англии, если она впредь воздержится от таких советов...» Лейтенант Рузов обращается к «сердобольной леди» с такими словами: «Немцы в Минске расстреляли моего сына. Ему было 16 месяцев от роду. Я хочу спросить достопочтенную леди: что этот ребеночек сделал против так называемой Третьей империи?.. Каждый красноармеец знает, что мы идем в Берлин не за добычей. Мы идем судить виновных, и это не только в наших интересах, но в интересах всех свободолюбивых народов». Младший лейтенант Гипш рассказывает: «Я штурман «Пе». После бобруйской победы мне дали кратковременный отпуск. Представьте себе мое состояние, когда я подошел к дому и вижу один битый кирпич. Соседи показали мне могилу, где лежат мои близкие — старушка мать, отец и четырехлетний племянник. Изверги не сразу их убили, долго издевались. Было это в городе Изяславль. До войны я учился, не думал о крови, а теперь только кровью убийц могу успокоить свое сердце...

При виде слез в защиту немцев я невольно презираю защитника».

Красноармеец Анна Игнатенко говорит: «Я не знаю, сколько лет леди Гибб, а мне всего 23 года. Немцы у меня отняли любимого мужа — балтийского моряка, они его убили. Во время блокады Ленинграда у меня на руках умерла от голода восьмимесячная дочурка. Когда от немцев освободили Смоленскую область, я написала родителям, но никого не нашла в живых. Скажите, леди, чем можно измерить мое горе, горе дочери, жены и матери? Если в вашей груди бьется материнское сердце, вы не простите немцам их злодеяний. Правда, у женщин сердце доброе, мягкое, они способны простить многое, но того, что сделали фашисты, простить нельзя, И я не прощу».

Пишут два друга: «У меня, гв. сержанта Редина, немцы искалечили отца, у гв. сержанта Кучина немцы убили отца. Этого мы никогда не забудем!» Пишет офицер-артиллерист Гольденберг: «Иллюзии насчет судьбы родных я не питал, но где-то таилась надежда, что, может быть, черноглазой сестренке, застенчивой и красивой Нинке, удалось убежать. Но вот получил письмо от председателя сельсовета — мать, сестра и другие родственники расстреляны немцами. И за этих немцев вступается леди?!» Капитал Кириллов пишет: «Вот девушка Ядвина Дембецкая, бежавшая из рабства. Она снимает с груди крест, а там в мешочке пузырек. Она говорит: «Это яд, и мы его называли «счастье жизни»... Я хотел бы, чтобы госпожа Гибб видела это».

Исповедь сержанта Воробьева: «Нас было пять братьев. После ранений Михаил умер, мы четверо сражаемся. Моя дочь Зоя училась в вузе на втором курсе, узнав о гибели Зои Космодемьянской, она пошла добровольцем на фронт и сейчас находится в Восточной Пруссии... В Москве живет семья Клерих. Дед Владимира Николаевича был англичанин — земляк леди Гибб.

Сын их Вовка пошел на войну. Это мой племянник. Он попал в окружение. Немцы его отправили в Майданек, они собирались уже сжечь Вовку Клериха (правнука англичанина), но помешала им Красная Армия, только успели они отрезать ему обе ноги. Это сделали ваши «миротворцы», леди Гибб!.. Проходя мимо деревни Клины, мы видели жуткую картину: под горкой были расстреляны деревенские парни, пули в затылок, поодаль лежали девушки, изнасилованные, с отрезанными грудями, отдельно в яме задушенные старик и старуха. За что, леди Гибб, они погибли? За то, что они русские? Я не знаю, есть ли у вас дети, но мы, отцы и матери русского народа, не можем простить. Я проходил через город Парафьянов в Литве, там я встретил еврейскую девушку, она случайно спаслась. Она мне рассказала, как немцы убили 25 тысяч человек. Я видел эти ямы. За что они погибли? За то, что они евреи? Должен вам сказать, леди, что мне 45 лет. Я хочу, чтобы вы поняли, что о прощении немцев не может быть речи».

Полковник Лопахин сообщает, что в его части опросили бойцов: «У кого к немцам кровавые претензии? Оказалось, из 700 опрошенных 685 ответили утвердительно — у кого немцы убили отца, у кого брата, у другого сестру, у третьего мать. Вот, например, у командира противотанковой бригады полковника Копелева немцы уничтожили всю его семью, состоявшую из семи человек». Гвардии старший лейтенант Бяков свидетельствует: «У нас в подразделении нет такого человека, который не потерял бы от немцев: у кого убиты на войне близкие, у кого немцы мать замучили, жену убили, у кого угнали родных на каторгу, а кто сам изранен — два-три раза. Спросите эту леди, знает ли она, что такое война, какие страдания она приносит народам? Понимает ли она, что мы желаем кончить войну? Нам не нужно «жизненного пространства». Но мы хотим наказать немцев, и наказать как следует. Это письмо я начал на советской земле, а кончаю его на немецкой».

Старшина Рыженький в негодовании восклицает: «Я думаю, что леди Гибб нужно было писать не Эренбургу в 1944 г., а Гитлеру в 1941-м. Знайте, все леди, которые хотят нас помирить с немцами, что мы себя считаем в мире только с мертвыми немцами. Мы не будем убивать детей, но немцев, которые хотели истребить нас, мы истребим».

Гвардии старшина Пронин пишет: «Читая письмо леди, я вспомнил, как мы вошли в только что освобожденную деревню Бухалово. Там не было живой души. В первом доме, куда зашли, мы увидели ребенка с вывернутыми ручонками, он лежал в луже крови, рядом с трупом матери... Если бы леди Гибб и ее единомышленники увидели эту картину, они не посмели бы писать о милосердии...»

Летчик младший лейтенант Романов отвечает леди: «Моего семидесятилетнего отца немцы убили. Он не был политиком. Он был верующим, как вы, леди Гибб. Он, как вы, читал Библию. Он был любимцем детей. Когда он приходил в парк, дети бежали к нему: «Дедушка, расскажи сказку о Бове-королевиче!» Мне пишут, что отец гордо принял смерть, он проклял палачей и плюнул им в лицо. Леди Гибб, я не оратор, но приезжайте ко мне. Я произнесу речь: все, что я видел. Запаситесь только валерьянкой и нашатырным спиртом...»

«Я родился на Кавказе, у моих предков была кровная месть, — пишет майор Бегизов, — я против такой мести. Но мы будем преступниками, если забудем душегубки. Я в ужас прихожу от одной мысли, что немцы не будут наказаны».

Рядовой Захаров напоминает: «Наш народ не мстит и не прощает, он судит. Если бы леди Гибб проживала в одном из оккупированных немцами городов, если бы она видела, как «милые» немцы насилуют ее дочь, если бы ее старушку мать разодрали танками, если бы ее папаша умер в застенках гестапо, что бы она тогда сказала? Нет, леди, у вас нет сердца, у вас нет уважения к вашему собственному народу, страдающему от ужасов войны».

«Я весь дрожал от гнева, у меня тряслись руки, когда я читал письмо леди Гибб, — признается старший лейтенант Глухов. — Как смеет она взывать к прощению? Кого прощать? Немцев? Да она не в уме! Простить немцев, которые залили кровью Европу?! Где она была утром 22 июня 1941 г.? Разве я могу забыть 12 сентября 1943 г., когда на Невском, против Гостиного двора, снаряд угодил в трамвайный вагон?.. Где тогда была леди Гибб?»

Старшина Тюриков весьма своевременно напоминает: «Леди Гибб, вы имеете возможность писать потому, что три года мы, вместо школьной тетради и карандаша, держим винтовки».

Я закончу этот далеко не полный обзор цитатой из письма младшего сержанта Юферева: «Теперь мы освободили почти всю нашу территорию и советский солдат сражается за благо Европы и за мир. Казалось, надо нас поддержать, и все-таки находятся адвокаты бесчестья, заступники немцев. Русские отходчивы, но память у нас крепкая. Скоро в Кенигсберге я вспомню Великие Луки. И зло мы уничтожим».

Таков единодушный приговор нашей армии. Подзащитным леди Гибб придется расстаться с иллюзиями: Красная Армия не слезливая дама, это разгневанная совесть народа».

Вы вероятно не помните всех подробностей оккупации, но это и не нужно. Я просто напомню вам о том, что солдаты Вермахта и СС делали с советскими детьми. Их расстреливали. Часто на глазах у родителей. Или наоборот, сначала стреляли в папу с мамой, а потом в детей. Ваши солдаты насиловали детей. Детей сжигали заживо. Отправляли в концлагеря. Где у них забирали кровь, чтобы делать сыворотку для ваших солдат. Детей морили голодом. Детей жрали насмерть ваши овчарки. Детей использовали в качестве мишеней. Детей зверски пытали просто для развлечения.

Или вот вам два примера. Офицеру вермахта мешал спать младенец, он взял его за ногу и разбил его голову об угол печки. Ваши летчики на станции Лычково разбомбили эшелон, на котором пытались вывезти детей в тыл, и потом ваши асы гонялись за перепуганными малышами, расстреливая их в голом поле. Было убито две тысячи детей.

Только за одно то, что вы делали с детьми, повторюсь, Красная Армия могла уничтожить Германию полностью с ее жителями. Имела полное моральное право. Но не сделала. Жалею ли я об этом? Конечно нет. Я преклоняюсь перед стальной волей моих предков, которые нашли в себе какие-то невероятные силы, чтобы не стать такими же скотами, какими были солдаты Вермахта. На пряжках немецких солдат писалось «С нами Бог». Но они были порождением ада и несли ад на нашу землю. Солдаты Красной Армии были комсомольцами и коммунистами, но советские люди оказались куда большими христианами, чем жители просвещенной религиозной Европы. И не стали мстить. Смогли понять, что адом ад не победить.

Вам не стоит просить у нас прощения, ведь лично вы ни в чем не виноваты. Вы не можете отвечать за своих дедов и прадедов. И потом, прощает только Господь. Но я скажу честно – для меня немцы навсегда чужой, чуждый народ. Это не потому что лично вы плохие. Это во мне кричит боль сожженных Вермахтом детей. И вам придется принять, что как минимум еще моё поколение — для которого память о войне это награды деда, его шрамы, его фронтовые друзья — будет воспринимать вас так. Что будет потом, я не знаю. Возможно, после нас придут манкурты которые все забудут. И мы многое для этого сделали, мы много что потеряли сами, но я надеюсь, что еще не все потеряно для России.

Нам конечно нужно сотрудничать. Русским и немцам. Нужно вместе решать проблемы. Бороться с ИГИЛ (структура запрещена в РФ – ред.) и строить газопроводы. Но вам придется принять один факт: мы никогда не будем каяться за нашу Великую эту войну. И тем более за Победу. И тем более перед вами. Во всяком случае, повторюсь, моё поколение. Потому что мы тогда спасли не только себя. Мы спасли вас от вас самих. И я даже не знаю, что важнее. Андрей Медведев

Источник: http://politikus.ru/articles/101800-and ... obedu.html
Politikus.ru

Потом было много фильмов про войну. И это ведь были не тупые боевики, а пронизанные глубочайшим смыслом, я бы сказал, обучающие фильмы, подспудно и явно формирующие мировоззрение. Можно сказать, с молоком матери впитано понимание и уверенность в том, что фашисты — не люди. Видя на экране как вырывают ногти подпольщику в фильме "Вариант "Омега", как пытают и убивают Зою Космодемьянскую, как поливают на морозе водой генерала Карбышева детская психика навсегда закостенела в безапелляционном отношении к фашистам, как к нелюдям. И это всего лишь кино, где очень сильно сглажена была реальность, которая была намного чудовищней.
Потом были и уроки истории в школе, и экскурсии по боевым местам, и встречи с ветеранами и множество книг и фильмов. Никто специально не говорил, что мол надо фашистов ненавидеть. Отношение к фашистам было настолько однозначным, что никому и в страшном сне не пришло бы в голову ездить по захоронениям нечисти и узнавать как их там звали. При этом всем было известно про немецких антифашистов: немцев, которые не захотели быть причастными к этому безумию и приложили все силы для борьбы с фашистскими упырями совместно с советскими людьми. И это лишнее подтверждение тому, что все кто на нашу землю пришёл — не важно, добровольно или пригнали насильно, должны пойти на удобрения или восстанавливать разрушенные города, если удалось сдаться. Кто не хотел — не пришёл. Шли в лагеря, в сопротивление, стрелялись в крайнем случае. Но не шли. А орды завоевателей под бравурные марши шли за добычей. На нас они смотрели как и сейчас смотрит коллективный Запад — людишки, перекрывающие доступ к крупнейшим природным ресурсам.

Точное количество погибших на этой войне наших людей подсчитать вряд ли возможно, но есть две цифры, которые шокируют: около девяти миллионов погибло военнослужащих и около четырнадцати миллионов гражданских. Неужели одного этого не достаточно, чтобы понять, что это была даже не совсем война, это было истребление. Женщин, мужчин, детей, стариков погибло больше, чем солдат на передовой. Их жгли, вешали, расстреливали, резали, закапывали живьём, травили в газовых камерах, пытали, насиловали — уничтожали и издевались как могли. Нам уготована была участь индейцев: около ста миллионов индейцев было уничтожено ради завоевания континента. Мы должны были стать следующими, кого практически стёрли с лица земли. А почему не стали?
Я не просто так начал с детских воспоминаний о фильмах. В детстве почти все мои игрушки состояли из различных пистолетов, автоматов, солдатиков, танков и пушек. Отец сделал мне из дерева Автомат Калашникова в натуральную величину и это была моя любимая игрушка. Тарахтящий ППШ помню до сих пор. Во дворе мы постоянно играли в "войнушку". В пионерском лагере и в школе проходили смотры строя и песни. На уроках НВП (Начальной Военной Подготовки, кто вдруг не знает или забыл) уже в старших классах наш майор, преподаватель НВП, учил нас разбирать и собирать АК, объяснял устройство гранаты, надевать противогаз, задержав дыхание. Учил бежать в атаке не по прямой а зигзагом. Размышляя об этом, я думаю, а не должен ли был исходя из всего этого из меня получиться маньяк- убийца помешанный на оружии и войне? А вот нет.

Просто уверенность. Уверенность в том, что завоевать нас военными методами невозможно, потому что мы все были так воспитаны. Ну, не все, но подавляющее большинство. И напал бы кто опять — встали бы плечом к плечу как один. Зубами бы рвали захватчиков. Они и не напали, а изнутри добрались.

Всё ушло. Нас завоевали без войны. Какой свой первый фильм вспомнит сегодняшний десятиклассник? "Красотка"? "Криминальное чтиво"? "Техасская резня бензопилой"? А ведь уже для кого-то может и "Сталинград" стать первым фильмом? Где чётко показано — фашисты благородные и добрые, русские подлые и убивают женщин. Вот и всё — спустя чуть более полувека фашисты снимают про себя пропагандистские фильмы. Линии фронта нет, а они уже здесь. И сытно лыбятся в своём бундестаге слушая доклад плохиша о проделанной работе по реабилитации фашизма.

По-моему, они добились обратного результата, плюнув нам в душу. Мы стали вспоминать, кто мы есть, просыпаться немного от спячки.
Я простой человек. И призываю, всех простых людей, да и не простых тоже, кто это прочитает и понимает о чём речь: показывайте детям с раннего возраста как можно больше советских фильмов! "В бой идут одни старики", "Они сражались за Родину", "А зори здесь тихие", "Аты-баты, шли солдаты", "Батальоны просят огня", "Офицеры", "Летят журавли", "Баллада о солдате" и ещё десятки, а может и сотни фильмов! Как-то надо выбираться уже из всего этого потребительского дерьма.


Источник: http://politikus.ru/articles/101835-spa ... budil.html
Politikus.ru

Исследование, в котором Аспергер выделил особенности задержки развития детей, с 1980-х годов станет использоваться для определения типа аутизма.

Это открытие долгое время считалось новаторским и мешало сопоставить образ уважаемого учёного и жуткую евгеническую программу нацистов, однако намёки на это всё-таки были.

«Имеются доказательства того, что он состоял в комитете, решавшем, жить ли детям или умереть», – говорит писатель и эксперт по аутизму Стив Сильберман.

С начала 1940-х годов детская клиника Am Spiegelgrund в Вене использовалась для эвтаназии людей, считавшихся недостойными жизни в соответствии с программой, которая позже будет называться Aktion T4.

И хотя не все дети, отправленные в эту клинику, столкнулись с такой ужасной судьбой, сотни погибли либо от рук медицинского персонала, либо из-за равнодушия.

Между тем, исторические документы, как правило, делали Аспергера непричастным ко всему, что происходило в клинике, порой изображая его ярым противником нацистов.

«Аспергер, похоже, вёл двойную жизнь, с одной стороны изображая из себя антинациста, а с другой – подписывая смертные приговоры и отправляя детей в Am Spiegelgrund», – говорит Сильберман.

Из-за спекуляций и отсутствия прямых доказательств остаётся неясным, какой именно смысл – если он вообще был – Аспергер вкладывал в свои действия.

В рамках почти десятилетнего исследования Хервигом Чехом были найдены деловые записи, политические суждения и личные заметки, написанные Аспергером, включая более тысячи записей, созданных в ключевой период с 1938 по 1944 год.

http://mixstuff.ru/archives/140462

Всего в лагере такой процедуре было подвергнуто 12 тысяч детей, у которых было взято более 3500 литров крови. Мученической смертью погибли не менее 7 тыс. советских детей (всего до 12 тысяч), частью сожженных, а частью захороненных на старом гарнизонном кладбище у Саласпилса.

Строительство лагеря было начато в октябре 1941 года близ одноименного поселка. Немецкое название, данное лагерю — Кайзервальд, однако известен он стал, как лагерь Саласпилс.

Как сообщал командир эйнзатцгруппы «А», действовавшей на территории Латвии, Шталекер в очередном отчете: «С декабря 1941 года из рейха [...]поступают транспорты с евреями. Из них 20 000 были направлены в Ригу [...]Строительство лагеря идет при участии всех евреев и [...]весной все эвакуированные евреи, которые переживут зиму, могут быть собраны в этом лагере». В строительстве лагеря были задействованы и евреи из Рижского гетто.

Первыми узниками Саласпилса стали граждане Германии, Австрии. Чехословакии, Польши и других оккупированных стран, в основном евреи и антифашисты.

Как показал на суде Йекельн, шеф полиции и СС в Прибалтике: «В Саласпилсский концлагерь прибывало по два-три эшелона с евреями каждую (!) неделю. По мере поступления эти партии ликвидировались. Так беспрерывно продолжалось с декабря 1941 года по середину 1942 года. В каждом эшелоне насчитывалось не менее тысячи человек. Я предполагаю, что всего нами было расстреляно до 87 тысяч евреев, прибывших в Саласпилсский лагерь из других стран». Так же, Йекельн заявил, что «из общего количества арестованных мы очень многих, кого не в состоянии были привлечь работать на себя, расстреливали».Слова Йекельна позволяют утверждать, что точной документации в лагере не велось, к чему очень часто аппелируют латвийские историки. С мая 1942 года в лагерь стали доставлять заключенных из Рижской центральной тюрьмы, латышских антифашистов, советских военнопленных, а с 1943 года также и цыган.
«Фюреру и рейхсканцлеру Адольфу Гитлеру, главная ставка.

11 июля 1941 года во вновь освобожденной Латвии впер­вые собрались представители различных слоев и профес­сий, чтобы выразить признательность всего латышского народа славной немецкой армии и всем немцам, участвовавшим в освобождении Латвии, и особенно — великому, победоносному предводителю немецкого народа и всех индогерманских наро­дов Адольфу Гитлеру.

Надежды всего латышского народа участвовать в освободи­тельной борьбе Европы мы возлагаем на решение Адольфа Гитлера.

Латышский народ полон решимости участвовать в строи­тельстве новой Европы и с покорностью ждет соответствую­щего решения Адольфа Гитлера.

Альфред Валдманис, руководитель делега­ции;

На самом деле на территории Латвии установлено, как минимум, 58 мест массовых захоронений, где, только по предварительным данным судебно-медицинской экспертизы (в отличие, от абстрактных кабинетных выкладок латвийских псевдоисториков) составило свыше 300 000 человек.
http://2w.su/publication/1015

Латвийская общественная правозащитная организация «Верните наши имена» и её лидер, депутат Рижской Думы Руслан Панкратов, совместно с кинокомпанией «Rigafest» приступили к реализации проекта «Дети и война» — серии видеоинтервью с бывшими малолетними узниками концлагеря «Саласпилс» для документирования их свидетельств.

https://regnum.ru/news/polit/1974553.html

«Для нас стало неприятным сюрпризом тот факт, что латвийское постпредство при ЮНЕСКО заблокировало эту выставку, при этом, на мой взгляд, с очень странной мотивировкой.
По словам Дюкова, отмена выставки стала для ее организаторов шоком.

«Мы готовили эту выставку, начиная с прошлого года. Мы согласовали ее проведение в ЮНЕСКО. С поддержкой проведения этой выставки выступили постпредства России и Белоруссии при ЮНЕСКО и сама выставка была подготовлена в рамках международного проекта, в котором участвовали историки и из России, и из Белоруссии, и из Латвии. Проект, который называется «Повышение статуса жителей сожженных белорусских деревень», - сказал глава фонда.http://www.vsesmi.ru/news/8374116/

После этого нас погнали в баню, обработали дезраствором, подстригли наголо, дали одежду и отправили в бараки. Около месяца мы находились там вместе с родителями, а потом нас разделили. В бараке было много детей разных возрастов: мы плакали, было страшно. Меня подобрали польские девочки-подростки: они взяли меня на верхние нары, где было теплее, и подкармливали.

А потом меня забрали в другой барак. В одной его части были только еврейские дети-близнецы, а в другой - мы, дети белорусских партизан. Мы носили номера с красными треугольниками - "политические". То к еврейским детям, то к нам приходили люди в белых халатах. Нас отводили в небольшую комнату в бараке. Там стояли диван и кресла, лежали блестящие инструменты и иногда появлялся голубоватый свет. Было очень страшно. И на этот диван меня клали: то на спину, то на живот, то сажали на корточки, делали уколы, а потом сажали к стене и вставляли что-то в рот, чтобы я не могла его закрыть, и глубоко туда залезали. Для меня это была страшная процедура.

Освободили меня слабую, полуслепую и покрытую корками, как отработанный материал доктора Менгеле. После войны я очень боялась медицинских манипуляций. Я жила в деревне, и фельдшер даже не делал мне прививок от инфекционных заболеваний - до того я боялась. Он знал, что я была в лагере.

- Чем вы питались в лагере и как были одеты?

- Есть хотелось постоянно, мы голодали. Нам давали баланду, а иногда по выходным - по кусочку кровяной колбасы. Давали и целый отварной овес - нам очень хотелось есть, но мы не могли его проглотить, он был очень колючий. Мы его сосали и выплевывали. Очень редко давали по четыре маленьких картошины: их мы ели с наслаждением, чтобы продлить удовольствие.

Одеты были, на ногах были колодки. В 4 утра нас выгоняли на пересчет, это длилось часами. Было очень тяжело стоять, но все стояли, будь то дождь или снег. Рядом был еврейский барак, люди прыгали от холода: я до сих пор вижу перед глазами их стриженые головы.

- Впоследствии вы вместе с другими бывшими узниками концлагерей посещали Майданек и Освенцим. Что вы почувствовали во время своей первой поездки?

- В 1989 году нам впервые организовали поездку в Майданек. Когда мы подъезжали к лагерю, все очень волновались, переживали. Мы осмотрели бараки, сохраненный крематорий. Кому-то становилось плохо. Конечно, это всегда тяжело.

Но мы нашли в себе силы простить немецкий народ. Изначально я не могла даже слушать немецкую речь. Но прошло время, сменились поколения, и нынешнее поколение не виновато в том, что делали их деды и прадеды. И мы нашли в себе силы простить. Но забыть мы не можем.https://www.dw.com/ru/%D1%80%D0%B0%D1%8 ... a-52140092