Анна Андреевна Соколова «празднует» каждый День Победы слезами. В 16 лет она попала в партизаны, ходила в разведку. Сейчас ей 90. Из документальных свидетельств об участии в войне у нее сохранились лишь телеграмма от Министра обороны СССР на 30-летие Победы да немецкая пуля в спине… Бумаги потерялись, а без них участницу Великой Отечественной не признают ветераном официально.

16-летие Анна Шек (в замужестве Соколова) встретила в Белоруссии. Маленький городок Сенно Витебской области за один день — 6 июля 1941 года — взяли немцы и освободили советские войска. 9 июля 1941 года город оккупировала 17-я танковая дивизия вермахта.

«В июле налетели самолеты, стали бомбить. Всю молодежь отправили рыть окопы для наших солдат. От Сенно до речки Березины (около 180 км — прим VL.ru) мы копали долго, месяца два, — рассказывает Анна Соколова. — Потом нас отпустили: "Идите, мол, по домам". Я вернулась — а там уже ни дома, ничего нет — немцы снесли. Отца немцы расстреляли, ему 42 года было. А маме — 38, ее тоже убили».

Девочка осталась с шестилетним братом и девятилетней сестрой на руках. Пришли в село Козий Рог — там тоже рыли окопы. Месяца полтора работали — холодно, голодно, продуктов нет. На стройке дадут кусок хлеба — и то хорошо.

«Немцы нашу молодежь уводили в Германию. Поэтому многие, чтобы не попадать к врагу, шли в партизаны, — продолжает Анна Андреевна. — Наш учитель по геометрии (а я семиклассницей была) дал мне бумажку, чтобы я двигалась в деревню Подворец — это недалеко, километров 20. Там партизаны стояли. Мы с братом и сестрой туда и пришли. Без оружия, без ничего. Командир Леонов сразу нас взял под защиту: "Если хоть кто слово плохое об этих детях скажет, вся деревня будет сожжена!" Я была боевая, сразу в отряд попала, так и начала воевать».

Дали девчонке в руки ППШ, показали, как с ним обращаться. Во время одной из вылазок необходимо было убить постового. Аня выстрелила — мимо. Немец винтовку повесил и смотрит на нее ошалелыми глазами. А она — на немца. «Стреляй! Стреляй!» — кричит командир. А у девочки руки задрожали, на курок нажать не может. Фрица командир добил — повезло, что тот никак своих не предупредил о партизанах. А боец Шек «легко отделалась»: получила трое суток гауптвахты.

«Когда я вышла, командир Алексеев посадил меня на лошадь — первый раз в жизни. Так я всю войну и ездила верхом, разведчиком стала. Ни от одного задания не отказывалась, — вспоминает участница партизанского движения. — Одну деревню охраняли немцы. Я решила: с одной стороны подъеду — постреляю, объеду — тоже постреляю. И вот когда с другой стороны обошла, по мне открыли огонь. Лошадь убили, а меня ранили. Было это в 1942 году. До сих пор без слез не могу слушать песню — вот эту, где поется: "А первая пуля… ранила коня…" Это же обо мне песня: сначала в коня попали, а потом в меня… Лечила меня жена Леонова — она была медсестрой. Потом деревню обстреляли, ей отбило руки и ноги. Командир просил: "Не могу я смотреть, как она мучится, убейте ее…" Потом сам застрелил».

Дошли до реки Березина, в деревню около города Орша. Там стоял отряд командира Фёдорова, у него было много молодежи. Потом Анна Шек к командиру Заслонову попала. Его убило в 43-м — памятник партизану стоит на вокзале в Орше. Немцы до последнего не оставляли надежду прорваться в Москву. Даже зимой 1944 стремились перейти Западную Двину и двигаться к столице.

«По Западной Двине можно было зимой перейти как по суше. А там — и до Москвы уже рукой подать. Мы подождали, пока наши пройдут, а потом взорвали лед. Они собак отпустили, давай убегать, — рассказывает ветеран. — Нас больше боялись, чем обычные войска. Нас ведь не видно. Выстрелишь из-за куста — и был таков. Мы придумали, как сделать, чтобы на минах подрывались только враги: зацепим фугас на катушке. Смотрим — наши идут, приспустили нитку. Немец шагает — натянули. Помню, как в 1945 году немцы бежали. Смотрим однажды — идут по дороге бойцы. А у них погоны. Мы же привыкли, что у наших "кубики", а не погоны. Мы сразу назад, подкрепление звать. А нам кричат: "Мы свои, свои!"»

Когда враги отступали, лютовали особенно: все жгли, никого не щадили. Могли облить бензином ребенка и поджечь. Все горело: леса, животные, дома. Фашистские самолеты летали так низко, вспоминает наша собеседница, что, казалось, летчика можно было по голове погладить. Однажды Анну Соколову спросили, что самое страшное на войне. «Я ответила, — вспоминает она, — что за свою жизнь мне страшно не было. Отца убили, маму — мне все равно было. Но однажды мы прибыли в одно село, из которого немцы ушли. Домов нет, одни ямы, все разбомблено. Я упала, когда увидела — 27 повешенных, 12 детей, пригвожденных штыками к земле. Вот это было страшно».

Война закончилась, есть стало нечего. Дети и взрослые выкапывали из земли сгнившую картошку, чтобы хоть как-то прокормиться. Направили Анну Соколову в село Капланы, председателем колхоза. Люди 20-летней девчонке помогали, как могли. А потом и Сенненский льнозавод отстроили, пошла туда работать. Брата с сестрой сама поднимала.

«Была у меня бумага от командира Алексеева, что я в отряде служила. Пропала. Почти все документы я потеряла. Часть — при переездах, а часть просто сама порвала и выбросила — раньше мы не придавали бумажкам такого большого значения, — разводит руками наша героиня. — Сыну медали дала поиграться — он маленький был, потерял где-то. Самая ценная была — "За отвагу". Только пуля во мне так и осталась. Делали операции — в Москве, Витебске, Омске, Владивостоке, Уссурийске. Хирурги так и не смогли ее достать. Только недавно врач рану почистил так, что она затянулась — до этого много лет делала перевязки каждый день».

Раньше приглашали Анну Соколову в школы, в клуб — в Кролевцах, Суражевке. В Уссурийске, где она долгое время жила, о ней забыли. Сейчас она у дочки в Артеме. Вот уже много лет с Днем Победы ее поздравляют только родственники. Они посылали запросы в военкоматы. В Уссурийске ничего ответить не смогли. В Артеме сказали: «Ооо, у нас с партизанами вообще проблемы». Из Минска отклика не было, из Москвы пришел ответ, что архив с данными, возможно, сгорел. Посоветовали обращаться в Витебск — но туда ветеран писать уже не стала.

«Никогда я ничего у государства не просила, никаких выплат не получала. Муж тоже воевал, в плену был — его в Советское время едва ли не фашистом за это считали. Да и не надо мне денег. Таких, как я — забытых ветеранов — много», — плачет Анна Андреевна.

Остались у нее только две телеграммы. Первая — от министра обороны СССР Андрея Гречко. Ее сержант в отставке Соколова получила на 30-ю годовщину Победы над гитлеровской Германией вместе с юбилейной медалью. Вторая, тоже 1975 года, — от артемовского горисполкома и горкома КПСС. Две пожелтевшие бумажки — единственное документальное подтверждение вклада Анны Андреевны в Победу. И немецкая пуля в спине, с которой ветеран живет больше 70 лет…

Источник — VL.ru



Читать далее: http://www.newsvl.ru/pobeda/2015/04/15/133946/#comments#ixzz3XQjCySaL
Новости Владивостока на VL.ru